Вдруг свет в моем офисе померк, и в дверях появилась запыхавшаяся Броха. Она уже давно знала не только номер моего мобильного телефона, но и где меня найти в любой рабочий день. Стратегически заблокировав единственный выход из моего крохотного офиса, она выпалила на одном дыхании:

– Доктор, только что умер один из членов общины моего мужа. Срочно нужен раввин, но в синагоге никто не подходит к телефону, до нее двадцать минут на машине, но пользоваться машиной нельзя, а Ребе сейчас слишком болен, чтобы этим заниматься.

Ребе в тот момент шел «на вы» против очередной экзотической бактерии, вооружившись смертельно токсичным для обоих антибиотиком пятидесятых годов. Аналоги лекарства нового поколения уже неработали из-за сформировавшейся резистентности микроорганизмов, а в пятидесятые Ребе был здоров и с антибиотиками не сталкивался. Я оценил оптимизм этой женщины, собиравшейся привести одного тяжелобольного пациента для чтения Кадиша по умершему, но вынужден был согласиться, что ругающийся и буйствующий старик сейчас не лучшее, что можно предложить заливающимся слезами жене и детям покойного. Кого-то из молодежи снарядили в путь, и глубоко в ночи он привел более конформистского раввина.

У этой истории не могло быть счастливого конца. К сожалению, с самого начала было понятно, что в какой-то момент Ребе не справится с инфекциями и недостаточностями органов внутри и вовне грыжи. Но финал оказался в прямом смысле ураганным. Разрушительный ураган «Сэнди», о котором чуть позже, и последующее наводнение затопили основной и запасной генераторы больницы, стратегически расположенные в низине у реки. Ребе и многих других пациентов ураганом и отливом унесло в малознакомую с ним и его многими проблемами больницу подальше от стихии. Утром в ближайшую к урагану пятницу у него упало давление, вода с растворенной солью, влитая в уже изможденное долгой болезнью сердце, быстро отправилась в легкие, и в самом начале шаббата Ребе не стало.

Американский подход к «ураганам раз в тысячелетие», которые в последнее время происходят ежегодно, базируется на принципе: «Авось пронесет… Так, не пронесло, устроим всеобщую панику в следующий раз… Пронесло… Хм-м-м… В следующий раз расслабимся… Блин…» Ну и так далее.

В 2011 году на Нью-Йорк и окрестный Джерси-Шор шел ураган высшей категории «Ирэн». Друзья планировали свадьбу на бруклинской набережной Ист-Ривер аккурат в день «Ирэн», горожане начали паниковать. В городе появились забаррикадированные окна, мешки с песком; магазины опустели. В дорогущем гастрономе раскупили все непортящиеся продукты, включая какие-то очень редкие органические орехи с Гавайев по 38 долларов за полкило. CNN объяснил, что завтра за фунт картошки будут давать больше, а деньги потеряют цену, так как жизнь не будет стоить и фунта изюму. На улицах готовились делать прививки от тифа, а лошадей, возящих туристов по Центральному парку, ангажировали для перевозки угля. Предполагалось, что электричество исчезнет на многие месяцы.

Больница Нью-Йоркского университета, раскинувшая три корпуса вдоль набережной и без урагана буйного Ист-Ривер, эвакуировала всех пациентов, кроме пяти самых тяжелых. С ними остался Рон – очень интересная и по-своему замечательная личность. Он как раз проходил через сто седьмую фазу развода с поливанием грязью в желтой прессе, угрозами, пистолетами и прочими проявлениями супружеской любви, так что домой ему ехать совершенно не хотелось. Тем более с Роном в больнице остались несколько симпатичных медсестер.

По дороге к Нью-Йорку «Ирэн» ослабла с «урагана высшей категории» до «дождя с порывистым ветром», мы бегали по лужам и грустили о перенесенной свадьбе со всеми яствами, но ее, как и матчи турнира Большого шлема, сыграли уже на следующий день, хоть на бруклинских набережных и было много луж. CNN, пытаясь сделать хорошую мину, объяснил хорошо поставленным голосом ведущего, что нам повезло и слаженные действия горожан и пригорожан помогли отвести реальную угрозу от города. Все разошлись по домам, немного промокшие и довольные собой.

В 2012-м я уже работал на этой самой набережной Ист-Ривер, восхищаясь видом с 15 этажа. Кто придумал разместить отделение реанимации на 15 этаже, а радиологию, куда пациенты реанимации со всеми прикрепленными к ним аппаратами перемещаются постоянно, на 2-м, – мне неведомо. Автор этой и множества других архитектурных находок, проявивших себя в полной мере, остается неизвестен. Не прошло и трех месяцев после начала моей работы в этой больнице, как CNN снова увлеченно заговорил о страшном урагане, готовом свалиться на город в следующий вторник. В этот раз его назвали «Сэнди», как и хозяина нашей съемной квартиры, доброго ирландского алкоголика. Будучи знакомым с Сэнди-алкоголиком, ничего страшного от «Сэнди»-урагана я не ожидал. Наученные «Ирэн» жители только хмыкнули и продолжили жить, как им и положено. В магазинах не было ажиотажа, на купивших больше одной бутылки воды смотрели как на идиотов и паникеров, министерство городского транспорта неохотно, на всякий случай, отключило метро, и люди, работавшие далеко от дома, радовались неожиданному выходному в будний день. На велосипедистов отключение транспорта никак не повлияло, и в день урагана я поехал на работу.

Руководство больницы, в прошлом году наученное убытками от перевода всех пациентов и уставшее от болтовни Рона, прожужжавшего всем уши рассказами о своем геройстве, решило больницу не закрывать. Кто был в состоянии выписаться, отправился восвояси, плановые процедуры отменили, но в остальном всё работало, как обычно. Совсем не по плану было кровотечение после извлечения камня и рассечения сфинктера Одди[46] у 250-килограммового лидера буддистов Казахстана, который приехал выступать в близлежащую штаб-квартиру ООН. Мне повезло отвечать за подготовку пациента к процедуре остановки кровотечения. Оно было достаточно обширным, а значит, требовалось обезопасить дыхательные пути, интубировав буддиста и подключив его к искусственной вентиляции. Преподавая теорию эндотрахеального интубирования, я всегда рассказываю, какие особенности анатомии пациента предполагают трудности. Бедняга буддист был квинтэссенцией всех факторов сложного интубирования и вентилирования. Как ни странно, совместными стараниями множества участников нам удалось всё сделать, не создав чрезвычайной ситуации. Покончив с этим, лениво меняя дозы седативных препаратов, я мог спокойно и с интересом наблюдать, как единственный рискнувший добраться до больницы гастроэнтеролог пытается обнаружить перевозной эндоскоп, спрятанный где-то в подвале. Или на 2 этаже, хотя, возможно, его видели в отделении педиатрии на 6-м буквально позавчера. Обычно этим поиском занимаются молодые будущие специалисты, но они-то как раз не смогли проникнуть в готовящийся к осаде город. Вопреки всем препятствиям, кровотечение было остановлено, и гастроэнтеролог помчался на парковку в надежде проскочить через вот-вот закрывающийся мост или тоннель.

Около шести вечера нас позвали в послеоперационное отделение, где у пациента, прооперированного по поводу тяжелого гнойного артрита, предсказуемо развился септический шок. Оттуда, в отличие от окон БИТа, показывающих Ист-Ривер, Квинс, остров Рузвельта и чуточку манхэттенской части набережной, можно было посмотреть на несколько роскошных многоквартирных домов на 34-й улице. Забыв о напуганном пациенте, прибывшая на осмотр команда быстрого септического реагирования с интересом смотрела на волны, врывающиеся в ярко освещенное, отделанное золотом и мрамором парадное. Швейцара не было на месте. Приличный нью-йоркский швейцар не пустил бы в парадное эту беду. Через пару минут после того, как двери распахнулись под натиском воды, парадное ярко вспыхнуло и погрузилось в темноту, во всех окнах дома тоже погас свет. Повернув чуть-чуть голову, я увидел непонятную площадку с электрического вида сооружениями. Площадка была возле реки и примыкала к больнице на уровне второго этажа. Там уже бодро плескалась вода, подбираясь к постаментам с электрическими аппаратами. Что-то весело искрило.