Оля снова улыбнулась, будучи очень довольной, а потом сказала.

   - Взрослые всегда убеждают нас в том, что говорить неправду или обманывать, в общем-то, не хорошо, и это понятно. Но на деле взрослые сами почти на каждом шагу применяют обман и говорят не всегда правду.

   - Ах, Оленька! Да что такое наша неправда в сравнении с твоей жизнью, которую могут загубить твои опекуны и даже не извиниться за это. Они испортят тебе жизнь, и ты уже ничего не сможешь поправить. Вот и посуди сама, что дороже: наша ложь или твоё будущее?

   Оля согласно кивнула головой и сказала.

   - Простите меня - я просто не удержалась от глупого вопроса. Так, мелькнула мысль - я и выпалила, не подумав.

   Ничего. Ты только начинаешь жить и таких вопросов у тебя будет ещё очень много мелькать. И какими бы глупыми они не казались, лучше всё-таки на них получать ответ, чем оставить без оного, уверяю тебя. Так что, мы с Анной Сергеевной всегда готовы тебе помочь в чём-то разобраться. Не стесняйся и спрашивай. А что касается нашего обмана, то нужно постараться, чтобы он не повторялся. Обманывать действительно плохо, и, прежде всего, для тебя самой, как и для меня тоже. Но что делать? Иногда бывают такие ситуации, что другого выхода просто нет. Нашим разведчикам тоже всё время приходилось обманывать, и не просто обманывать, а вести двойную жизнь - это ещё труднее, поверь мне. Я сейчас говорю, как учёный, который точно знает, как наказывает обман человека, и то, что это наказание неизбежно, однако я иду на это, чтобы помочь тебе. Надеюсь, что наше добро, которое мы собираемся проявить, как-то уравновесит отрицательный потенциал обмана. Но это только надежда - не более того. Точных данных на этот счёт у меня пока нет.

   - Так всё в жизни сложно?

   - Сложно, Оленька. Я, как мне кажется, не в первый раз это тебе говорю, но от этого суть дела не меняется. Нам с Анной Сергеевной и хочется передать тебе все знания и весь опыт в этой области человековедения. Это, в свою очередь, подготовит тебя к жизни более основательно. И мы очень надеемся, что ты ещё будешь счастливой, что у тебя будет своя нормальная семья. Этому тоже нужно учиться. Обычно такую школу проходят люди в своей семье, но, если, конечно, семья нормальная и у неё есть чему поучиться. Тогда человек использует опыт, приобретённый в своей родительской семье и, отталкиваясь от него, строит семью свою. Как понимаешь, тебе пока негде было такой положительный опыт приобретать. Вот мы и надеемся с Анной Сергеевной передать тебе свой опыт - он не такой уж плохой.

   - Да что вы такое говорите, Николай Васильевич?! Мне кажется, что у вас семья просто идеальная. Да я в этом даже уверена. У вас всё так здорово и просто, что я, когда говорю об этом, то мне просто хочется плакать от восхищения, от счастья, что мне повезло вас встретить в жизни, что вы обратили на меня своё внимание..., да что тут говорить?..

   Оля отвернулась, скрывая свои слёзы. Николай Васильевич обнял её за плечи и прижал к себе. Так они и стояли, пока Оля немного успокоилась, и пошли дальше.

   В жизнь Оли стали приходить новые ощущения, новые мысли. Она совсем по-другому стала воспринимать окружающий мир, который теперь не казался таким жестоким и унылым, как раньше. Хотя, конечно, приближаясь к дому своих опекунов, она невольно замедляла свои шаги - так не хотелось ей туда идти. И снова она вспоминала, те дни, когда мачеха находилась в больнице с аппендицитом. Как всё тогда было хорошо. Нет, на плечи Оли тогда легла вся готовка, все женские дела по дому, но она легко со всем этим справлялась. А готовка получалась даже вкуснее, так как она готовила спокойна и будучи в хорошем настроении, не ожидая окриков и тычков в спину. А о том, что готовка получалась вкуснее, свидетельствовали отзывы братьев и даже отчима, что всё вкусно и замечательно.

   Кроме этого, она успевала и уроки сделать в хорошем настроении, что тут же отразилось на отметках. Снова стали царствовать пятёрки в её дневнике, что она невольно любила, чувствуя себя полноценной, нормальной ученицей.

   А ещё, был однажды случай, когда один из братьев заболел и отчиму нужен был второй помощник, когда он крыл крышу бани. Тогда-то он и взял Ольгу к себе в помощники. До чего же хорошо было Оле работать с ними, с отчимом и старшим братом. Она так быстро схватывала, что от неё требовалось и выполняла всё в точности. Даже отчим тогда сказал, что она лучше помогает, чем Стасик - второй старший брат. Тот бестолковый и запомнить ничего не может с первого раза. А Оле очень нравилось мужское дело и она работала бы с ними с преогромным удовольствием, если бы не сварливая мачеха, которая всё время кричала, что ей одной на такую ораву готовить тяжело. На деле же она просто всё на Олю сваливала, да ещё и следила за каждым её движением, постоянно покрикивая и понукая её.

   У Оли от этого начинали дрожать руки и вся она покрывалась липким потом. Становилось совсем дискомфортно, да ещё настолько, что она обязательно что-нибудь разбивала или опрокидывала.

   Как-то Оля хотела поговорить с отчимом об этом, но тот, немного послушав её, сказал: " На мать жаловаться негоже...". На этом всё и закончилось. Если до этого она ещё надеялась, что за неё, в случае чего, заступится отчим, то теперь, как она поняла, ей и пожаловаться было некому.

   И только появление в её жизни Николая Васильевича, а с ним и Анны Сергеевны, образовался просвет, который теперь манил к себе всё сильнее и сильней. Вспоминая о них, она обязательно начинала напевать про себя какую-нибудь, услышанную у них песню. В этот раз, вдруг вспомнилась: "Ты ждёшь, Лизавета, от друга привета. Ты не спишь до рассвета - всё грустишь обо мне. Одержим победу, к тебе я приеду на горячем боевом коне". Каждое слово в этой песне дышало нашей русской историей. И Оленька уже знала, пока люди будут помнить эти песни, будет жить в их сердцах надежда на что-то лучшее и светлое.

   Через три дня Оля получила паспорт и принесла его домой. Мачеха тут же выхватила его у неё из рук и унесла в свою комнату, чтобы спрятать, как она спрятала паспорта её старших братьев. Оля просто остолбенела и не знала, что ей делать. В одночасье рухнули все её мечты.

   На следующий день, после уроков, она сама примчалась к Николаю Васильевичу и Анне Сергеевне. Когда она, захлёбываясь от возмущения, выложила всё, Анна Сергеевна подошла к ней, обняла и прижала к себе, как родную дочь. И вот тут Олю, словно прорвало - она рыдала, как обиженный маленький ребёнок.