Однако об этих двух фактах девочка забывала за первые часы, а через пару месяцев и вовсе не думала об этом. Саня принимала свою обязанность ходить в детский сад, это была её своего рода, горькая пилюля, которую нужно было проглотить, как у родителей ходить на работу. Хотя не каждый день ей доставлял много радости, но маленькое сердечко согревалось от мысли, что сегодня её снова заберут домой и там она отдохнет от общения и суеты.
Стоит уделить немного времени описанию здания и персонала детского сада, где провела свои самые юные годы Саня. Ведь даже такие мелочи могли повлиять на мировосприятие ребёнка. Так вот, Государственный Городской Детский Сад № 15 находился не далеко от дома Морозцевых, дорога до него занимала минут пятнадцать. Однако, как казалось Сане, когда они с мамой шли туда эти пятнадцать минут растягивались в добрые полчаса, а когда шли обратно, то пролетали за пять минут. Тогда она ещё не понимала всей магии времени, но уже замечала её проявления. Мать Сани жила в постоянной спешке, когда вышла на работу. Она не любила опаздывать и терять драгоценные минуты, из-за чего ей часто приходилось бегать, волоча за руку упрямящегося или плачущего ребёнка. Со стороны даже могло показаться, что она плохая мать или даже не любит свою дочь, но если бы вы спросили уже взрослую Саня, она сказала бы, что это не так. А кому как не ребёнку знать своего родителя лучше всего?
Само строение детского сада не выглядело радостно или по-детски, оно не было ярко выкрашено как сейчас, во дворе его не было никаких детских площадок, были лишь каменные полукруглые беседки с крышей, под которыми укрывались от солнца и дождя. Здание было серое, широкое и двухэтажное, походящее на большую коробку от обуви. Внутри находилось чуть больше десятка комнат под группы, в каждой были столовая, большая спальня, игровая, туалет и столы с доской, как в школе, для дошкольных занятий. Группа, в которой в тот год была Саня, называлась – «Колокольчик», спальня у них была совмещена с учебным пространством, а столовая была в одной большой комнате с массивным, грязным исполинским ковром на котором дети играли. Каждая группа выглядела индивидуально, ведь у каждой из них были по-своему покрашены стены, в разных местах находились окна, и каждая украшалась рисунка, игрушками и подделками, которые делали сами дети. Желтые с двумя голубыми полосками сверху и снизу стены группы «Колокольчик» помимо листов с рисунками запомнились Сане изображением большой фиолетовой гусеницы, там были и другие персонажи, но из всех них девочка помнила только её – забытый призрак советского прошлого. Вообще у Сани были смешанные чувства и ощущения от детского сада, он всегда ассоциировался у неё с холодом, сырость, тем самым большим и грязным ковром и гусеницей на стене. Гораздо приятнее было гулять, ведь на улице, на свежем воздухе, который она так обожало, не смотря на его холодность или духота, Сашина детская фантазия могла разгуляться. Девочке рано пришлось полюбить и научиться фантазировать, ведь она росла во время, когда новая жизнь в стране только устанавливалась, когда все ругали прошлое, но донашивали и ещё долго не меняли его достоинств. Денег тогда не было ни у кого и для родителей Сани было огромной радостью, что она вообще смогла поступить в детский сад, к тому же так близко к дому.
Первых своих воспитателей и друзей или детей из группы Саня плохо запомнила, на то были причины. Одной из них было качество девочки, которое, казалось бы, родилось вместе с ней и прошло через всю жизнь, и состояло оно в том, что Саня просто не могла и не хотела заниматься тем, что ей не интересно. Всё что её увлекало, занимало всё её внимание, однако также быстро гасло, как зажигалось. Из-за этого её круг общения всегда менялся. Помимо прочего девочка была и невероятно упёрта в том, что её увлекало. И родители, и бабушка очень часто замечали это за ней ещё с самого детства и считали тогда, что она далеко пойдёт и будет учёным или политиком. Как-то раз, в гостях у Катерины Владимировны, пока Саня играла, бабушка говорила её родителя: «Когда Александра вырастет, она будет как носорог долбиться в одно стену, пока либо не пробьёт её, либо пока не расшибёт себе лоб, она уже сейчас такая. Сама она принимать решений не может и вам нужно направлять её в нужную сторону, только тогда выйдет из неё что-то путное». После этого Маргарита Викторовна и Николай Игоревич пытались контролировать интересы дочери, и это даже получалось до определённого момента. Проблемы была в том, что время было трудное и на ребёнка не было и не могло быть потрачено слишком много времени, и Саня постепенно сама начала искать себе интересы и воспитывать себя сама. В более осознанном возрасте, когда ситуация в семье и стране поправилась, родители Саши возобновляли попытки контроля увлечений дочки, но слишком сильно отстали от неё и догнать уже не могли.
Ещё одной причины отстранённости Сани от других детей и отсутствия большого количества воспоминаний о первых годах в детском саде была болезненность девочки. Как и предсказала Катерина Владимировна, за что ей это потом не раз припоминали, Саня была склонна к спонтанному кашлю или температуре из-за чего её часто оставляли дома с отцом, который мог днями сидеть дома без работы, или, в особо тяжёлых случаях с Маргаритой Викторовной, которая стиснув зубы, брала больничный. Вообще эти три, вроде бы не самых сложных и длинных года сильно измотали мать Саши, она стала больше нервничать, меньше спать и соответственно больше раздражаться и стареть. За три года её свежее тридцатипятилетнее лицо было украшено двумя большими морщинами на лбу, складками у глаз и немного обвисшими щеками. Волосы слегка утратили блеск, глаза немного замутились, а кожа подёрнулась едва заметной желтизной. Но Саня и Николай Игоревич, который хоть и работал много, но постарел гораздо меньше, любили её и ничего не говорили ей про вторую, а может и третью, свежесть её лица.
Действительно важным праздником для Сани и всей её семьи оказался новый год. С начала декабря девочка болела, хотя совсем не хотела этого. Всё что её тогда интересовало – это участие в новогоднем утреннике, о котором им так интересно рассказала воспитательница. У Саниной воспитательницы вообще был особый дар заинтересовывать и общаться с детьми. Она рассказала, какое это важное и самое главное для Саши, весёлое событие. И весь декабрь она учила с детьми стихи, готовила костюмы, рисовала рисунки и помогала делать подделки в подарок родителям. Саня же была по большей части лишена этого волшебства и в скуке сидела дома с температурой и красным, но совсем не новогодним, носом. Николай Игоревич, вызвавшийся сидеть с дочерью, старался всячески её подбодрить и развеселить и, когда она пошла на поправку, тоже начал с ней рисовать и учить слова. Мать Сани же выпросила на собрании для дочери самую большую роль, ссылаясь на то, что если ей такой не дадут, ребёнок не даст ей покоя. Увидев замученное и грустное лицо Маргариты Викторовны, которое выглядело исключительно правдиво, родители других детей согласились. С середины декабря Саша уже учила свою роль и была этим крайне довольна.
Утренник приходился на двадцать первое число, в это время в городе уже обычно бывало очень снежно, и стоял едва пощипывающий за нос и щёки морозец. Идеальное время для новогодних чудес. С раннего утра Саша бегала по дому, выкрикивала свои реплики, была очень весела и много смеялась. Естественно, что именно она разбудила родителей, ведь нельзя было допустить чтобы они проспали, а ведь поспать они любили. Завтрак и поход до детского сада прошли быстро, Саня необычно много разговаривала и часто прерывалась и не заканчивала фраз, а вместо этого очень лукаво смотрела на родителей и улыбалась, от чего те не могли не улыбаться в ответ.
Наконец её привели, усадили за стульчик рядом с другими детьми из группы. Кто-то расчесал Сане две её чёрных косички, кто-то другой заглянул ей в лицо и улыбнулся, третий дёрнул за платье, четвёртый что-то сказал. Саня этого не замечала, она сидела и смотрела, широко открыв глаза, на украшенный зал, который казался ей волшебным ледяным дворцом из-за обильного количества зеркал. Украшения в тот год были более чем скудные, костюмы чуть менее чем дешёвые, каждый взрослый замечал это и многие родители шептались и удивлялись, и говорили потом, что в их детстве было намного лучше. Или, может быть, им тоже тогда казалось?
