— А где… как ты поджег дом?

— Отец был машинистом, у него всегда был бензин, а я был заядлым курильщиком уже в те годы.

Воспоминания о том дне всегда даются очень тяжело. Иногда Гарри мечтает о том, чтобы и вовсе стереть их.

— Но тогда почему тебя поместили в клинику?

— Она меня поместила.

— Кто?

— Моя мать. Она думала, что я психически нездоров, хотя сама считала абсолютно нормальным подвергаться избиениям собственного мужа, — выплюнул парень, внимательно оглядывая все видимые синяки на теле хрупкой девушки.

Энн, словно воплощение Беллы, — тоже считала, что позволять избивать себя нормально.

Но нет.

Это, блять, аморально.

— Она сломала мне жизнь, — закончил Гарри, не отрывая глаз от удивлённой девушки, что застыла на месте, абсолютно поражённая.

Белла всегда желала узнать больше о жизни Гарри. Ей нравилось проводить время в загородном коттедже, общаясь с Тобиасом, Бетти и Энн, но ей этого не хватало… Прошлое. Детство. Вот, что было запретным плодом; вот, что Гарри недосказывал, убегая от этих тем. Теперь все стало ясно: он сломался задолго до встречи с Джаавадом, его уничтожили собственные родители. Поэтому он ненавидел рассказы Беллы о брате и матери. У него никогда не было нормального детства.

— Скажи мне, о чем ты думаешь? — неожиданно заговорил кудрявый.

— Что мы будем делать с моей беременностью?

— Какая же ты эгоистка, — рассмеялся Гарри, ощутив, как от сердца отлегло.

Он отпустит ее, ведь девушка изжила себя. Она поверхностна, хоть и мила.

Она стоит перед ним, абсолютно растерянная, неуверенная в завтрашнем дне, обиженная и раздавленная. Уверенная, что Гарри виноват в том, что произошло с ней.

Он просто смотрит на тощую фигуру бледной девчонки, что буквально полгода назад казалась невинной красавицей с аппетитными формами и красными щеками. И Гарри винит ее в том, что их любовь развалилась на кусочки. Пару минут назад была последняя искра его чувств к ней.

Сейчас нет. Пустота, заполненная болью и разочарованием.

— Ты не должна была трахаться с ним.

— А ты не должен был вмешивать меня в свою омерзительную работу, — добавила девушка, сощурив глаза и шмыгнув носом.

— Я просто не должен был влюбляться в тебя.

В этот момент Изабелла почувствовала, как гулко разбилось ее сердце, словно хрустальная люстра о мрамор. Вдребезги, безвозвратно. Она, словно немая, вышла из помещения, хватаясь за стены в попытке вдохнуть больше воздуха, но на грудь будто положили тяжелый камень — Белла задыхалась, захлёбываясь слезами. Больничные коридоры казались бесконечными, хотелось поскорее выйти на свежий воздух, однако они тянулись, как вереница бесконечных дверей, которые ведут в никуда.

Перед глазами проносился весь год. Как Белла размазала лимонный пирог по футболке и телефону Гарри; как впервые увидела его в своей школе, хмурого и настойчивого; как он помог ей после нападения Джексона; как они танцевали на Дне Благодарения его бабушки; как издевались над бедным братом Тоби; как он лишил ее девственности; как они провели канун Нового Года.

Как они влюбились друг в друга, позволив взлететь до небес, а затем рухнуть на землю, разбившись.

Белле казалось, что весь мир потерял краски. Внутри скопилось столько ненависти, злости из-за несправедливости.

И когда по пути встречается Майкл, идущий рядом с высоким и невероятно уставшим Зейном, она снова заплакала так горько, как плакала над могилой отца. Девушка рухнула в руки кареглазого парня, ей не оставалось ничего, как повиснуть, рыдая в тёплый шарф и пытаясь забыть все, что наговорил кудрявый.

Вовсе стереть его из памяти. Ведь это конец.

— Ну все, все, — тёплая рука парня медленно провела по спине всхлипывающей девушки, успокаивая.

Зейн знал, что произошло. Он знал о Гарри, о Майкле — он знал обо всем.

Flashback.

По обычаю поднимаясь на крышу, чтобы покурить, Гарри думал о Белле. Ему было страшно, одиноко и грустно. Пожалуй, никогда ещё он не испытывал себя настолько ничтожным. Хотелось верить, что все наладится, но приходило осознание, что это невозможно. Хотя бы потому, что чувства наладить невозможно. Грустно было и оттого что, кажется, придётся отпустить Беллу Мари и начать все с чистого листа.

Он скучал по матери, которая медленно доживала свои дни, пока он возился с девушкой, которой, кажется, на него плевать. Гарри жаждал бросить все и сбежать к единственной женщине, которая ждёт его, но не мог, ведь был одержим ею. Глаза, волосы, улыбка — наркотик, с которого невозможно слезть. Понимая, что у него будет ломка, Гарри оттягивал момент разговора с Беллой. Ему нужно было вытащить ее отсюда, помочь встать на ноги, защитить, иначе он никогда себе не простит, что долгие годы работал на Джаавада.

Хотя он подозревал. Он чувствовал, что что-то не так.

Мысли словно вихрь вертелись в голове, пока поток не прервал знакомый силуэт, стоящий в паре метров, склонившись о перила. Зейн, как всегда облачённый в чёрное, как столб стоял посреди крыши, влекомый темным пасмурным небом. Раннее утро, ещё не встретившее солнце, будто боролось с грозой.

Желудок непроизвольно сжался, парня затошнило, но он двинулся вперёд. Зейн ощущал, как Гарри двигается в его сторону. Как только между ними остался метр, он обернулся, заметив отощавшего кудрявого парня с огромными мешками под глазами. Казалось, словно он не ел и не спал добрых десять суток. Впрочем, так и было.

— Ну, здравствуй, — ухмыльнулся Зейн, хотя внутри него бушевал шторм. Он ощущал то же, что и Гарри.

Каждый из них ощущал себя третьим лишним в этой истории. Зейн, вечно завидовавший Гарри, ведь его собственный отец любил Стайлса больше. Гарри, отрешенный школьный лузер, ввязавшийся в неправильный бизнес, и сломанный человек. Они оба думают об этом, заглядывая в глаза друг друга. Лучшие друзья, не видевшиеся несколько месяцев, обозлённые и обессиленные до предела.

— Ты придурок, Стайлс, — выпалил Зейн, оторвавшись от перил. — Какого хрена ты натворил?

— Это ты мне скажи! — зашипел Гарри, резко подорвавшись к парню.

— Эй, тише, тише, — уперевшись руками в грудь кудрявого, Зейн старался восстановить дыхание и не нервничать. Во всяком случае, Стайлс не сможет нанести ему урон. Просто посмотри на него!

Казалось, будто Гарри сейчас расплачется, как ребёнок. Майкл совсем недавно рассказал ему обо всем. О Белле, о Зейне, о ребёнке.

— Ты ублюдок, — Стайлс замахнулся, чтобы ударить Зейна, но кареглазый перехватил его кулак, оттолкнув в сторону.

— Успокойся, Гарри! — Малик понимал, что драться с ним — не по-мужски. Это как избивать привязанного к стулу человека.

Гарри еле стоял на ногах, явно плакал и, казалось, не ел очень давно. У него затяжная депрессия, из которой он даже не пытается выбраться.

— Зачем она тебе?! — но истерику Гарри остановить было невозможно. Тогда Зейн залепил ему смачную пощечину, повалив на землю. Он зажал его трясущиеся руки и сел поверх.

— Ты слаб, как дитя. Что ты пытаешься сделать? Просто послушай меня, — Зейн злился, потому что знал, что Белла бы выбрала его.

Он знал, что не будь он преградой, Белла бы всегда выбирала Гарри. Хотя бы потому, что у него была честь, которой никогда не отличался Зейн.

И от одной мысли, что он потеряет Беллу, все тело охватила дрожь.

У Зейна Малика нет чести, никогда и не было. Поэтому он, не думая, наносит ещё один удар, затем ещё один…

Пока Гарри не расслабляется, закрыв глаза и ослабив руки.

В голове у Гарри был лишь чудесный образ девушки, которую он полюбил. Ее тонкий силуэт на фоне бесконечного поля и смеющаяся физиономия на фоне улыбающейся Энн в том великолепном платье. На балу…

— Гарри? — голос Зейна кажется отдаленным, перед глазами плывёт. — Гарри?

— Что? — еле выговаривает парень, не чувствуя конечностей.

— Оставь ее.

Оставь ее… значит забудь ее лицо? Сотри чувства? Избавься от похоти? Желания обладать?