Дядя Саша с малых лет приучился к тяжёлому физическому труду. Никаким не гнушался. Наоборот, даже находил нечто приятное в том, что может работать там, где другие отказываются. Всё самое грязное и неблагодарное - это его, дяди Сашино, дело. На подобных безответных мужиках держится земля, и вращается без скрипа вокруг своей оси, и никто не понимает, отчего так происходит. Будто само собой.
Со времён ссылочных минуло много времени, но к дяде Саше клеймо бывшего заключённого прицепилось и никак отпускать не хотело. Учиться ему не приходило в голову, поскольку, сами посудите, парню уже под двадцать, а он читает практически по складам. Стыдно в вечернюю школу с таким-то багажом и ярлыком "сын врагов народа". Получить профессию в результате этого дяде Саше не давали, кивая на низкий образовательный уровень и тёмное прошлое. О каком ПТУ речь, если парень подписываться с трудом научился. А что руки у него золотые, так ведь не бриллиантовые!
Вот и сделался Александр Ефимович вечным слесарем-сантехником на подхвате, для выполнения, так сказать, экстренных (и самых грязных) работ с вечным третьим разрядом, размазанным по безразмерному стажу, который, впрочем, документально подтверждён был на весьма незначительную свою часть.
Семьи у дяди Саши не имелось, не удалось завести. Я даже подозреваю, что за всю свою жизнь Ефимыч, как называли его некоторые комбинатовские, так и не познал любви женщины.
На ДСК дядя Саша работал уже лет с десяток до моего туда прихода. За это время он сделался неотъемлемой частью комбината, его визитной карточкой. Начнём с того, что сначала Александра Ефимовича поселили в общежитии. Но он оттуда сбежал, не прожив там и месяца. Чувствуя беззащитность этого большого, наивного, как ребёнок, своего рода романтика, его принялись третировать местные "чуваки по понятиям". Дядя Саша в одночасье лишился своей первой заработной платы, обзавёлся огромным фингалом под левым глазом и сделал выводы. Сделал и приступил к строительству собственного жилья.
Он выкопал землянку, примерно такую же, в которой жил на поселении с родителями. Производил свои работы Ефимыч очень долгими летними ночами, которые "люди с материка" привыкли называть полярными, в отличие от "белых" с грязно-серым отливом ночей Питерских. А трудился дядя Саша ночью, чтобы никому из начальства на глаза не попадаться. Спал же он до завершения строительства в кандейке, где уборщицы хранили свои вёдра и тряпки, примостившись на деревянной лавочке, со старыми ватными штанами под головой. Работяги, несомненно, знали о проводящихся на комбинате несанкционированных работах, но директору никто из них доложить не решился. Жалели Ефимыча.
Место для землянки дядя Саша выбрал замечательное, рядом с теплотрассой. Если зима не очень суровая, то вполне можно было обойтись без дополнительного печного отопления. К строительству землянки дядя Саша относился со всей серьёзностью, с каковой и полагается возводить фортификационные сооружения. Не зря же говорят в британской глубинке: "Мой дом - моя крепость!"
И вот, когда уже новоселье стало невероятно близким, директор обнаружил непорядок на вверенной ему, практически ещё не акционированной территории. Проект дяди Саши оказался под угрозой. Великая сила в лице ретивой административной тройки нависла над согбенной спиной Александра Ефимовича, не успевшего замаскировать одну из стен землянки аккуратно нарубленным дёрном из окрестностей комбината. Директор сощурил коварный глаз опытного аппаратного игрока и осведомился, чего, дескать, слесарь дядя Саша тут развёл земляные работы, вроде крота, если у него на руках ордер на право жительства в трёхместной комнате общежития.
Ефимович выдохнул обеднённый кислородом северный воздух, словно собирался выпить что-то очень крепкое и противное, и начал:
- Так ведь, Митрич... Мы это, не в курсе дела... В общежитии совсем немочно жить... Грабят старика... А тут... Такая штука, оно полезно... Опять же, ежели авария, какая случится... Я рядом окажусь. Мы же не в курсе дела...
Вся административная решимость управленцев осыпалась, натолкнувшись на нехитрое и, в общем-то, далеко не красноречивое объяснение. Так дядя Саша стал землянковладельцем, незаконно арендуя у государства с десяток квадратных метров суглинистой почвы методом самозахвата.
Директор закрывал на это вопиющее безобразие глаза, а совет акционеров, который появился несколько позже, шёл у него на поводу. Хотя, как мне кажется, порядок следования на поводу разумнее было бы сменить, ведь всегда же легче вести за собой одного человека, чем целый совет. Мне, конечно, могут возразить, что, мол, смотря - какой совет, смотря - какой директор... Однако же, этак мы сейчас углубимся в дебри софизмов, так и не дослушав историю дяди Саши. Не хочу уходить от основной темы.
Короче говоря, Александр Ефимович зажил почти настоящей человеческой жизнью. У него появилось собственное жильё, о котором ему грезилось более полувека. И даже то обстоятельство, что общежитие комбината было передано на баланс коммунальных служб города, и дядю Сашу оттуда выписали, как "фактически не проживающего", не могло огорчить свеженького нувориша по части недвижимости. И действительно, попробуй эту землянку сдвинуть без помощи специальной техники. Запакаешься! Дядя Саша строил на века, фундаментально возводил, не так, как гастарбайтеры, согнанные для сооружения Вавилонской башни.
Я бывал в землянке у Ефимыча не раз. Удостоился. Не всякого дядя Саша допускал в святая святых. А мне вот открыл тайну "пещеры Али-Бабы". Не знаю, что тому послужило причиной. Не знаю. Но хотелось бы верить, что он не ошибся в выборе человека, с которым можно разделить радость счастливого владельца недвижимости. Почему назвал я скромное жилище слесаря-сантехника на самых грязных работах пещерой Али-Бабы? Да, оттого, наверное, что там были такие сокровища, которых нельзя обнаружить больше нигде в наше время. Посудой дяде Саше служил старый армейский котелок со следом от пули и металлической клёпаной латкой на этом месте, две тарелки, изготовленные из банки, в которой некогда квартировала прессованная китайская свинина "Великая стена", оловянная ложка времён царя Гороха, самодельный нож с зековской наборной ручкой и маленькое ситечко для заварки чая с присадками благородства на потемневших от времени аргентумных боках.
