Оглянувшись на так и спящего Дирлиха, я свернула листок в трубочку и запихнула в рукав ночного платья из серебряной ткани, украшенной золотыми веточками рябины. На месте сожженного моим пламенем письма появились заколки от отца: папа знал, что я догадаюсь уничтожить его записку, потому наложил чары. Он должен был ожидать, что я поступлю так же: отправлю ему свой ответ через пламя.

Я положила ладонь на ручку двери из спальни и замерла спиной к Дирлиху. После того, как вместе с магией я выпустила всю ту злость, обиду и боль, что накопились внутри, покалечив даже бессмертную чудовищную яблоню, в душе моей зияла пустота, а в голове шевелились неприятные мысли, холодными щупальцами трогая мозг. Словно я вновь совершаю ошибку, хотя и поступаю правильно: мне хватило ума, чтобы понять, как именно отец хочет одарить меня властью. В письме чётко сказано то, о чём я не задумывалась: у меня и без брака с Ансором есть права на трон. А как садятся на трон те, кто не являются прямыми наследниками? Они убирают с дороги соперников. Я была глупа, если не подумала о своих притязаниях раньше. Так может, моя глупость сейчас будет мне не во вред, а сыграет на руку, и отец разжуёт мне всё в ответном письме? Письме, которое я вручу Его Величеству, и, наконец, восстановлю своё доброе имя. Пусть и путём предательства отца, который предал меня уже давно.

Моё лицо перекосило. То, что я намеревалась сделать, было отвратительным. А ещё я предчувствовала, что выйдя сейчас и отправя это письмо там, где Дирлих не почувствует запах горелой бумаги, я ступлю на тропу, которая обрывается как спереди, так сзади. Но и намеревайся я действительно пойти на поводу у отца, не ждало бы меня то же самое? Даже получи я власть, не стала бы я самой презираемой и ненавистной императрицей, что когда-либо садилась на трон? Я бы этого не выдержала. Знаю, что не выдержала.

Я резко обернулась, и юбки хлестнули меня по ногам, а длинные светлые волосы, красивые, словно серебряные в лунном свете, – по лицу. На негнущихся ногах и подошла к кровати, где спал муж, и осторожно коснулась губами его лба, почти невесомо, чтобы не проснулся. А потом вышла. Дверь закрылась за мной так же тихо, как закрылась бы крышка гроба для уже ничего не слышащего мертвеца.

И каждый шаг по коридору вперёд по ощущениям вёл меня в пустоту, а за каждым знакомым поворотом, словно за древесными корнями, мною ожидалась кроличья нора, что утянет вниз, вниз, вниз.

Наконец, я вышла на продуваемый ветрами общественный балкон, одну из посадочных дворцовых площадок, которую сразу не заметишь, если не будешь знать, где искать. Ветер взметнул ночное платье, серебряная с золотом юбка засияла в свете разноцветных звёзд, пылающие щёки охладились. Я вытащила из рукава письмо отцу и сжала его в правой ладони. Собственная магия, то ли злясь на меня, то ли предупреждая о чём-то, обожгла кожу, и я разжала пальцы, поднеся пострадавшую ладонь к губам. Впрочем, уличный ветер куда лучше меня остужал кожу, а ещё разметал пепел. Само письмо должно было уже сейчас оказаться у лорда Кебера.

Сначала я услышала аромат яблок. Невероятно сладкий и удушающий, он донёсся откуда-то снизу. Потом в воздухе мелькнула какая-то белая тень, похожая на дымок от костра, подманивая меня к краю балкона. Когда я приблизилась к ней, из белой дымки высунулась рука в идеально белой перчатке. На раскрытой ладони лежала трубочка бумаги и золотое яблоко, какими плодоносила только побеждённая мною сегодня хищная яблоня. Я с ужасом уставилась на руку, но она ткнулась мне в грудь и тыкала до тех пор, пока не взяла протянутое. Вспышка пламени – и она исчезает, оставляя в воздухе запах потухшего костра. Положив яблоко на достаточно широкие для этого перила балкона, я развернула трубочку послания.

"Если хочешь зваться моей дочерью и быть частью своего рода, съешь его, – записка оказалась крайне коротка. – Почерк тебя выдал. Угадаешь, как должна поступить сейчас?"

То, что я рухнула на холодный пол, как брошенный рабочим на кухне мешок с картошкой, можно объяснить лишь тем, что кто-то невидимый сломал мне ноги. А тяжёлое дыхание и очередную порцию горячих слёз – болью из-за сломанных конечностей. Да, я буду верить именно в это.

Если я ошибусь сейчас, то при желании отец может уничтожить меня. Написанное мной письмо можно истолковать как угодно, моё былое наказание ужесточат… Его же письма у меня нет, а эта записочка не столь компрометирующая, как отправленная мной. Я потянулась к ней рукой и стащила с перил, к которым она как приклеилась. Едва оказавшись в моих руках, та рассыпалась чёрной пепельной пылью. А яблоко, что будто незримой рукой подтолкнули, упало прямо мне на колени.

Я вытерла его о подол ночного платья и задумчиво покрутила в руке. Как я должна поступить? В действительности я всё-таки одна, хоть и живу с мужем. Какой выбор в моём случае правильный?! Я хотела предать свой род, но отец, который по-настоящему знал меня, сумел по почерку раскусить мою ложь и обрушить мои мерзкие замыслы, как карточный домик. Вполне возможно, что правильный выбор – это тот, где я не пытаюсь сохранить верность демонам, для которых враг, а поступаю так, как велит папа? Раз уж обе дороги ведут в ничто, не стоил ли прямо сейчас переступить на другую, велика ли разница?! Лорд Кебер гораздо умнее меня и у него имеются проработанные планы… Ему я буду нужна и полезна, спящей ли, полумёртвой или мёртвой, как яблоко подействует, буду примерной дочерью, если уж ни на что другое не гожусь и никто другой во мне не нуждается. О чём же я беспокоилась, когда писала отцу письмо, разве я уже не призираема и ненавистна?

Мне вспомнился Томар, немедленно бросившийся на меня в атаку. Всегда полный сомнений взгляд Соранны. Собственный магический и душевный срыв в камере ядовитой яблони, а потом Дирлих, держащий за руки Линаину.

И я откусила от золотого яблока, позволив вязкому сладкому соку заполнить рот и попасть в желудок. Яд выкатился из моих ослабевших пальцем и покатился по холодным грязно-молочным в лунном свете камням, оставляя за собой золотую дорожку. Мир расплылся в тенях и боли от ударившейся об пол головы я почти не почувствовала.

Меня тянуло вниз, в пустоту, которой ни конца, ни края не было видно. Словно я действительно сорвалась с тропы и теперь, падая, получила время осознать свои ошибки перед смертью. Подтверждая мои суждения, рядом со мной падали воспоминания, отображённые на золотых боках ядовитых яблок. Я видела себя пять лет назад, потерявшую контроль, окружённую чёрным пламенем и столкнувшую Линаину в пещеру гарпий, где, как я надеялась, она и сгинет. Я словила яблоко в ладонь, будто бы хотела прикрыть свой давний позор, но оно взорвалось у меня в руке, перепачкав её вязким золотым соком, от которого сейчас не было никакой возможности отмыться. В другом яблоке я увидела нашу поспешную свадьбу с Диром: белое платье, украшенное жемчужными нитями, распалось у всех на глазах, чего в действительности не было. Яблоко взорвалось и без моего касания, заляпывая соком мои глаза. В третьем яблоке я увидела отца и то, как он подкинул записку в мой карман. В четвёртом: Линаину и Дирлиха в наших покоях, только вот они страстно целовались, вместо того, чтобы целомудренно держаться за руки. В пятом: себя, что добровольно откусила от ядовитого плода.

Меня стукнуло об пол, и ощущалось это так, как будто я с кровати упала, а не с неизвестной высоты, падения с которой хватило на мыслительный процесс. Я поднялась, поняв, что стою на чёрно-белой плитке, подобной шахматной доске, а вокруг меня – зеркала вместо стен. Все они отображают перепуганную зарёванную девчонку в ночном платье и всю перепачканную в золотом яблочном соке. Она просто не может, не должна быть мной, хотя и повторяет любое моё движение. А ещё я точно знаю, что это лишь плод моего безумного воображения, лишь грёзы, лишь влияние яда. Возможно, именно потому, что всё это – влияние яда, никакие щипки не помогают мне проснуться.