Даник приложился о стену, ободрал руку, но на ногах стоял твердо, а вот Кир упал и стукнулся головой, у него все пространство кругом шло.

Но они оба смотрели на девушку и не знали, что делать.

В разорванной одежде, с проступающими синяками на шее.

Глаза, полные ужаса и паники, слезы, размазанные по лицу, поплывшая тушь. Руки дрожат, ногти обломанные и в крови, держит полы пальто и пытается его застегнуть, но не хватает пуговиц.

Но хуже было с лицом.

Отпечатки пальцев на лице еще не проступили синяками, но заметны из-за разводов туши. И кровь.

Они оба только сейчас начали понимать, что тут произошло. Практически под носом у кучи людей, идущих по улице.

Даник прокашлялся и подошел ближе, но девушка отскочила и что-то захрипела, задрожала еще сильней.

– Я тебя не трогаю. Он ушел, видишь, – он поднял руки раскрытыми ладонями вверх, показывая, что не причинит вреда, – Ты… ты… он успел что-то…

Но ответа не потребовалось. Успел.

Пусть и было темно, но брат уже светил фонариком от телефона и звонил ментам.

Даник заметил голые икры, почему-то один сапожек на ноге, пальто было до середины бедра и по внутренней стороне стекала белесоватая жидкость.

Гением тут быть не надо, и так ясно.

Весь хмель выветрился из головы моментально.

Эти ее глаза, полные ужаса, паники и дикой ярости, зрачки почти на всю радужку он запомнит на всю жизнь.

Когда девчонка посмотрела на свои бедра… зашаталась, ее всю ощутимо тряхнуло, и она съехала по стенке, теряя сознание.

Рядом завыла сирена подъезжающих машин.

****

Что может ощущать мужчина, отец двоих детей, когда ему звонят среди ночи и говорят, что его старшая дочь, живущая в другом городе, сейчас находится в больнице?

Это напугает любого родителя, который любит своего ребенка.

Петр Афанасьевич с дочерью был не в самых лучших отношениях, но звонил ей раз в неделю и пытался эти самые отношения наладить.

После развода с ее матерью, Ксюша встала на ее сторону и отказалась даже попытаться услышать его, ее отца.

Не брала у него деньги, хотя он регулярно их высылал, отказывалась от подарков даже, врученных на ее день рождения. В общем, объявила бойкот. И несколько лет его игнорировала. Чуть повзрослев, переросла, и пыталась наладить отношения.

Петр был хоть порой и резким, но единственную дочь любил, и зла на нее никогда не держал. Потому ухватился за возможность перемирия двумя руками и даже зубами.

Дочь взрослела, вот-вот должно его малышке стукнуть двадцать два, совсем взрослая и самостоятельная. Хотя для него она всегда будет маленькой принцессой.

В последнее время, живущая одна в квартире,– мать то усвистала в брачное путешествие. На его взгляд, слишком рано дочь начала сама жить, пусть и недолго. Не среди небожителей живут ведь, а в реальном мире.

Он пытался дочь к себе упросить переехать, да все никак, уперлась рогом, и все тут.

А теперь вот звонок офицера полиции и сообщение про больницу.

Ему стало страшно и тревожно. С роду его малышка никогда в больнице не лежала, даже в детстве. Вот к другу своему бегала, да. Но, чтоб самой болеть и лежать,– нет.

Она у него крепкая, вся в отца. Жизнь любила.

Но когда он спросил почему его дочь в больнице и записывал адрес, где именно, услышал «На нее напали. Нападавший скрылся с места преступления…»

Формулировка могла подразумевать ограбление, просто шпана на улице прицепилась, да что угодно.

Но подумалось сразу о худшем. Когда говорят нападение, понимать под этим нужно изнасилование.

Ему не требовалось никаких доказательств, он уже знал, что ЭТО случилось с его малышкой. Сердцем знал.

Он преуспевающий юрист. Он знает, что такое жертва изнасилования или жертва насилия.

Как-то даже целое исследование пришлось прочитать и вникнуть, потому что вел дело в суде, где против его клиента были подобные обвинения. Недоказанные, кстати.

У него поджилки затряслись и задрожали ладони, стоило представить через какой ад будет каждый день проходить его девочка, чтобы пережить этот кошмар.

Пришлось вызванивать водителя, сам за руль сесть побоялся, не то состояние. И лучше никому не станет от того, что он вмажется в столб или другую машину.

Пётр давно закостенел и мало что его трогало. Все думал: самое страшное, что было в его жизни – это дочь, отказавшаяся с ним общаться.

Его не трогали проблемы клиентов, не трогали мировые проблемы. Политика, войны и голодающие дети в Африке.

Он был эгоистом и волновался о себе и своей семье.

Теперь же на голову обрушилось понимание – самое страшное, что он отец, не сумевший защитить своего ребенка от ужаса, от насилия, и вряд ли теперь она сможет ему доверить свою безопасность.

Он мужчина, а значит, сейчас он ее враг.

***

Городская больница. Запахи лекарств и дезинфицирующих веществ.

Врачи и медсестры, санитары. Все бегают куда-то, что-то делают. А ему хочется орать во все горло. Бить стены. Бить людей, врачей, полицейских и даже следака. Хоть на ком-то выместить то, как заломило грудину так, что он не мог вдохнуть.

На него поглядывают, косятся. Он в их понимание мира не вписывается. А еще замечает злорадство и презрение.

С таким отношением, Пётр на своем веку сталкивался не раз, и научился срать на таких людей. Они ничто для него. Так, массовка и не больше.

Ведь встречают всегда по одежке. Вот и он в костюме, сшитом на заказ, дорогом пальто и эксклюзивными часами от известного модного дома, у этих людей вызывал зависть и презрение. Им не понять его горя. Они видят только то, что хотят видеть. Что дочку богатого человека изнасиловали, и теперь в отделении полно полиции, и весь город стоит на ушах. А ради простой девчонки такого бы шума не устроили.

Шепотки неслись вслед его шагам.

Даже пациенты, лежащие в отделении травматологии, и то смотрели осуждающе.

Людям ведь не объяснишь, что свой достаток и положение он заработал сам. Кровью и потом. Задержками на работе. Потерей первого брака. Нервами. И уже седыми висками. Хотя ему еще и сорока пяти нет.

Он и объяснять ничего не собирается. Всем рты не заткнешь. Его это не трогает. А вот его девочку затронет. Все эти взгляды, шепотки. Это поначалу будут сочувствовать, но надолго жалости не хватит. Начнут осуждать, говорить что-то типа «сама виновата» или «если сучка не захочет, кобель не вскочит». Адвокатская практика Петра Афанасьевича позволила сделать такие выводы. Некоторые жертвы насилия не выдерживают именно вот этого осуждения от общества, от родных и друзей, от сокурсников, и так далее. Итог: самоубийство, или его попытка. Кому как повезет.

Девушек и женщин, сумевших пережить ужас и насилие, добивает общественное порицание.

Но похоже, теперь он будет весь седой.

Его малышка. Его Ксюша несколько раз приходила в себя, но не понимала кто она и где находится. С ней рядом присутствовал психолог и следователь.

А вот Петр не мог.

Каждый синяк на ее коже, каждый ее потерянный, беспомощный взгляд… ножом по сердцу.

Она не говорила. Повреждено горло. Потому что ее душили удавкой.

Сейчас он еле стоял на ногах, вспоминая слова следователя.

Она боролась. Пыталась кричать и еще сильней этим повредила себе горло. И если бы не парни, что шли мимо и вспугнули насильника, возможно ее бы убили, как прошлых двух девушек. Ей хватило сил прокусить насильнику ладонь до крови, он ослабил хватку, и она смогла бороться активней.

Много ушибов и ссадин. Разбит затылок.

Криминалисты собрали много биоматериала (даже думать о том, что скрывается за этим определением, страшно, хоть он и так знает, юрист ведь), будут прогонять по базе. Так, как она единственная выжившая, предстоит составить фоторобот, описание. Подробная дача показаний.

Первые два часа после нападения она еще могла говорить, точнее сипеть, но следователь сумел разобрать пару предложений.