Харк припустил дальше, ноги скользили по мокрой траве. Схватил камень и швырнул его повыше. Увы, камень не достиг цели и загремел вниз. Вторая попытка тоже не удалась. Без рогатки ему не попасть в фонарь.

Харк глянул в сторону другого мыса. Если не разбить фонарь, Джелт застрянет в укрытии рядом со второй башней. Рано или поздно появится патруль, и что-то случится… с Джелтом или кем другим. «Поэтому, – сказал он воображаемым слушателям, – я понял, что мне остается только одно…»

Уставший Харк, пошатываясь, подбежал к башне и принялся взбираться по ней на самый верх. Часть башни, состоящую из камня, было легко одолеть. Строительный раствор выветрился и потрескался, так что между камнями было полно опор для ног. Но когда он добрался до металла, все стало сложнее. Пришлось руками и ногами обхватывать мокрые металлические столбы и подниматься не спеша, используя для опоры покрытые ржавчиной участки. Люди губернатора пользовались лестницами для того, чтобы зажигать фонари, а потом забирали их с собой, чтобы никто не пытался залезть на башню.

Добравшись до вершины, Харк наскоро сломал металлический корпус, вытащил фонарь и сбросил вниз. Фонарь пролетел тридцать футов и разбился вдребезги. Жидкость вытекла, расплескалась по каменному основанию, маленькие розовато-лиловые огоньки несколько минут плясали над ней, прежде чем окончательно погаснуть. Через десять минут фонарь на другом мысе вспыхнул и погас. Рогатка Джелта сделала свое дело.

«Значит, он жив. Теперь может удрать, и я тоже…» Харк слезал с башни, когда увидел скопление оранжевых лучей, трусцой двигавшихся к нему. Люди губернатора добрались до основания башни и окружили ее, пока Харк висел на металлическом корпусе, обняв башню руками и ногами. Он никак не мог отдышаться и дрожал от холода, пронизывавшего каждую ссадину и каждый порез. Похоже, он расскажет историю не в таверне, среди друзей, а прямо здесь и сейчас, под дождем, при бьющем в глаза свете фонарей.

Это должна быть очень хорошая история. И главное, такая, в которой не упоминается Джелт.

Как выяснилось, эта ночь была неудачной не только для Харка. Арестованных прибыло столько, что губернаторская тюрьма оказалась переполненной, и, когда Харка притащили в город, пришлось бросить его в одну из дополнительных «камер» – квадратную яму с решеткой из тяжелых деревянных брусьев наверху. Половина решетки была накрыта парусиной, немного защищавшей от дождя, но земляной пол уже превратился в грязное месиво. В этой дыре Харк и провел холодную мучительную ночь, гадая, что с Джелтом – убит ли он или только задержан?

Наконец взошло солнце, через час после рассвета решетку подняли, а его вытащили наружу. Вокруг стояло множество вооруженных людей губернатора. Вид у всех был скучающий – наверное, чтобы Харку не пришли в голову безумные идеи бежать и пытаться штурмовать стены двора. Вместо этого он напустил на себя храбрый и мужественный вид, но его тотчас окатили ведром ледяной воды и вручили смену сухой, хоть и убогой одежды.

– К чему такая роскошь? – выдавил он, стуча зубами. – Меня усыновляют вельможи?

– Бери выше, – криво ухмыльнулся страж. – Тебе предстоит Оценочный.

Сердце Харка сделало кульбит. Конечно, сегодня утром Оценочный аукцион! Ригг так и предполагала. С аукциона будут продавать останки Сокрытой Девы, прежде чем предпримут очередные поиски частиц богов. Но продавать будут не только боготовар. События разворачивались быстрее, чем ожидал Харк, он был к ним не готов. Он знал, что суда ему не устроят. На Ледиз-Крейве криминальные дела передавались одному из губернаторских судей, который выслушивал показания стражников и сразу же принимал решение, не напрасно ли тебя арестовали. Суд мог бы состояться только в том случае, если судья сочтет, что стражники что-то напутали, или если за тебя замолвит словечко влиятельная персона.

Харк решил, что его допросят. Когда стоишь лицом к лицу с допрашивающим, можно понять, что побуждает его ставить галочки в своих записях, можно рассказать историю, которую он хочет услышать, можно заключить что-то вроде сделки… но, очевидно, этому не бывать. Камеры переполнены, так что губернатор решил очистить их, а заодно заработать. Заключенные будут оценены и проданы. Харка вместе с дюжиной других нарушителей закона погнали через рынок и дальше, вверх по холму. Среди них точно не было Джелта, и Харк не узнал ни одного из банды Ригг – вероятно, всем удалось ускользнуть. Но он-то тоже еще не был мертвецом. Нужно держать ухо востро. Отчаяние – отрава. Стоит подумать, что худшее неизбежно, – все, ты мертвец.

Брошенный кем-то камень больно задел ухо. Харк вздрогнул, но не обернулся – какой смысл рисковать своими глазами? Ругнувшись, он не принял произошедшее на свой счет, ведь и сам иногда швырялся камнями в пойманных преступников. Не по злобе, просто потому, что мог это себе позволить. Ему не приходило в голову, что не стоит этого делать, потому что и сам он однажды мог оказаться закованным в цепи узником и камни тогда будут бросать уже в него. Мало того, в глубине души он был уверен, что рано или поздно займет это место. Возможно, именно поэтому Харк с упоением пользовался возможностью бросать камни.

Ухо болело. Он был рад, что не видел обидчика. Окажись это кто-то из знакомых, ему стало бы еще обиднее. Когда процессия заключенных приблизилась к аукционному дому на вершине холма, во рту Харка пересохло. Всю свою жизнь Харк видел это здание, возвышавшееся на горизонте, но внутри был лишь несколько раз.

Большое старое сооружение было неправильной формы. Крышу будто раздуло, щели в окнах напоминали трещины в каминной кладке. Так и должно выглядеть место, которое некогда считалось священным. В большом зале жили главные священники острова, здесь они писали указы и выбирали будущих жертв. Как еще могло выглядеть такое строение? Даже спустя десятилетия после смерти богов все прекрасно понимали: то, что свято, всегда искажено. У богов была своя красота, в глазах, умах и душах обывателя приобретавшая уродливые формы.

Когда губернатор захватил власть на острове простым и честным способом – наводнив землю вооруженными людьми и объявив, что отныне он повелевает всем, ему хватило ума не делать огромное здание на вершине холма своей резиденцией. Вместо этого он поселился в опрятном белом кирпичном доме недалеко от пристани, окруженном высокой стеной. Губернатор понимал, что здание священников слишком напоминает болезненное прошлое. Оно было его недостойно.

Губернатор превратил пустующее здание в аукционный дом. Мелкие аукционы устраивались каждую неделю. Здесь продавались разные грузы, как обычные, так и трофейные, поднятые с затонувших судов, а также конфискованные товары. Оценочный аукцион всегда был грандиозным событием: на нем можно было купить суда и субмарины, предметы роскоши, лучший боготовар и… преступников. Жители Ледиз-Крейва умели приспосабливаться как никто другой. На сегодняшний день единственное, в чем они перещеголяли жителей других островов, был криминал, но даже на нем они нашли способ поживиться.

Сегодня Харка выставят на продажу – хорошего мало. Но если не найдется достойных покупателей, он обречен. Вообще на Мириеде рабство было запрещено. Однако если вас, как Харка, объявляли виновным в преступлении, то могли продать в качестве наемного слуги – в кабалу. Жители всех островов Мириеда признавали силу кабальных договоров, иначе как бы они могли купить преступников для работы, которую никто не хотел выполнять? Чем серьезнее преступление, тем дольше срок службы. Попытаетесь сбежать – поймают и вернут «хозяину», который может вас наказать, а то и продать кому-то, кто станет обращаться с вами еще хуже. Всегда найдется такой человек.

Большой зал был спроектирован таким образом, что все посетители, оказавшись там, ощущали себя меньше муравья. На этом ловил себя каждый, переступив порог. Он был слишком просторным – просто громадным. Чересчур высокий сводчатый потолок, узкие и длинные окна, сквозь которые проникало слишком мало света. Даже две дюжины рядов скамей, поставленных для покупателей, заполнили только половину зала. Толпа людей терялась в нем. Голоса отражались от стен странным эхом, которое звучало более высоко и испуганно. Харк представлял, как они, охваченные ужасом, бьются в воздухе, теряясь в тенях.