— Да, клянемся великим Аллахом!

Он заставил их поклясться на Коране и талаками[40] их жен, что они не выдадут его. Слуги поклялись.

— Но как же нам быть? — спросил Масрур. — Повелитель правоверных немедленно потребует его голову.

Только он стал рассказывать своим спутникам о приказе халифа, как навстречу им попался человек, который в этот ранний час спешил куда-то вдоль берега. Они подбежали к нему, схватили его, а это оказался как раз тот самый негр, который лишил невольницу невинности.

— Горе тебе! — закричал на него Масрур. — Куда ты бежишь?

— Клянусь Аллахом, о мой господин, — взмолился он, — она сама схватила меня и повалила на себя. Она твердила, что влюблена в меня, и я не смог прекословить ей.

— Прекрасно, — сказал Масрур, — клянусь Аллахом, ты разорил цветущие дома и совершил поступок, который навлек беду на этого юношу. Пойдем-ка, мы рассчитаемся с тобой.

Его бросили на берег и отрубили ему голову. Масрур взял голову негра, а труп бросил в реку, потом обратился к аль-Мауджуду:

— Ступай себе по милости Аллаха. Остерегайся и не показывайся здесь раньше, чем через год.

Мухаммед поцеловал руку Масрура и направился по степи в сторону Мадаина[41].

Он шел, словно обезумевший, до самого утра. Ноги его покрылись волдырями. На нем была всего лишь рубаха из антиохийского шелка, который не защищал от палящих лучей солнца. Наконец, когда солнце стояло уже высоко, он прибыл в одно селение, сел на берегу ручья, чтобы отдохнуть, умыл лицо и стал думать о том, что с ним случилось, хотя за ним не было никакой вины. В это время к нему подъехал шейх этого селения верхом на кобылице. Вместе с ним было два его сына. Он увидел, что аль-Мауджуд сидит в степи в такой одежде, и обратился к сыновьям:

— Посмотрите на этого юношу. Клянусь моей жизнью, клянусь Аллахом, он — беглец. И никогда я не видел лица прекраснее.

И шейх приблизился к нему и сказал:

— О сын мой, как ты попал в пустыню в такой одежде? Вот сейчас наступит зной, и ты погибнешь.

— О дядя, что же мне делать? Меня ищут, со мной поступили несправедливо, хоть за мной и нет вины. Я прибыл сюда, надеясь найти человека, который спрятал бы меня, несправедливо обиженного, на несколько дней и тем снискал бы милость Аллаха, а когда меня перестанут искать, помог бы мне перебраться в Басру. Я уже не вернусь, даже не приближусь к Багдаду.

— О сын мой, — ответил шейх, — твое желание исполнилось. Я и мои сыновья — к твоим услугам. Клянусь Мухаммедом, избранником Аллаха, я могу спрятать тебя, если захочу, даже в своем собственном глазу, так что и за сто лет никто не найдет и не схватит тебя.

Потом он обратился к своему сыну:

— Сулейман!

— Слушаю тебя, отец!

— Пусть он будет твоим братом. Отведи его в наш дом и спрячь в своей комнате, и пусть никто не видит его. Будь почтителен с ним, пока я не вернусь.

— Во имя Аллаха, — ответил сын и пошел вместе с Мауджудом в селение. Он отвел его в свою комнату, потом принес ему все, что могло понадобиться, и вернулся к отцу.

Масрур меж тем вернулся во дворец. Ар-Рашид сидел на своем месте, обуреваемый ревностью и гневом, опустив голову.

— Масрур! — позвал ар-Рашид.

— Вот я перед тобой, о повелитель правоверных!

— Где ты был?

— О господин мой, разве ты не послал меня с приказом убить Мухаммеда аль-Мауджуда?

— Послал. Где его голова?

— Вот она у меня в руках.

И Масрур приподнял голову негра. Ар-Рашид взглянул на голову и не распознал ее в темноте.

— Брось ее в реку! — приказал ар-Рашид, но Масрур не выполнил его приказа.

Ар-Рашид так и остался в своем тяжелом состоянии и тут же уснул на месте. Масрур же думал: «Клянусь величием Аллаха, завтра он потребует от меня найти Мухаммеда аль-Мауджуда. Это большая ошибка с моей стороны, что я не спрятал его до тех пор, пока он не спросит о нем». И Масрур провел тревожную ночь.

Утром ар-Рашид вышел из своих покоев, помылся в бане, вошел в зал и сел на трон. Придворные и везир Джафар подошли к нему, а слуги собрались вокруг престола. Ар-Рашид поднял голову и заговорил:

— Как я скучаю по Мухаммеду аль-Мауджуду! Эй, Масрур, ступай в комнату Мухаммеда аль-Мауджуда и скажи, что я скучаю.

Масрур встал смущенный, дрожа, как в ознобе.

— Горе тебе, что это с тобой? — спросил его ар-Рашид.

— О господин наш, — взмолился Масрур, — помилуй меня!

— Что с тобой? Что тебя испугало?

— О господин, — начал Масрур, — ты послал меня с приказом убить его и утопить, а теперь требуешь от меня привести его. Да разве не приходил я к тебе рано поутру с его головой?

Услышав такие речи, ар-Рашид воскликнул:

— Нет мощи и власти, кроме как у великого и всевышнего Аллаха! Горе тебе, о Масрур, неужели я дал тебе такое приказание, врешь!

— Да, клянусь твоей головой, повелитель правоверных!

— Так что же ты сделал? — спросил ар-Рашид. — Говори кратко!

И Масрур рассказал о том, как все произошло.

— Да будет проклята невольница! — воскликнул ар-Рашид, потом долго рыдал и сказал:

— Горе, клянусь Аллахом, ар-Рашиду в Судный день. Как мог я приказать умертвить такое прекрасное существо?

И он снова стал рыдать. Масрур также зарыдал, а потом подумал: «Если я не расскажу ему, что я не убил Мауджуда, не придется ли опасаться за его здоровье?» И он обратился к халифу:

— Выслушай меня, о повелитель правоверных! Я не убил его, а пустил на все четыре стороны в пустыню. Ошибка моя, что я не спрятал его где-нибудь. А теперь, клянусь Аллахом, я не знаю, где искать его на этой обширной божьей земле.

— Ты уже успокоил мое сердце, о Масрур, — проговорил ар-Рашид. — Немедленно возьми тысячу верховых и ищи во всех селениях и степях у Васита. Тот, кто приведет аль-Мауджуда, получит тысячу динаров.

Воины сели на коней и поскакали, а шейх того селения, увидев всадников справа и слева, сказал своему сыну:

— Эти всадники ищут Мухаммеда.

— Верно.

Отряды следовали одни за другим, и все они возвращались из Васита, так и не найдя ни одного человека, который видел бы аль-Мауджуда или слышал о нем.

А Масрур передал ар-Рашиду слова убитого им негра. Тогда ар-Рашид велел схватить невольницу, надеть на нее шерстяную джуббу, запереть в комнате и заковать. Сам же ар-Рашид поклялся, что не будет пить вино, пока не вернется Мухаммед аль-Мауджуд.

А теперь поговорим об аль-Мауджуде. Он пробыл у шейха пятнадцать дней, а потом шейх тайком посадил его в лодку, и он поплыл вниз по реке в Басру. У Мауджуда был перстень с рубином. Он продал его за двадцать динаров и купил себе хорошую одежду. В Басре он нанял дом и стал коротать время в лавке одного москательщика. Люди ходили за ним по пятам и читали молитвы, чтобы не сглазить его красоты. И вот однажды к нему подошла девушка со стройным станом, высокой грудью, тонкой талией, с выгнутыми бровями, насурьмленными глазами, орлиным носом, мраморной грудью, с лицом более прекрасным, чем луна и солнце. На ней был вышитый золотом плащ, а следом шла целая толпа. Она увидела Мухаммеда аль-Мауджуда и остановилась перед ним. И страсть схватила ее всеми четырьмя пальцами прямо за сердце, опалила не северным ветром и не южным, а тем ароматным ветерком, который зовется желанием. Она обратилась к своим спутникам:

— Посмотрите на этого юношу, он сидит, в то время как мы стоим!

Тут она схватила его за руку, вывела из лавки и усадила на скамью.

— Клянусь Аллахом, — воскликнула она, — у него красивое лицо! Как безобразны лица жителей Басры! Ты — сын моего дяди, ведь я из Багдада.

Она потянула его за руку и повела за собой, а толпа последовала за ними, заполнив обе стороны улицы. А среди взрослых были и дети, которые хотели видеть их. Были там и люди, которые хотели подшутить над ней и говорили:

— Вот в эту ночь она возьмет пять динаров.