А еще Вирэтис очень привязалась к Джоунси. Пушистый мерзавец, казалось, восхищал ее, а потому она не упускала случая подержать его на руках и потискать немного. Периодически она расспрашивала Рипли о кошках и та, с удовольствием рассказывала ей что знала. Казалось, это единственное, что интересует турианку. Она никогда не пыталась исследовать землянку и тыкать в нее иголками, как того можно было бы ожидать во время Первого Контакта между инопланетянами.

Как и никто на этом корабле. Турианцы не ограничивали ее свободы сверх необходимой меры, не пытались допрашивать или даже расспрашивать ее. И хотя сами они, при этом тоже вели себя скрытно, Эллен не переставала удивляться высоким моральным качествам, которые демонстрировали эти странные создания. Порой она задумывалась о том, какая судьба ждала бы того же Сайракса, окажись он на ее положении, на корабле людей. И приходила к неутешительным выводам.

Наверняка он бы стал пленником или того хуже – подопытным кроликом ученых Компании. Такие мысли огорчали женщину, но, по крайней мере, отвлекали от мыслей о пережитом. Видения кошмарного прошлого продолжали преследовать ее и Рипли, пока что, не удавалось полностью освободиться от их плена. Однако она научилась прятать их под ворохом мыслей о настоящем. Это помогало.

Хотя и не так, как живое общение с Сайраксом Аскерисом. Почему-то Эллен все чаще ловила себя на мыслях о нем. Турианец интересовал ее. И не потому, что был инопланетянином. Точнее не только потому. Приятный в общении. Спокойный, по большей части. В меру заботливый. Сайракс нравился Рипли. Однажды заметив это она не смогла больше избавиться от этой мысли.

Вспоминала, как он успокаивал ее после пробуждения и как сдержанно вел себя с ней, когда ее нервная система давала сбои от перенапряжения. А еще она вспоминала, как прижалась к нему на «Нарциссе», задыхаясь от истерического хохота, а он обнимал. К удивлению Эллен прикосновения Сайракса успокаивали. Такие аккуратные, легкие, но твердые. Они определенно нравились ей.

Общение и дружеская поддержка – вот что помогло ей прийти в себя после анабиоза и не сойти с ума. Именно благодаря понимающему отношению Сайракса Рипли смогла преодолеть смятение и нерешительность, вернуть себе ясность мысли. Теперь женщина отчетливо это понимала. В том, что не смотря на все испытания она осталась сильной духом и телом была не только ее заслуга. Но и его.

А потому когда Сайракс снова решил заговорить с ней как раньше, Эллен с радостью поддержала беседу. Они говорили о курении. Турианец признался, что покуривал во время обучения в Военной Академии, но со временем почти бросил. Хотя и не отказывал себе в удовольствии выкурить сигаретку-другую после удачно выполненной миссии. Ну или просто под настроение в приятной компании.

Под конец разговора они все-таки выкурили по одной и Рипли получила сомнительное удовольствие видеть турианские «сигареты». Если их, конечно же, можно было так назвать, потому что больше всего они походили на длинные, не меньше восьми дюймов, одревесневшие палочки. Сайракс курил одну такую не торопясь и со вкусом затягивался дымом. И так не докурил ее даже до половины.

Странное было зрелище, но зато они снова могли нормально общаться и с тех пор делали это каждый день. Время от времени они посещали «Нарцисс», обсуждая детали предстоящего возвращения на Землю. Иногда вспоминали какие-то аспекты своего прошлого, преодолевая неловкость и постепенно открываясь друг другу.

Один раз, всего один за все время, Рипли обмолвилась при Сайраксе о своей дочери, Аманде. О том, как обещала вернуться к ее одиннадцатому дню рождения, но так и не сделала этого. Мужчина выслушал ее, молча. И выразил сочувствие. Нет, он не жалел Эллен и она была благодарна ему за это. В свою очередь женщина старалась выражать понимание его чувств, когда он делился с ней чем-то.

Земная женщина и турианец все больше узнавали друг друга и радовались этому, но вместе с тем ощущали хрупкость зарождающейся близости. Поэтому оба оберегали эти отношения, избегая неудобных тем. Но сегодня, гуляя с Сайраксом по коридорам космического корабля Эллен поняла, что не может больше ждать и что должна получить ответ сегодня. Желательно – прямо сейчас.

— Можно задать личный вопрос, – осторожно спросила женщина и, когда турианец коротко кивнул, спросила о том, что уже довольно давно интересовало ее. – Цветные… хм, маркировки на лицах? Что они значат? И почему у вас их нет?

— Это символ преданности турианца его родному миру. Мы носим их с гордостью, как знак нашего почтения предкам и неразрывной связи с тем местом, где мы пришли в эту жизнь, – слова были красивые. Правильные, хотя и высокопарные немного. Но произнесены они были без всякого чувства.

Из чего выходило, что Сайракс сам не верил в то, о чем говорит, и просто пересказывал ей то, чему его учили. Как послушный ученик на скучном уроке.

— Вы, похоже, не придерживаетесь этой… традиции, – осторожно предположила Эллен. Теперь, ступая на зыбкую почву чуждой психологии она старалась соблюдать осторожность, мучительно избегая конфликтов.

— Она не считается обязательной, – пожал угловатым плечом Сайракс, – Хотя тем, кто идет по жизни с «пустым лицом» не доверяют. Маркировки обычно сводят те, кто скрывается от закона. Или собираются преступить закон оставшись незамеченными.

— Вы не похожи на преступника, – Рипли с трудом подавила желание рассмеяться и скосила глаза в сторону шествовавшего рядом турианца, желая убедиться, что он не заметил этого. Не хватало еще, чтобы он подумал, что она подсмеивается над ним. Хотя такое желание, периодически, возникало.

В общении с Аскерисом Рипли легко забывала о том, что он военный а значит – профессионал. Человек… то есть турианец, который самостоятельно выбрал свой жизненный путь. Глядя на него в это трудно было поверить. Его голубые глаза казались слишком добрыми. Не смотря на сковывающий их холод.

Рипли с трудом могла поверить, что мужчина с такими глазами выбрал для себя профессию бойца. Убийцы, фактически. Хотя кто знает, может турианцы, в силу своей военной доктрины, относились к службе иначе? Женщина не могла этого знать, но одно она знала точно – Сайракс не преступник.

— Конечно нет, – ответ турианца сопровождался щелкающим смехом. Видимо ее слова все же повеселили его. – Но я и не считаю нужным хранить преданность какому-то определенному миру. В конце концов мы, я и моя команда, защищаем всю Галактику. Мы – последний рубеж на пути истинного зла.

— Однако причина не только в этом, – отметила Эллен и почти сразу пожалела о том, что произнесла это вслух. Ей не стоило переступать черту. Снова. А в том, что именно это она только что и сделала, у женщины не было никаких сомнений. Уж слишком напряженным стал Сайракс. Слишком тесно прижался к его черепу роскошный костистый гребень.

— Простите, мне не следовало… – начала было Эллен, но ее неуклюжие извинения были прерваны тяжелым вздохом и последовавшей за ним речью.

— Моя колония… была уничтожена Чужими. Все, кого я знал, с кем я рос и учился, с кем играл в детстве, мертвы, – произнес Аскерис сухим, безжизненным, лишенным эмоций голосом. – Мне посчастливилось выжить и стать сильнее. С тех пор я охочусь на этих тварей. Они появляются, я их уничтожаю. Вот и все.

— И вам… не страшно? – спросила потрясенная до глубины души женщина. Ей с трудом верилось, что кто-то, пусть даже он турианец, а не человек, пережив то же что и она по собственной воле занялся этой работой. Взвалил на свои плечи ответственность за безопасность тысяч обитаемых миров. Она… не смогла бы так.

— Страшно, – кивнул Сайракс сухо щелкнув мандибулами. – Каждый раз я боюсь, что не справлюсь и трагедия, унесшая жизни двух тысяч моих сограждан повторится где-то еще. Что мне придется смотреть в глаза безутешным родственникам погибших и объяснять, почему я не смог спасти их близких…

— Понимаю… – тихим эхом отозвалась Рипли. – Я сама думаю о том. Она действительно понимала. С тех самых пор, как ей приснился сон о том, как Чужие разрушают огромную станцию, убивая всех ее обитателей, она понимала, что не сможет спать пока эти монстры существуют. Пока они угрожают еще кому-то.