– Не обращайте внимания, мистер Хоторн, – сказала я.

Но я слишком сильно нажала на кнопку. Она полностью вдавилась, раскололась надвое и впала вовнутрь корпуса. Я отдернула руку, когда детали зашипели и закоротили.

Ой-ой.

Звонок больше не звенел. Вместо этого... он завыл. Пронзительная, убийственная нота, которая кричала, как бессонница с прорезывающим криком ребенка с лихорадкой и без Бинки.

Почему-то я сомневалась, что дом успокоится от хорошей коробки сока и исполнения «Ты – мое солнце».

Раздался визг, и звук прекратился.

Я вздохнула с облегчением как раз перед тем, как дверной звонок замкнул сигнализацию. Динь-дон и вопль сирены безопасности, и пронзительное жужжание пожарной сигнализации пронеслись по дому. Нечестивая мелодия потрясла сотни окон особняка.

Я очень надеялась, что в этом замке нет подземелья.

Пора бежать.

Я скинула каблуки и приготовилась бежать.

Слишком поздно. Дверь заскрипела о каменную раму. Этот скрип не был скрежетом двери, которая открывалась очень часто. Наверное, не зря.

Я схватилась за папку с бумагами и уронила туфли.

Почему, черт возьми, я не побежала, когда у меня был шанс? С другой стороны, у меня были видения полузащитника, преследующего мою машину и разрывающего ее голыми руками – стиль тираннозавра Рекса. Если мне повезет, он не разорвет меня в клочья. Если мне не повезет…

Он открыл дверь без рубашки.

Я уставилась на богоподобного человека, вырисовывавшегося в дверях.

Коул Хоторн был зверем.

Чудовищем.

Огромным, неуклюжим куском мускулов и ярости.

И он был самым великолепным мужчиной, которого я когда-либо видела.

Он схватился за дверь, и каждый мускул в верхней части его тела дрогнул, как будто он спорил о том, следует ли ему захлопнуть ее или расколоть плиту в щепки кулаками. Еще мгновение, и он вытер лицо полотенцем. Он оставил капельки пота стекать по своим широким плечам и грудным мышцам.

Я не думала, что такие люди существуют. Современный Голиаф глумился надо мной из своего уединенного замка за городом. Он был больше животным, чем человеком, особенно в окружении акров и акров лесных холмов, отделяющих его от цивилизации.

Каждый идеально загорелый мускул в его теле напрягся. Татуировка, обвивающая его руку, пронизывала его сердитыми красными, синими и зелеными оттенками. Его толстый твердый пресс сжался, а пояс его спортивных штанов свисал низко.

Слишком низко.

Я подняла взгляд, но не на неспящего зверя, выпирающего из штанов.

Я не должна была смотреть ему в глаза.

Не потому, что он был жестоким. Не потому, что его толстая челюсть сжималась. Не потому, что грива его диких, светлых волос ниспадала ему на плечи и скрывала его неистовые чернила.

Я встретила его взгляд и потеряла себя. Его глаза мерцали невероятно синим... и мучительно интенсивным. То, что могло быть ледяным и пугающим, было описано в голубом цвете сборника рассказов, как что-то очаровательное и пугающее до дрожи в коленях.

– Я…

Я даже себя не слышала. Дверной звонок, пожарная сигнализация и система безопасности создавали оглушительную какофонию, которая эхом разносилась по его дому и разгоняла голубей в его Розовом саду.

И он уставился на меня, как на преступника, подняв бровь.

Боже. Я промокла в белой блузке.

Тонкий материал прилипал к моей темной коже, а рубашка цеплялась за мои изгибы. В моем лифчике были девочки, но даже после отлучения от груди, они все еще были... объемными. Я скрестила руки на груди. Мы еще не настолько отчаянно нуждались в его подписи.

Коул вытащил телефон и отключил пожарную сигнализацию и систему безопасности с помощью введенного кода. К сожалению, дверной звонок был самым неприятным из трех.

Я сглотнула и не побоялась профессионально кивнуть.

– Привет. Я Пайпер Мэди…

Коул протянул руку, но не для того, чтобы пожать мою. Он хлопнул ладонью по дверному звонку и оторвал коробку от каменной стены. Провода оборвались. В поместье воцарилась тишина.

Это... не очень хорошо.

Он уронил электронику к моим ногам.

– Вы... – я пожалела, что заговорила. Этот человек не нуждался в объяснениях. Он был из тех, кто рвал на части собственный дом, когда это его раздражало. – Вы не открывали свою дверь.

Голос Коула был тяжелым скрипом гравия и раздражения.

– Я был в тренажерном зале. В подвале. Тренировался. Не слышал стука, пока…

Он наступил на дверной звонок, размазывая пластик под каблуком.

Я поняла.

Я подняла подбородок и изобразила уверенность. Обычно я могла быть достаточно жесткой, чтобы отговорить свою малышку лизать электрические розетки, но я надеялась, что смогу сбить спесь с эгоистичного альфа-мужчины, ублюдочного спортсмена.

– Простите, что прервала Вас. Я из вашего спортивного агентства…

Коулу было все равно.

– Ты не Мэдди.

– Пол Мэдисон, Мэдди, мой отец. Я Пайпер Мэдисон.

Я улыбнулась. Коул – нет. Вот тебе и профессиональный тон. С каких это пор футболисты стали тяжелее магистерских диссертаций?

– Мой отец попросил меня встретиться с Вами по поводу вашего контракта…

– Не интересует.

– О, но…

Бегемот вернулся в свой дом. Я отскочила, когда дверь захлопнулась перед моим носом.

Что. За. Черт.

Никаких приветствий. Никаких представлений. Никаких любезностей.

Я постучала в его дверь и вернулась во времена какой-то сумасшедшей феодальной эпохи?

Коул посмотрел на меня – один взгляд, который был таким же агрессивным, как ощущение от него, а затем так сильно ударил дверь, что весь его особняк заворчал.

Что это за напыщенный, невоспитанный, самовлюбленный человек?

Неудивительно, что папа прислал меня. Как будто приносить ему кофе и убирать его офис было недостаточно деморализующим, он подставил меня! Он знал, что Коул будет так себя вести.

Я не позволю диве обороны Коулу Хоторну добиться своего, когда пришла помочь его карьере.

Я сжала кулак и ударила по раме. Окна дребезжали, но я не останавливалась, пока стекло чуть не вывалилось в фойе.

Дверь открылась. Если возможно, Коул был еще менее приветлив на этот раз.

– Убирайся с моей собственности.

Нет, пока не получу то, зачем пришла сюда.

– Мой отец прислал меня с документами для вашего контракта. Когда вы подписали контракт с «Этвудскими Монархами», вы и команда договорились о взаимной торговле. Вы не можете быть проданы, если вы не согласитесь на продажу, – я подняла папку. – У меня здесь отказ от претензий. Подпишите это, и «Монархи» начнут процесс торговли.

– Я уж сказал тебе... – он говорил медленно, не для того, чтобы запугать меня, а как будто каждое слово затачивало его зубы. – Меня это не интересует.

Безумное отчаяние охватило меня. Шестнадцать месяцев прерывистого сна завершились этим утром, когда я налила две столовые ложки соли в кофе. Мой спуск в безумие, лишенное сна, продолжался, пока я шла к карьере – и личному самоубийству.

Я вошла в дверь и не дала ей закрыться.

Коул не двинулся. Его насмешка превратилась в угрозу.

Я мало что знала о футболе, но я усвоила один очень ценный урок, работая в этой отрасли.

Некоторые игроки были забавными. Другие кокетливыми. Большинство из них были джентльменами.

Коул Хоторн не был ни одним из них.

Монстры существовали в мире. Что будет, если нам повезет? Они оставят на нас отметины. Что, если нам не повезет? Если он взбесится? Никакого желтого флажка не хватит, чтобы остановить такого зверя, как он.

Коул улыбнулся, чтобы обнажить зубы.

– Ты принимаешь неверные решения, девочка.

Я не была маленькой девочкой уже какое-то время, с тех пор, как сделала тест на беременность в тесной библиотеке между занятиями в колледже.

– Вам нужно подписать отказ, мистер Хоторн, – сказала я. – Торговля пойдет на пользу вашей карьере. «Монархи» больше не защищают Вас от Лиги. Эта сделка позволит Вам подписать контракт с командой, которая готова рискнуть за Вас. При правильном контракте мы сможем достать Вам больше денег и немного места для маневра.