– Ты, – сказал Грегори и свёл брови ещё плотней. – Поставь ведро.

Милдрет послушно опустила ведро на землю.

– Почему ты их принёс? Джон заставил?

Уголок губ Милдрет невольно пополз вверх от этого глупого предположения – сколько бы она не цапалась с местными, заставить её пока ещё никто не смог.

– Я сам хотел, – не переставая улыбаться, произнесла она.

Грегори молниеносно шагнул вперёд и, поймав её руки, развернул ладонями вверх.

– Я не хочу, чтобы ты носил вёдра, – сказал он.

Милдрет подняла бровь отчасти в искреннем удивлении, отчасти от того, что её позабавила эта неуместная и несвоевременная забота.

– Твои руки должны быть гладкими, – заявил Грегори.

– Это невозможно, – спокойно возразила Милдрет. – Я не девушка и не собираюсь целыми днями прясть.

Грегори нахмурился ещё сильней.

– Мне это не нравится, – всё тем же голосом заявил он.

На сей раз Милдрет не смогла сдержать улыбки – и даже смеха – и уже через секунду почувствовала боль в затылке, стукнувшемся о каменную кладку стены. Одна рука Грегори крепко держала её плечо, а другая упёрлась в камень, перекрывая возможность ускользнуть вбок.

– Ты смеёшься надо мной? – прошипел Грегори ей в лицо.

Милдрет попыталась избавиться от улыбки, но так и не смогла. Страшно не было совсем – напротив, впервые за всё время в замке Бро ей было легко. Она приподняла руку и, повинуясь внезапному порыву, провела кончиками пальцев по щеке Грегори – ещё по-юношески мягкой, но тёплой и какой-то родной.

Не переставая улыбаться, Милдрет покачала головой.

– Я так рад, что увидел тебя, – призналась она.

Грегори стоял какое-то время. Его шумное горячее дыхание касалось губ Милдрет, пробуждая в теле незнакомый огонь.

Ещё несколько секунд они не двигались. Грегори мучительно пытался понять, что с ним творится, и почему этот хрупкий мальчишка вызывает нестерпимое желание впиться ему в губы, смять их, присвоить себе, пока этого не сделал кто-то другой – а потом резко отстранился.

– Оставь ведро, – приказал он. – Второе я принесу сам.

Милдрет снова удивлённо приподняла бровь. Грегори, судя по всему, не понимал, сколько воды нужно на одну бадью. «То есть, в самом деле заставлял кого-то работать за себя?» – поняла она.

– Я тебе помогу, – сказала Милдрет с улыбкой, но стараясь больше не злить избалованного англа, – там не одно.

Грегори поколебался.

– Сенешаль давно ждёт, – сказал он. – Ладно. Пошли. Я схожу с тобой.

За полчаса они перетаскали воду и заполнили бадью. Грегори взялся разводить огонь, а Милдрет стояла в стороне, внимательно глядя на него. За всё время работы они не сказали друг другу ни слова, но Милдрет хватало возможности просто смотреть, как двигается Грегори – плавно, будто кошка. Под тонким льном рубашки то и дело проступали бугры мускулов, которых не было у неё самой.

Милдрет вздохнула, невольно подумав о том, что четыре года тренировок с мечом пошли прахом – всё равно теперь ей быть просто слугой. Она не была уверена, но, кажется, начинала привыкать к своей судьбе.

Грегори, само собой, по-английскому обычаю посвятили бы со временем в оруженосцы, а затем он стал бы и рыцарем. Ей же здесь никто и никогда не позволил бы взять в руки меч. Хоть её и назвали пажом, а не пленницей, для обителей замка она всё равно оставалась врагом.

– Всё, – объявил Грегори, щупая рукой воду.

Милдрет кивнула. Уходить не хотелось, но причин оставаться больше не было.

– Я завтра приду? – спросила она и тут же пояснила. – Воду принесу.

– Придёшь, – подтвердил Грегори, – только без воды. Вместе принесём.

Теперь Милдрет приходила к Грегори каждый день, едва заканчивала свои дела – и помогала ему делать ещё и его.

Грегори принимал помощь с хладнокровием человека, который привык, что всё делают за него. Однако, хоть он и не говорил об этом вслух, ему было приятно от того, что рядом с ним шотландец, которого он с самого начала считал своим. И почему-то неловко от того, что тот делает больше него – хотя его в самом деле никогда не смущала необходимость заставлять других что-то делать.

Потом наступила зима. Жизнь в замке почти остановилась, но Грегори был этому только рад – тренировочная площадка почти всё время была пуста, и теперь он мог вволю упражняться с мечом. Милдрет довольно быстро поняла, где теперь искать англичанина, и стала приходить не к башне, а сразу туда.

Как-то Грегори вынес на площадку оружие, но тренировки начать не успел – его позвал к себе сенешаль, чтобы отчитать за очередную выходку с крестьянской овцой. Надо сказать, что овец Грегори не воровал уже давно, в основном потому, что ими надо было делиться со всеми, а он в последнее время не хотел видеть никого, кроме «своего шотландца» – но когда произошла пропажа, первым делом подумали на него.

Милдрет осталась один на один с мешком, в котором лежали доспех, меч и копьё. Какое-то время заповедь «не укради» вертелась в её голове, а потом уступила место более земным потребностям – пользуясь тем, что никого не было рядом, она достала из мешка меч и покрутила в руках. Затем извлекла из ножен и, опустив их на землю, примерилась к рукояти. Ударила деревянного манекена наискось – меч был непривычно тяжёлым и перевешивал вперёд, так что сохранять равновесие было тяжело. Но она всё-таки ударила ещё разок, и ещё, а затем так увлеклась, что не сразу услышала вопль у себя за спиной – поняла, что происходит, только когда почувствовала удар в плечо.

Милдрет молниеносно развернулась, принимая новый удар на лезвие меча. В руках у стоящего перед ней Грегори был деревянный учебный меч, но Милдрет к такому противостоянию всё равно была не готова. Она нанесла несколько ударов, но для неё клинок был слишком тяжёл, а Грегори со своим игрушечным мечом двигался в пару раз быстрей. Через некоторое время он обманным манёвром заставил Милдрет отвести меч в сторону, а сам ударил её кулаком в грудь. Удар был столь неожиданным, что Милдрет отступила на шаг назад, оступилась и повалилась навзничь, едва успев отбросить в сторону меч – а Грегори наклонился над ней и ткнул кончиком деревянного меча ей в солнечное сплетение.

– Проси пощады, – приказал он.

Милдрет стиснула зубы. Её обуяла злость. Она никого здесь не собиралась просить.

Грегори постоял над ней ещё секунду, а потом убрал клинок и протянул ей руку, предлагая встать.

– Я бы и тогда тебя свалил, – сказал он.

Милдрет ничего не ответила. Молча подняла меч и протянула его Грегори рукоятью вперёд.

Грегори принял клинок и покрутил в руках. Рукоять ещё хранила тепло.

– Будешь заниматься со мной? – спросил он.

– Мне не дадут меча, – мрачно сказала Милдрет.

– А если я найду?

Милдрет пожала плечами.

– Я скажу, – мечтательно произнёс Грегори, уже не глядя на неё, – что мне нужно на ком-то тренироваться. И мне отдадут тебя.

Милдрет улыбнулась, хотя от последних слов по спине пробежал неприятный холодок. Ей абсолютно не хотелось, чтобы её «отдавали» кому бы то ни было – и всё же смотреть на Грегори, мечтательно уставившегося в небо, было очень приятно.

– Хорошо, – согласилась она.

Однако плану Грегори не суждено было воплотиться в жизнь. Сенешаль Тизон, ещё злой после необходимости разбираться с овцой, сухо ответил ему, что такое разрешение может дать только лорд Вьепон.

Грегори даже не стал спорить о том, что Генрих никакой не лорд – он почти месяц решался на то, чтобы подойти с подобной просьбой к наместнику, прекрасно понимая, что любая просьба с его стороны того только разозлит.

Когда же он наконец решился, реакция сэра Генриха была именно такой, какую он и ожидал. Тот долго молчал, прикидывая что-то в уме, а затем ответил, что отложит решение до весны.

Весной, впрочем, он ответа снова не дал – вместо этого объявив, что Тизон должен готовиться выступить в новый поход. Никаких разумных доводов он слушать не хотел, со своей же стороны предъявлял один единственный аргумент: