Онкологические опухоли способны выявлять даже черви. В Японии я посетила биологический научный центр «Хироцу» близ Токио. Там ученые разработали метод скрининга рака: оказывается, нематоды способны различать запах раковых клеток. Я смотрела, как червячки настойчиво ползли к капле мочи человека, страдающего онкологией, и не обращали внимания на мочу здорового. Гонки к капельке мочи разворачивались в чашке Петри. Без микроскопа они выглядели не особенно захватывающе, но под ним было видно, что у червячков важная миссия.
Мне страшно хотелось взять у них интервью или хотя бы просто спросить: Почему?
А вот у собак-докторов и спрашивать не надо.
– У служебных собак формируются прочные эмоциональные связи с их хозяевами. В результате совместная деятельность с человеком, которого они любят, приносит им громадное удовлетворение, – говорит Клайв Винн, доктор наук, специалист по поведению собак и руководитель научной лаборатории в Университете Аризоны. – У нынешних служебных собак мы наблюдаем мощную связь с человеком, определяющую всю их жизнь рядом с нами.
А может, это любовь?
Ученые до сих пор спорят о том, способны ли собаки по-настоящему любить. Некоторые специалисты утверждают, что да, животные нас любят. Другие стараются по возможности избегать этого слова. Моя книга в основном опирается на науку, но вместо того, чтобы пытаться взглянуть на этот вопрос под разными углами, логическими и академическими, я предпочту раз и навсегда высказать собственное мнение: конечно, собаки нас любят. А если у нас в руке еще и немного курочки, то и подавно.
Я спросила, что думает по этому поводу доктор Винн.
– Думаю, секрет успешного взаимодействия собаки с человеком заключается в ее отличительной способности формировать сильные эмоциональные связи с представителями других видов. В своих научных работах я называю это «гиперсоциальностью» или «преувеличенной привязчивостью», но это примерно то же самое, что люди обычно называют любовью. Любовь – вот, что делает собак такими, какие они есть.
Часть I. Остаться в живых
Глава 1. Остановите Землю, я сойду
Собаки и диабет
В 1647 году английский врач и анатом Томас Виллизис обратил внимание на сладкий запах и вкус мочи пациентов с диабетом. К названию болезни он добавил «mellitus» (от латинского названия меда). Виллизис посвятил целую главу в одной из своих книг этому «дьяволу мочеиспускания» и написал, что урина диабетиков «восхитительно сладкая, будто в ней развели мед или сахар».
Откуда он это узнал? Конечно, попробовал на вкус. (И, судя по описанию, ему понравилось, даже очень. Такое впечатление, что автор рассуждает о «Семильоне» позднего сбора, а не о чьей-то моче).
Виллизис не был первым, кто ставил диагнозы по вкусу и запаху. В сущности, он вообще безнадежно отстал со своими заявлениями о том, что диабет можно определить по сладости мочи. Но, будучи англичанином и представителем современности – по сравнению с остальными, – именно он удостоился чести наградить эту болезнь названием, которое она носит по сей день.
Вероятно, он не знал, что в V веке до н. э. индийский врачеватель Сушрута уже использовал термин «мадхумеха» (медовая моча) в медицинском трактате, посвященном диагностике диабета. Сушрута описывал ее сладкий вкус и способность – готовы? – приманивать муравьев[5].
В 643 году китайский медик Чен Чуань тоже отмечал сладкий вкус мочи, да и другие врачи наблюдали этот феномен.
В древности вообще было принято пробовать мочу на вкус и на запах, чтобы поставить диагноз. К счастью для сильно занятых средневековых докторов существовал специальный инструмент, так называемый «мочевой круг» – диаграмма, напоминающая зодиакальную, на которой разные запахи и вкусы мочи связывались с определенными заболеваниями. Поэтому, если лекарь замечал необычный запах у «водицы», извергаемой пациентом, ему не приходилось изобретать колесо, ставя диагноз, – вместо колеса у него уже был круг.
К счастью для современных медиков, анализы на диабет теперь выполняются без участия их носов и вкусовых рецепторов. Однако вдумайтесь: если даже человек способен учуять диабет, то для собаки с ее феноменальным нюхом это вообще не представляет труда.
Конечно, для постановки диагноза собачьи таланты не требуются, тут достаточно простого анализа. Гораздо ценнее способность специально обученных животных сообщать своим подопечным, людям с инсулинозависимым диабетом (или диабетом 1-го типа), что их уровень сахара опасно понизился или, в некоторых случаях, наоборот, повысился[6]. От того, как они справятся со своей задачей, порой может зависеть человеческая жизнь. И все, что они просят взамен – это любимая игрушка, лакомство и сакраментальное «хорооооооооший мальчик!».
* * *
Клей Ронк никак не мог перестать пить. Стоило ему отойти от крана, как он уже наливал себе что-то из холодильника. Обычно лимонад, но, чаще всего, «Tang». Мать мальчика слышала, что даже во сне он бормочет: «Tang. Tang. Tang, мама!» Он постоянно нервничал. Терял в весе. В 7 лет он вдруг снова намочил постель, впервые с тех пор, как отучился от подгузников.
Совсем не так его родители представляли себе конец летних каникул. Они предположили, что все дело в стрессе перед началом нового учебного года, но раньше их сын никогда не переживал из-за школы. В остальном с ним все было в порядке, так что особо они не беспокоились.
Через пару недель после начала занятий секретарь школы позвонила им домой и оставила сообщение: «Клей заболел и его нужно забрать с уроков». Мать мальчика, Карин Шимка-Ронк, работала по ночам диспетчером в городе Юкайа (Калифорния), одновременно обслуживая полицию и пожарную бригаду; она только-только заснула, когда услышала, как включился автоответчик. «Да что ж такое! Что могло случиться в этакую рань?» – подумала она, выбираясь из постели, чтобы ехать в школу.
Мальчик, дожидавшийся ее в офисе секретаря, разительно отличался от ребенка, которого она поцеловала вчера вечером перед сном, прежде чем отправиться на работу. Глаза у него запали, как у древнего старика. Кожа посерела, и на ее фоне особенно бросался в глаза странный персиковый румянец.
Она отвезла сына домой и уложила в постель. У Карин был выходной, так что она провела с ним весь день, наблюдая за состоянием ребенка. Пару раз она обнаруживала его лежащим на полу; он не знал, как там очутился. Потом Клей снова ложился в кровать. Заехала его бабушка: она сильно разволновалась, потому что внук был сам на себя не похож, даже с учетом болезни.
В ту ночь Клей захотел спать в комнате родителей. Карин постелила ему на полу рядом с собой. Ночью он совсем не ворочался. Наутро она с трудом его добудилась. Это было необычно – сын рос настоящим жаворонком. Похоже, он даже не заметил, как отец, Кен, пару раз перешагнул через него, собираясь на работу. Кен попытался поиграть с мальчиком, чтобы понять, как он себя чувствует и можно ли вести его в школу. Карин видела, что ему плохо, и оставила дома отдыхать.
В тот день ей надо было обязательно съездить по делам, и, чтобы не бросать Клея одного, Карин усадила его с собой в машину. Ей пришлось практически тащить ребенка до гаража. Когда они добрались до места, он не смог сам вылезти, не говоря уже о том, чтобы куда-то идти. Карин поняла, что дело не в усталости, которую могла спровоцировать вирусная инфекция. Она позвонила педиатру, и тот велел везти мальчика к ним.
Пожилой доктор, которого они никогда раньше не видели, заскочил в кабинет и сказал, что прямо сейчас принимает роды – это близнецы и к тому же с тазовым предлежанием. Он ущипнул Клея за руку, сказал, что тот сильно обезвожен, назначил анализ крови и отправил их в лабораторию.
Сдав кровь, они поехали домой. Пару часов спустя, когда Клей лежа на диване смотрел мультики, зазвонил телефон. Это был педиатр. Он сообщил Карин, что пришли анализы Клея: сахар в крови был 48 ммоль/л.