– Нельзя! – опомнившись, закричал профессор.

– Да иди ты! – отмахнулся зэк.

– Товарищ солдат, не разрешайте входить внутрь, – закричал Павел Николаевич, забыв от волнения о том, что он, как враг народа, не имеет права говорить слово «товарищ» обращаясь к представителю этого народа.

– Назад! – передёрнув затвор карабина, прохрипел охранник и сделал несколько шагов вперед.

– Хр-рясь! – раздался неприятный звук проламываемого черепа.

Это Хряк, оказавшись за спиной неосторожного конвоира, опустил своё кайло ему на затылок. Затем, отбросив в сторону орудие убийства, подхватил упавший на землю карабин. Я инстинктивно шагнул к Павлу Николаевичу и оттеснил его за большой камень.

– Ты что сдурел? – попытался я образумить Хряка, как только профессор оказался в зоне относительной безопасности.

– А что делать с этим перекрасившимся? – Хряк повел ствол карабина в мою сторону.

– Сам знаешь, что братва решила. Замочи, – даже не поглядев в мою сторону, ответил Рваный.

«Вот сволочь!» – успел подумать я в прыжке за тот- же камень, где укрывался профессор.

Раздался запоздалый выстрел и пуля, отбив кусок камня и слегка ободрав мой бок, рикошетом просвистела в «молоко». Вот и наступил час «икс».

– Шустрый малый, – гоготнул Хряк и, как палку забросив карабин на плечо, вальяжно направился в нашу сторону.

– Смотри там поосторожнее, – раздалось запоздалое предостережение Рваного.

Так поступать Хряку было очень неосмотрительно. Даром такие вещи не проходят. Самонадеянность очень нехорошая черта, но я не стал объяснять это вооружённому бандиту. Вынул из-за подкладки телогрейки ту самую заточку, которая могла продлить мой сон навеки. На мгновение выглянул из-за камня и, укрывшись вновь от грохнувшего вслед за этим выстрела, метнул в противника смертоносное жало. Дождавшись характерного хруста разрываемой плоти и и глухого звука падения мёртвого тела, я выскочил из укрытия.

Рваный уже мчался к вновь оставшемуся без хозяина карабину. Но мне было до него гораздо ближе. Уголовник, видя, что катастрофически не успевает, взвыл от досады и метнул в меня самодельный стилет. Я уже был с карабином и, перевернув его прикладом вверх, успел сделать преграду на пути летящей смерти. Рукоятка вонзившегося лезвия нервно задрожала в прикладе. Не целясь, с бедра, я выстрелил в сторону Рваного.

– Ах ты, падла! – взвыл, прикатившийся почти к моим ногам раненый бандюган.

– Попрошу не выражаться, – произнёс я, передёргивая затвор. – У меня очень расшатана нервная система. Вдруг с психу нажму на курок… И в воспитательных целях, якобы нечаянно, потянул за спусковой крючок. Карабин оглушительно рявкнул, и пуля, высекая искры в полусантиметре от виска испуганно сжавшегося зэка, осыпала его каменным крошевом.

– Ой! – я изобразил испуганное удивление. – И вправду! Нервишки-то мои стали ни к чёрту!

– Ну, чё тебе от меня надо? – отталкиваясь одной ногой и локтями, Рваный отодвигался от меня. Я видел в его глазах испуг.

Вынимая стилет из приклада, я на глаз постарался оценить серьёзность ранения Рваного и сделал для себя заключение: «Рана серьёзная, но если будет вести себя хорошо, жить будет».

– Да всего-то ничего… С чего это вы, братки, вдруг осмелели? Конвоира убили, а это верный вышак.

Рваный затравлено посмотрел мне в глаза и, баюкая простреленную ногу, прошипел:

– Не зря братва говорила, что ты волчара конченый…

– Андрюша, что происходит? – раздался за моей спиной голос профессора Боженко.

Я посмотрел на укрытие. Профессор выглядывал из-за камня, и, по-видимому не собирался покидать этой таёжной «кафедры».

– Идите к нам, Павел Николаевич. Мы тут как раз по этому вопросу с корешом базар ведём. – Я вновь посмотрел на Рванного, – Рожай, смельчак, я жду…

Рваный сглотнул вставший поперёк горла комок и произнёс:

– Бацилла слышал, как этот, – зэк кивнул головой в сторону профессора, – и сука ментовская Щусь шептались о кладе. Мы, как говорится, хрен к пальцу поднесли и скумекали, что вся канитель с экспедицией – полное фуфло. Решили: как только до золота дойдём, мочим охрану и с прикупом за кордон.

– Значит, собрались за кордон, а меня-то зачем было убивать? – я посмотрел ему в глаза.

Рваный взгляда не отвёл. Секунду помолчал, затем сплюнул в сторону:

– Не наш ты поцик, чужой и непонятный, а это всегда опасно.

– Дурак ты, Рваный, опасно кол в берлогу к медведю толкать, а вы, ущербные, только что это сделали, – я плотоядно ощерился. – Так говоришь, сейчас твои дружки должны подтянуться?

– Кончают они сейчас охрану, – взгляд Рваного вильнул в сторону. – Уходить тебе надо, минут через двадцать они подтянутся и вам каюк.

Словно подтверждая его слова, со стороны южного склона послышалось несколько гулких выстрелов. Эхо разнесло их отголоски по всей тайге.

–

Это навряд ли. Потрудиться им придётся, а вы ведь этого не любите. За падлу вам это, поэтому знай – не помогут тебе твои ляхи.

–

А Фёдьке что делать, командира? – раздалось у меня за спиной.

От неожиданности я вздрогнул и повернул голову. Там стоял, переминаясь с ноги на ногу, нанайский следопыт Федя.

–

А ты откуда взялся, ..ский следопыт? – выматерился я.

–

Стреляли, – совершенно по-саидовски произнёс юный друг природы.

–

Воевать будем, друг мой Федя, – обрадовался я неожиданной помощи.

–

Моя воевать не моги, – неожиданно заартачился нанаец. – Нельзя человеку у человека жизнь отнимать, духи не простят.

–

А вот они, – зло сплюнул я в сторону Рваного, – твою жизнь заберут, даже не поморщатся.

– Всё равно – нельзя, грех, – стоял на своём Фёдор.

–

Ну и чёрт с тобой! – не стал я терять зря времени. – Павел Николаевич, ради Бога, заберите это дитя природы с глаз моих и укройтесь с ним в пещере, а я немного повоюю. – Да, прихватите с собой раненного, перевяжите. Хоть кровь остановите…

Пока они укрывались в пещере, я вынул у убитого охранника из карманов запасные обоймы к карабину и принялся выбирать себе позицию. Больше всего подходило вывернутое ураганом дерево. Точнее, воронка рядом с его корнем. Вполне сносный окоп, а нависающие корни заменяют блиндаж. Я расположился на дне воронки и стал ждать.

Минут через пятнадцать откуда-то сверху послышались возбуждённые голоса, а шум осыпающихся камней сообщил откуда ждать появление неприятеля. Вскоре на опушку леса беззаботно высыпало четверо уголовников. Они весело переговаривались, конечно если отборный мат можно назвать речью.

«Опять самонадеянность, – констатировал я очевидный факт. – Как же вы мне все надоели, авторитеты хреновы!»

Бацилла на ходу воинственно размахивал карабином, а в правой руке Убогого покачивался револьвер, наверное, уже покойного лейтенанта.

–

Хряк, Рваный! – весёлый окликом позвал братков Бацилла.

–

Наверное, уже золотишко делят, – гундосо пошутил Ноздря.

–

Не бзди, нас не обделят, – как всегда, безо всякой эмоции в голосе проговорил Убогий.

Я же приладил приклад карабина к плечу и, исходя из принципа предотвращения наибольшей опасности, подсадил на мушку Бациллу. «Зря ты, парень, позарился на карабин», – подумал я с укоризной, прежде чем спустить курок.

Попавшая в цель пуля толкнула Бациллу на Ноздрю, а остальные бросились на землю. Началась позиционная война. Ноздря завладел карабином Бациллы, и на пару с Убогим предприняли попытку обойти меня с флангов. Еще один зэк из четверки остался лежать рядом с Бациллой.

Изредка постреливая друг по другу. Лезть под пули ни кому не хотелось.

Неожиданно со стороны пещеры раздался голос: – Зачем стрелять, зачем духов тревожишь? Людей стрелять, совсем плохо будет.

–

Тьфу ты, чёрт нерусский! – выругался я от неожиданности.

За моей спиной, на краю воронки во весь рост стоял нанайский миротворец Федя. Он размахивал поднятыми вверх кулаками, пытаясь наставить на путь истинный неразумных бандитов.