— Что насчёт твоей визы? — перебиваю его, чтобы этот детский спор не продолжился.

Найл мгновенно расплывается в довольной улыбке, сощурив глаза. В голубой радужке словно засияло множество кристаллов. Настолько счастливым я давно его не видел. Действительно счастливых людей вообще не видел последние несколько лет. Хотя, возможно, способность видеть хорошее я просто напросто утратил за долгое время работы на садистскую кампанию.

Хоран последний месяц активно занимался восстановлением своего гражданства в Ирландии, чтобы наконец вернуться на родину. Его закал я разделял с особым удовольствием, поэтому с радостью помог, чем смог. Всё-таки связей здесь у меня больше, чем у ирландца. И какова радость, когда он наконец отвечает, что визу одобрили и он возвращается обратно.

— Это просто… просто замечательная новость! — вскакиваю с кровати, вцепившись в парня объятиями.

— Полегче! Кофе разольёшь, — рассмеялся он, стараясь держать дистанцию. — Но я и правда очень счастлив. Спасибо тебе.

— Ты заслужил как никто другой, — выдавливаю улыбку, похлопав его по плечу. — Особенно после всего, что случилось.

Найл понимает, к чему клоню, поэтому лишь учтиво кивает, стараясь стереть из памяти Мэдисон. Девушку, которая напрочь изменила его принципы, повернула жизнь на сто восемьдесят градусов, растопив лёд. У них была платоническая любовь, я бы даже сказал «братская».

Найл задумчиво смотрит под ноги, погрузившись в свои мысли. Чувствую себя виноватым, что вообще затронул эту тему.

Ну вот не придурок ли? Лучший друг пришёл с прекрасной новостью, а ты, дебил, ему напоминаешь о мертвой подружке?

Кажется, у меня не все дома…

— Ты как? — спрашиваю, ожидая ответа. Через мгновение голубые глаза встречаются с моими, и на одном дыхании он отвечает:

— Я всегда буду любить ее.

— Я знаю, — отвечаю, выдавив улыбку. — Знаешь, а ведь я буду скучать.

— Да ладно?! Сам Гарри Стайлс будет скучать по мне…

Мы в последний раз заливаемся смехом; в последний раз делаем глоток остывшего кофе; в последний раз смотрим друг другу в глаза, абсолютно неуверенные, встретимся ли вновь. И от этого снова невыносимо больно.

***

После прощания с Найлом меня окатила лёгкая меланхолия. С одной стороны, я бесконечно счастлив за друга – его пристанище снова с ним. Во мне бесится эгоизм. Я как чертова кошка!

Лидия… день рождения Беллы.

А ведь я дарил Изабелле кошку. Она, наверное, так и не забрала ее. И несчастное животное усыпили. В этой жизни нет ничего прекрасного. Все до костей омерзительно.

Как бы хотелось немного успокоиться… виски трещат. Сейчас бы чего-нибудь крепкого. Не кофе. Посильнее.

Но у меня нет доступа к алкоголю, лишь сигареты, с которыми тоже жуткая дилемма. Так как в больнице нельзя курить, приходится выкручиваться. Сегодня понедельник, а значит, на ресепшен дежурит Клэр — моя любимая медсестра. Девушка очень понимающая и отпускает на крышу, что является непозволительной роскошью.

Накидываю толстовку, обуваюсь и выхожу из палаты, закрыв дверь. Как только замечаю блондинистую макушку, ускоряюсь, спрятав кулаки в карманы.

— Клэр, как твои дела? — упираюсь локтями о высокий стол для регистрации, бросая заинтересованный щенячий взгляд на молодую барышню.

— Господи! Напугал, — она хмурит брови, закатив глаза, напомнив Беллу…

— Клэрити, пустишь на крышу?

— Ты обещал, что прошлый раз будет последним, — шипит она максимально тихо, чтобы никто не обратил на нас лишнего внимания.

— Это, честно, будет самый последний, — умоляю я, ощущая себя малым ребёнком из пятого класса, что клянчит у учительницы телефон.

— Самый последний в смысле «я все равно снова припрусь» или честное «самый последний раз, клянусь на Библии»?

Дайте подумать…

— Первое… — натянуто отвечаю, замечая, как молодая девушка меняется в лице, — но мы ведь с тобой друзья.

— Мы знакомы всего три недели, Стайлс, — недовольная гримаса девушки заставляет рассмеяться, совсем сбивая ее с толку. — И ты вообще-то пациент.

— Довольно симпатичный пациент.

— Что за детские игры, Стайлс?

— Я почитаю детям из онкологического отделения сказки, — протягиваю Клэр руку в знак установления договора. Она сразу же расплывается в улыбке, видно вспомнив наш диалог пару дней назад.

Мы мирно обедали, пока какое-то счастливое дитя не попросило Клэрити прочитать ему сказку. Она, разумеется, сделала это… мать Тереза. Мне же сказала, что я, цитирую: «страшный дядя» и никогда в жизни бы не сказал ни единого доброго слова ребёнку.

Поэтому сейчас она победно протягивает руку в ответ.

— Недолго! Две главы «Красной шапочки», — подытоживаю.

Через мгновение она закатывает глаза, положив передо мной журнал со списком имён людей, которые покидают палаты, чтобы сходить в столовую. Всё-таки сдалась.

— Спасибо, ты просто душка, — улыбаюсь в ответ, вписывая своё имя.

— Ты пользуешься моей добротой. Если заболеешь астмой – виноват будешь сам.

Поднимаю руки вверх в знак поражения. Клэрити снова улыбается, заставляя расслабиться. Не хотелось бы, чтобы бедной девушке влетело за мои выходки. Конечно, курить на крыше больницы не самая лучшая идея, но звучит романтично, не так ли? Особенно, если учесть неплохой вид, который открывается оттуда посредством высокого здания. Бостон похож на Нью-Йорк, поэтому неудивительно, что он тоже по-своему красив.

Последнее время слишком многое навалилось на плечи. Мама стала часто болеть; хочет держать это в секрете, словно рак — чертова эзотерика. На самом деле, некому и рассказывать, кроме Бена, который, к сожалению, остался таким же мудаком, но хоть по отношению к одному мне. Его чувства к матери настоящие, это просто невозможно не заметить. За что огромное спасибо, ведь должен о ней заботиться хоть кто-то, помимо никудышнего сына, что зациклился на пропавшей девушке.

Девушке, которая похитила его сердце. После таких историй влюбляться действительно больше не хочется. Много мыслей было, догадок: «а что если я не увижу ее больше?». И снова все по кругу: алкоголь, сигареты, учеба. Так хотелось забыться эти три месяца, я настолько ушёл в учёбу, что Найл стал сравнивать меня с чертовым наркоманом, только дозы у меня в виде очередной диссертации по экономике. Я рад, что хоть что-то может отвлечь от боли, которая, кажется, навечно поселилась внутри.

Приятный холодный ветер окатил сразу, позволив напряженным мышцам расслабиться. Приземлившись на одну из металлических труб, я устремил взгляд на небо, где сегодня полно мерцающих звёзд, что, словно одеяло, окутывают живой город. Звучит прозаично, да вот не с кем зрелище разделить.

Походы на крышу – очень сомнительная и спорная вещь. С одной стороны, я ощущаю себя свободным от угнетающих стен больницы, с другой же, меня окутывает одиночество особенно остро.

Докуриваю сигарету и прижигаю о металлическую трубу, на которой я удобно расположился. Клэр присылает сообщение, что стоит вернуться, потому что будет врачебный обход. Чтобы не подставить девушку, спускаюсь в лобби. Она как всегда стоит на месте, записывая что-то в чёрный толстенный блокнот.

— Я здесь, — констатирую, снова ошарашив девушку.

Она поднимает на меня крайне недовольный взгляд, убирая трубку телефона на место.

— Ты когда-нибудь перестанешь так делать? — ее голос уже не звучит настолько раздражённым, скорее ироничным, что радует.

— Скоро меня выпишут, так что да.

— Подписывай, — Клэрити не желает продолжать диалог, поэтому просто протягивает мне тот самый блокнот, чтобы я внёс своё имя.

Ничего необычного, лишь прибавилась парочка новых фамилий и инициалов… но мое внимание привлекает редкое сочетание «Кляйн И.М.»

— Изабелла Мари, пожалуйста, выслушай меня, — продолжал умолять я. — Ты же знаешь, что я в долгу не останусь.

— Зачем мне твоя помощь вообще? — рассмеялась девушка, прикрыв дверь.

Кляйн Изабелла Мария.

Белла. Моя Белла Мари?