– Дык, ить, ты девочка, до госпожи еще экстерьером не вышла.

Эва гневно фыркнула.

– Ну, это уже простите! Фамильярности!

Эва тряхнула светлым подолом платья, стремительно взбежала по широкой парадной лестнице и скрылась в усадьбе. Копылов беззлобно рассмеялся.

– Вот, ить бабы – сатанинское племя, – сказал он. – Извелся я с ними. Хорошо, хоть, Серег, тебя прислали, все ж таки – на одного мужика больше будет. У нас ведь в коллективе одни бабы: польки, чешки, немки… Чертежницы, секретарши, машинистки. Вот сейчас вроде обещали русских прислать. Ох, истосковался я по своим-то, Серега.

– Говорят, немцев с этих земель будут выселять, и заново наполнять территорию Калининградской области советскими гражданами.

– Ну и правильно. Не, ну тех, кто с Гитлером не был связан, я думаю, оставят, а остальных – гнать отсюда в шею!!!

Михаил Копылов достал из внутреннего кармана пиджака дорогой, серебряный портсигар.

– Во вишь разжился трофеем, штаны в заплатах, зато портсигар фасонный. Куришь?

– Дымлю.

– Угощайся.

Сергей фыркнул спичкой. Мужики закурили.

– Не, вообще у нас тут народ проверенный, перепроверенный, – Копылов выпустил волнистое облако ароматного дыма. – Все-таки дело серьезное. У нас тут и чертежи стратегических, оборонных объектов хранятся. СМЕРШ налетает чуть ли не каждую неделю.

– Они ж сейчас по-другому называются?

– Да, один черт. Особист, он и есть особист. Семь потов сойдет пока отбрешисся. Каждого человека, как через ситечко пропускали. Ты вот будешь с Базелем работать, он главный по твоей епархии. Мужик грамотный, в концлагере сидел. Полька эта, щикочиха Эвка тоже там чертежницей.

– Работу-то хоть знает? – Жилин убирал с губ табачные крошки.

– Да не, девка хорошая, эт я так смеюсь с нее. Ей еще в куклы играть, а она впахивает по 12 часов не хуже любого мужика. Девка – молодец, связной была у польских подпольщиков.

– А госпожа Вебер? – спросил Сергей.

– Ух, царь-баба, – в очередной раз восхитился Копылов. – Тоже из антифашистского комитета. С Базелем живет. Кстати, а вот и он.

Из-за угла усадьбы медленно шел толстяк Базель. Он спустился во двор по узкой, серой, обшарпанной, каменной лестнице.

– Ну, вот значит, вы тут пока знакомьтесь, а я побежал чертежниц проведаю, а то им только дай волю, начнут чулками хвастаться, да новые лифчики примерять. Одно слово, бабьё!

– Как же я с ним говорить буду? – удивился Жилин. – Я по-немецки только: хэнде хох да Гитлер капут!

– Да ты что?! – усмехнулся Копылов. – Базель, он по-русски лучше тебя чешет.

Копылов махнул Базелю и быстро, перепрыгивая через ступеньки, помчался по своим делам. Вскоре его шаги затихли под каменными сводами усадьбы.

– Добрый день, молодой человек, – сказал подходя Базель.– Жилин, если не ошибаюсь?

Он сощурил маленькие глазки и растянул рот в улыбке.

Бункер в лесу

Солнце скакало между оранжевых сосновых вершин. Золотые лучи тонкими нитями сеялись сквозь листву, и на душе от этого было спокойно и даже весело. По лесной дороге мчался «Вилис». Водитель лихо крутил баранку. Лейтенант, который вез фельдъегерскую почту, радостно озирался по сторонам. Скоро его должны были демобилизовать. В далёкой Елабуге его ждала очаровательная девушка-невеста. Единственное, что могло смутить лейтенанта это предстоящее прощание с немкой, с которой он сошелся здесь в Кенигсберге год назад, но даже это обстоятельство фельдъегеря не смущало. Он напевал легкомысленный мотивчик и жевал травинку. Последнее, что успел увидеть лейтенант в свете золотого полдня, была маленькая птичка, которая чистила крыло, сидя на ветке. Пуля из штурмовой немецкой винтовки ударила лейтенанта прямо в висок.

Машина съехала в кювет. Зашипели пробитые шины. Сержант водитель одним прыжком укрылся за поваленным деревом и дал из ППШ очередь по кустам. Война отработала рефлексы. Сержант дал еще очередь в ту сторону, откуда примерно прогремели выстрелы, а потом полез в карман за лимонкой. Небритый фашист из банды недобитков «Вервольф» застрелил шофера в спину. Немец закинул на плечо карабин, вышел на обочину и помахал засевшим в засаде по другую сторону дороги. Первым из кустов поднялся Ганс Ригель. Он был в маскировочном плаще и военном кепи. В руках сжимал штурмовую винтовку. Следом из зарослей потянулись остальные бандиты. Они были одеты кто, во что: остатки военной формы соседствовали с вполне гражданской одеждой.

Небритый уже рылся в машине. Он развязал вещмешок погибшего водителя, достал хлеб и начал жадно глотать куски. Ригель презрительно посмотрел на бандита, взял портфель фельдъегеря и передал белобрысому парнишке в тёмно-синей форме бойца Гитлерюгенда.

– Уходим быстро. Фридрих! – рявкнул Ригель. – Успеешь еще набить требуху.

Небритый Фридрих кивнул и, пробубнив что-то с набитым ртом, побрел в заросли, закинув за плечи вещмешок.

Бандиты исчезли в лесу, словно их и не было. На обочине дымился «Вилис». Остались лежать распростертые тела убитых. Пчела присела на побледневшее до синевы лицо лейтенанта и коснулась ручейка крови, сок жизни, в котором уже царствовал вкус смерти, ей совсем не пришелся по вкусу, и она растворилась в вышине.

Бандиты долго шли по чаще, укрытые лесной тенью. В одном месте они остановились среди зарослей папоротника. Один из фашистов поднял кусок маскировочной ткани, переплетенный с листьями и травой. Открыл металлический люк, скрытый в кустах. Немцы по одному стали спускаться в бункер. Последним шел Ригель. Напоследок он долго озирался и прислушивался к звукам леса. Не услышав ничего подозрительного, он исчез в темном чреве убежища.

Бандиты расселись по своим привычным местам. У кого-то были походные койки, остальные ютились на снарядных ящиках. Ригель забрал у белобрысого паренька портфель советского фельдъегеря, сел на ящик из-под гранат, другой ящик – побольше, служил ему столом. Гауптштурмфюрер начал внимательно изучать похищенные документы. Среди прочего он обнаружил несколько пачек в банковской упаковке.

– Вот и наличные, – осклабился Ригель.

Он встряхнул пачкой советских денег.

– Теперь заживем, злодеи. И Фридрих сможет наконец-то набить свое ненасытное волчье брюхо.

Небритый Фридрих уже нарезал тонкими ломтиками трофейное сало.

– Ну, что сказать, кажется, на этот раз нам повезло, – согласился он. – Хотя клянусь прахом фюрера, я бы предпочел ящик французского коньяка. Как полагаете, господин гауптштурмфюрер?

– Хватит с тебя и местной водки, – отрубил Ригель. – Маркус!

Правая рука Ригеля – Маркус, молодой парень одетый в штатское, кинул Фридриху фляжку с «Беренфангом». Традиционная восточнопрусская водка – смесь спирта, меда и хвои, обжигает внутренности почище раскаленной лавы. Фридрих жадно глотнул и передал фляжку по кругу. Вдруг один из бандитов жалобно застонал. Только тогда Ригель заметил, что того зацепило очередью, когда советский сержант начал отстреливаться.

– Вот дерьмо! – ныл раненый.

Он бинтовал руку серой, разлохмаченной тряпкой и жалобно скулил.

– Заткнись! – прикрикнул на него гауптштурмфюрер. – Что ты разнылся, как баба!

– Мне нужно к врачу, – застонал раненый.

– Зачем? Это всего лишь царапина.

– А если я получу заражение крови?

– Хватит прикидываться. Ты настоящий лесной оборотень и заживать на тебе должно все, как на собаке.

Ригель хрипло рассмеялся.

– Слышишь? Оборотень! И значит, убить тебя может только серебряная пуля. Но, не переживай, большевики – атеисты и не верят в мистику, а значит им не убить тебя и ты будешь жить вечно.

– Заткнись! – внезапно взорвался раненый. – Оставь меня в покое! Рано или поздно нас всех переловят. Войне конец! Германии – конец!!! Скоро русские возьмут нас за шкирку и начнут вести допросы, а допрашивать они умеют. Посмотрим, как ты тогда запоешь!

Теперь злорадно рассмеялся раненый.