1.

21 июня 2014 г. Санкт-Петербург.

Я снова и снова благодарила себя за свое безрассудство.

Морская терраса дворца Монплезир всегда была моим любимым местом в Петергофе. Сегодня было прохладно, ветер путал мои длинные волосы. Я не заметила, что одна прядь зацепилась за брошь на груди, и, стараясь собрать волосы, я сильно дернула их. Брошь с тихим звоном упала на вымощенную красно-желтым голландским кирпичом террасу. На мгновение выглянуло солнце, и солнечные зайчики разбежались от сверкнувших камней броши. Подняв и с силой сжав брошь в руке, так, что грани броши больно врезались в ладонь, я стала вспоминать.

2.

21 июня 2011 г. Санкт-Петербург. Музей-Усадьба Державина.

Благодаря подработке во время учебы экскурсоводом, у меня появилось много хороших знакомых в дворцах-музеях Санкт-Петербурга. Теперь я хорошо знала не только историю города, но и многое об Императорской России, хорошо ориентировалась во дворцах и на территориях их парков. И мне удалось-таки организовать для сослуживцев – сотрудников НИИ Физики костюмированный бал после конференции. Конференция была приурочена к году, посвященному 300-летию М.В. Ломоносова.

Прислонившись к колонне в Парадном зале, я смотрела на танцующие пары в костюмах и платьях XVIII века. И следила глазами за приглашенным гостем физиком-ядерщиком Алексеем Федоровичем Павловым. Он был в летнем льняном костюме и выделялся не только костюмом, но и тем, что ни на минуту не оставался один. Очень многие хотели пообщаться с ним, и я в том числе.

Алексей Федорович обещал мне личную беседу по поводу диссертации. Ради этой беседы я его и уговорила после выступления на конференции прийти на бал. И теперь я ждала, когда же смогу увести его для беседы в Домашний театр, в который можно было пройти из Парадного зала. Больше такой возможности мне не представилось бы. Павлов в Санкт-Петербурге был проездом, и в его плотный рабочий график практически невозможно вклиниться, тем более обычной аспирантке. Сейчас мне оставалось только ждать.

Как любительница кед и брюк, на правах организатора и распорядителя бала, я надела мужской костюм глубокого синего цвета. Мои длинные каштановые волосы, собранные в тугой низкий узел, отлично сочетались с цветом костюма. Костюм мне удалось найти в костюмерной театра. Костюм состоял из: батистовой рубашки с мелкими пуговичками, с кружевами, с жабо; камзола тонкого бархата; кафтана, который застегивали только на две пуговицы; коротких штанов – кюлоты до колен из той же ткани, что и кафтан; белых чулок. Камзол почти полностью повторял крой кафтана, и виднелся из-под него. А вот за туфлями с каблуком и толстой подошвой, подобными той эпохе, пришлось побегать по городу. Да еще была проблема из-за моего не самого ходового размера ноги, 35,5.

Нам повезло с погодой, было прохладно, и Парадный зал был просторным, с большими окнами, но из-за большого количества гостей в зале стало душно, да и непривычный костюм не добавлял комфорта.

Я вышла в Польский парк не только, чтобы подышать свежим воздухом, но и, пытаясь сбежать от активистки Юль Васильны. Она жаждала поделиться своими восторгами, а также перечислением недостатков того, чего я не предусмотрела. Юль Васильна обладала чудовищно высоким голосом и способностью выдавать слова со скоростью пулемета. Из-за того, что слова у нее вылетали быстрее, чем она их успевала проговаривать, окончания слов она съедала, и порой, ее невозможно было понять.

Под предлогом проверки сюрприза, я убежала от неё. Сюрприз – салют должна проводить компания, которую не требовалось контролировать и проверять. Салют должен был скоро начаться во дворе со стороны Набережной реки Фонтанки.

Из-за белых ночей, на улице было довольно светло, из Усадьбы доносилась музыка, громкие голоса, смех. Прохладный ветерок приятно охлаждал кожу, шумела листва старых деревьев. Я села на скамейку за деревом у пруда, практически напротив Оранжереи. И только теперь поняла, как устала за время подготовки бала.

Услышав шум за спиной, я обернулась. Алексей Федорович шел, спотыкаясь и пошатываясь под руку с крупным мужчиной в светлой рубашке с коротким рукавом и светлых брюках к Оранжерее.

Мне стало любопытно, куда Павлова ведут, и почему он пошатывается. Я видела, как Алексей Федорович отказывался пить спиртное. Мужчина завел Павлова в Оранжерею.

Я встала со скамейки, постояла несколько минут, раздумывая, нужно ли мне идти за ними. И пошла к Оранжерее. Она была освещена, но из-за высоких растений внутри у окон, и полупрозрачного тюля, мне плохо было видно, что там происходит. Чтобы лучше рассмотреть, я поднялась по ступенькам к приоткрытой входной двери, и заглянула внутрь. Единственный стул стоял в центре зала, практически напротив входных дверей. И на этом стуле сидел Алексей Федорович, бессильно свесив руки. Кроме Павлова и мужчины, который его привел, я успела заметить еще несколько человек. Один из них мне показался знакомым. Но он был в тени, у меня не было возможности и времени лучше рассмотреть его. И у него в руках был пистолет.

Противная струйка потекла по спине между лопаток. Ладони стали ледяными, как всегда у меня при волнении. Я пыталась понять, почему Павлов так сидит.

Раздался щелчок, голова Павлова откинулась, а на груди появилось красное пятно. От неожиданности и ужаса, меня качнуло и, чтобы не упасть, я оперлась о дверь. Дверь заскрипела и, последнее, что я успела увидеть, как они все обернулись в мою сторону. Я отскочила от дверей, и ничего не понимая, побежала к открытым воротам в сторону Молодежного Театра на Фонтанке. В это время начался салют. Шум залпов салюта не позволял мне понять, гонятся ли за мной. Только одна мысль билась в голове: убежать, спрятаться, все равно где.

Слава богу, это был не такой масштабный салют, как на День Победы, или на выпускной «Алые паруса». Во время которых становилось светло, как днем. В промежутках между залпами, пользуясь относительной темнотой, мне удалось добежать до ворот. Меня хлестко ударило по шее, в глазах так потемнело от боли, что пришлось прислониться к забору. По шее что-то потекло. Я схватилась за шею, потом посмотрела на руку, она была в чем-то темном, липком. В ушах зашумело. Рядом со мной в прут забора ударилась пуля. Господи, я даже не услышала выстрел. Сорвав с шеи жабо, зажимая рану, спотыкаясь, я снова побежала.

Прошло всего несколько минут с момента убийства Павлова, а у меня время стало тягучим. Несмотря на ранение, мой мозг продолжал думать: если я не слышала выстрела, то или был глушитель, или выстрел совпал с залпами салюта. Мысли стали путаться.

Перебежав через дорогу, я оказалась в саду.

Почему я не кричала, почему я не искала защиты у других людей, почему я побежала в парк, я не знаю. Теперь мысли мои скакали как куча маленьких пластиковых теннисных шариков по столу, и в голове у меня раздавался такой же шум. Последнее, что я помню, как я скользнула за кусты, практически упав за них. Все. Темнота.

3.

1755 г. Санкт-Петербург.

И куда я вляпалась в этот раз? Это была первая мысль, которая пришла в голову, как только я проснулась. Вторая – это все сон.

Я открыла глаза, прищурилась, в комнате был сумрак. Почему-то надо мной был балдахин, я лежала на мягкой кровати, на резном комоде у стены стоял подсвечник с горевшей свечой. Комод стоял рядом со светлой изразцовой печи. Потолки в комнате были высокие, с лепниной. И вот теперь на меня накатил страх: где я, где убийцы, угрожает ли мне опасность, почему я не дома. Я попыталась вскочить, но резкая боль пронзила шею. Откинувшись на подушки, потрогала шею. Шея была плотно перевязана тканью.

Полежав несколько минут, придя в себя от боли, я осторожно откинула одеяло, повернувшись на бок, тихо встала. Под босыми ногами был мягкий ковер. Напротив комода висело большое зеркало, мне удалось себя рассмотреть. Волосы были заплетены в косу, шея перевязана тканью, на мне была белая легкая длинная свободная рубашка, с длинными рукавами и кружевами по подолу, горловине и рукавам.