– А про скатерть-то? – напомнил Царевич-Иван замолчавшей спутнице.
– Так к тому и веду. Царь, значит, батюшка положил глаз на дочку пивовара. И тут скандал. Не только дедуля-правитель возражал, но и дед-пивовар был против царственного жениха. А все потому, что матушка моя была дочкой бабы Яги.
– Что из избушки на курьих ножках? – смекнул Царевич-Иван.
– Ее, – кивнула Лягушка. – Красавица бабуля моя была невероятная, потому пивовар ее в жены и взял, не поглядел на происхождение. И кстати, теща из бабы Яги отменная получилась, что бы там царевичи всякие не злословили.
– Мы как-то с другой стороны знакомство сводим с Ягой Матвеевной, – заметил представитель из рода царевичей. – В основном, со стороны печи да лопаты, – добавил он вполголоса.
Лягушка смерила его взглядом.
– Ну так вот. Сильно против этого брака пивоварный мой дед выступал. Это уж жена его, Яга Матвевна, то есть, уговорила. Да и детишки в ноги родителям кидались с завидным упорством. В горячке даже пообещали внука-богатыря. Это и подкупило царя-отца. Согласие свое он дал на этот мезальянс, сумев правильно оценить перспективы невесты с точки зрения матери будущего наследника. Сам-то он женился на королевне заморской, чье хрупкое здоровье не выдержало возложенных на него обязанностей деторождения. Бабушка моя по отцовской линии скончалась в первых же родах. А батюшка мой здоровьем в родительницу пошел. Так что дальновидно поступил дедушка мой, позволив сыночку хилому взять в жены настоящую русскую женщину. И кстати, спустя положенные законом и традициями девять месяцев после свадьбы у пары родился сынок, чьей крепости и силе позавидовали все государственные богатыри. Царь-дед порадовался и с успокоенной за будущее своего трона душой удалился от дел в мир иной. Я-то уж после появилась, не успела дедулю разочаровать…
Лягушка помолчала, давая собеседнику прочувствовать весь драматизм ситуации.
– И вот, возвращаясь к отправной точке моего рассказа, – вспомнила Царевна стартовую точку повествования. – Приданого-то пивовар много не мог дать. Денежного. Зато от предков по женской линии у матушки моей много чего интересного было. И скатерть – одна из этих интересностей, – закончила повествование Царевна.
– Стало быть, ты родственница не только Царю-батюшке, но и Яге Матвеевне, – задумчиво оглядел названную супругу Царевич-Иван. – А вот интересно, почему эта часть твоего родового дерева в энциклопедиях не указана? – спросил он.
На этот вопрос откликнулось Зеркальце из-за пазухи:
– Указана. Только доступ к этим томам не для всякого открыт. Нужно специальное разрешение для входа в особо секретную секцию.
– Вон оно что, – протянул молодой человек.
– Негоже всем подряд знать о родстве Царицы с родом Ягиным, – добавила Царевна-Лягушка. – На уровне слухов – пожалуйста. А официально – ни-ни! Дочь купеческая и точка.
– А что из матушкиного приданого тебе досталось? – вернулся к основной теме Царевич-Иван. – Скатерть-самобранка, это я вижу. Зеркальце говорящее тоже вижу.
– И слышишь, – добавило Зеркальце. – Но дело вовсе не в форме. По сути я – Кладезь Информации, суть моя эфемерна, поэтому предпочитаю материальные помещения. Зеркало удобно для отображения данных. А вообще я могу и в воздухе витать, и в дерево любое заселиться. Только тебе было бы неудобно дуб за собой таскать.
– Еще у меня есть дубинка-самобита. Но я ее с собой не взяла, драчливая очень, – не вслушивалась в беседу попутчиков Царевна. – И храню ее в сундуке самозапирающемся. Тоже не взяла.
– И все?
– В моем владении – все, – отрезала Царевна. – А что там еще есть у матушки в ларчиках, знать не знаю.
Царевич-Иван пошагал далее в молчании, обрабатывая полученную информацию. Царевна тоже примолкла, оглядывая пейзаж. В конце концов, для нее это был первый дальний поход в жизни. Тем более – в столицу. До сих пор дальние и ближние страны Царевна видела лишь в учебниках да посредством волшебного зеркала. Типичные достопримечательности Града Столичного Лягушка знала, но увидеть их вживую тоже была не против. К примеру, крепостная стена, окружавшая столицу по периметру, являлась первым пунктом в путеводителе "Топ самых знаковых мест, где вы должны побывать до пенсии". Сложенная из белых камней известняка, крепостная стена бросалась в глаза еще находясь на горизонте. Золотые башенки подчеркивали изящество архитектурной мысли, а въездные ворота были внесены в список доисторического наследия всего мира за многочисленные батальные сцены, изображенные на их створках посредством чеканки по металлу.
Но спутники Царевны не пошли в эти парадные ворота. Зеркальце шепотом указывало маршрут, проведя через незаметную дверцу в крепостной стене, полускрытую разросшимся диким плющом.
– Так оно спокойнее будет, – добавило оно информации к пути следования. – Здесь направо, вдоль стеночки, тут налево на тропку не нахоженную, через сто шагов будет вход в привратный терем. Стучи!
Царевич-Иван поднял кулак, и Зеркальце тут же его одернуло:
– Тихо стучи!
Царевна-Лягушка поспешно забралась под камзол Царевича, не желая бросаться в глаза тому, кто дверь отомкнет, и юноша захихикал ("Щекотно!"), после чего нежно поскребся в створку.
Тишина.
Царевна высунула кончик носа между застежками камзола. Царевич снова поскребся в дверь, чуть настойчивее.
Тишина.
– Не ждут, – резюмировал Царевич-Иван.
– Должны. Почту же с голубями рано утром отправили, – возразило Зеркальце.
– Тогда чего не открывают? – высказал претензию молодой человек.
– Ну, может, отлучился человек на минутку! – предположила Лягушка, чья любопытствующая голова уже присоединилась к носу.
– Ща выясню, – заявило Зеркальце.
Из его глубин послышались удаляющиеся шаги, и Царевич-Иван с любопытством перевернул оправу к себе лицом. Стекло Зеркальца отражало лишь две заинтересованные физиономии – человеческую и лягушачью. А вот смутных очертаний Духа Эфирного не было видно. Обычное зеркало. Отражения Царевны и Царевича обменялись взглядами.
– Куда ушел, как думаешь? – шепотом спросил Царевич-Иван.
Лягушка пожала плечами и, отведя взгляд (с трудом) от отражения небесной красоты собеседника (он же муж), вновь уставилась в глубины зеркального мира. В тишине, нарушаемой лишь шелестом листвы над их головами, вновь раздались звуки приближающихся шагов. Поверхность гладкого стекла пошла легкой рябью, отражающиеся головы исчезли.
– Позвал. Сейчас будут, – пояснило Зеркальце.
– А кого позвал-то? – спросила Царевна, однако ответ получить не успела.
Дверной засов начал поворачиваться, повинуясь силе из-за дверей, и Лягушка поспешила укрыться за бархатной полой царевичева кафтана. Створка отворилась нешироко – ровно на один глаз встречающего. Глаз блестел.
– Вы? – прошептал некто в приоткрывшуюся щель.
– Мы, – тоже шепотом ответил Царевич-Иван.
– Заходите.
Не то, чтобы гостеприимно, но все же дверь открылась на вход. Юный посланник Кащея протиснулся в полумрак караульного помещения. Встречающий оглядел вошедшего.
– И где все? – вопросил он.
– Я за всех, – отрапортовал Царевич-Иван.
– Я тут, – прошелестело Зеркальце из-за пазухи, куда Царевич засунул его по привычке.
– А я тут, – квакнула Царевна, не высовываясь из-под камзола.
– Ясненько, – ответил встречающий. – Пошли. И чтоб не звука!
Царевич-Иван последовал за проводником. Тот лихо шагал по длинным и пустынным переходам, явно хорошо ориентируясь в помещениях.
– Здесь порожек, тут узко, тут притолока низкая, – по привычке выполняло свои путеводные функции Зеркальце, но его шепот плохо был слышен, поскольку Царевич-Иван второпях запихнул его лицом к… своему телу.
Царевна помалкивала. Провожатый наконец остановился у неприметной дубовой двери, мало чем отличающейся от прочих таких же дверей, которые компания в спешке миновала по ходу своего движения.
– Все тут? – шепотом спросил встречающий.