— Ну, — сказала Катя, — он просто делает вид, что это его вообще не касается.

Жданова даже перекосило всего — вот гад!

— Вот гад! — взрыднула Тропинкина. — Еще небось требует доказать, что это его ребенок?

— Да ничего он не требует, — Катя выпрямилась и вытерла слезы, с начала свои, а потом принялась вытирать слезы Маши. — Просто мы с ребенком сами по себе, а он сам по себе.

— Женат? — ахнула Тропинкина.

Пушкарева неопределенно пожала плечами.

— Ой, Катька! Ну и черт с ним. У меня Егорка тоже отца не знает, и ничего. Не так уж и часто он спрашивает про него.

— Маш, ты только не говори пока никому, — попросила Катя. — Это ведь только ты пока знаешь.

— Ну ребенка в животе не утаишь, — всхлипнула Маша снова. — А если Жданов узнает, что ты беременна! — вдруг ахнула она. — Ох, и рассердится же он.

— Жданов знает, — с сухой горечью усмехнулась Катя.

— Ну надо же, — покачала головой Машка. — Знает и не вопит. Так вот для кого он бутерброд у Татьяны отжал, — осенило её. — С ума сойти, какая забота.

— Да он просто совесть свою этой заботой успокаивает, — объяснила Катя, чем поставила в тупик и Жданова, и Тропинкину.

— Какую совесть? — озвучила его вопрос Маша.

Катя вздрогнула, словно проснувшись.

— Ну ты же знаешь, что мне приходится часто задерживаться сверхурочно, — быстро сказала она. — Документы всякие… сложные составлять.

Ах вот в чем дело.

Катя сердится из-за липового отчета.

Что же, её можно понять. Жданов действительно угрызался из-за того, что заставляет её этим заниматься.

— Ладно, Маш, давай работать, — произнесла Катя мягко, — все у нас будет хорошо, да?

— Да, — пылко воскликнула Тропинкина и снова утопила Пушкареву в своих объятиях.

Жданов торопливо вышел из приемной, пока его не поймали с поличным.

Ему было так плохо, что он мало видел перед собой. Значит, нечистая совесть — это всё, что вы разглядели, Екатерина Валерьевна? А как же вы классифицировали наши поцелуи?

Он набрал Ромку.

— Я пошел к Кире, — сказал хрипло.

— Уже? — всполошился Малиновский. — Что ж ты такой резкий-то! Ну ты там кричи громче, важно, чтобы я вызвал Скорую, а не Кира.

— Понял. Кричать громче. Это я могу.

В целом, это был хороший план, если бы не одно большое «но»: они своей самодеятельностью чуть не угробили Катерину.

Почему-то Жданов даже не мог предположить, как страшно она перепугается.

Если бы знал, то, конечно, предупредил бы заранее.

Все прошло, как по маслу: он сказал Кире, что они с Пушкаревой летят вдвоем в Милан, Кира ожидаемо взбеленилась, Жданов тоже развопился, а потом согнулся пополам, имитируя острый приступ боли. Прибежал Малиновский, позвонил Саморукову, и Жданова очень красиво на носилках унесли в карету Скорой помощи.

В больничке ему выдали комфортабельную палатку, и он с чувством внезапно наступивших каникул послушно переоделся в пижаму и улегся в кровать, включив телевизор. Киру ему обещали до утра не пускать, и он предвкушал целый вечер безделья и покоя, однако уже через пятнадцать минут дверь приоткрылась и появился нос Малиновского:

— Да смотрите же, — зашептал он, — жив и здоров! А я вам о чем говорил? Жданов, к тебе пациент, — и он втолкнул в палату Пушкареву, а сам смылся.

Катя была в такой ярости, что у него натурально заболело где-то в животе.

— Нет, ну вы вообще нормальный, — закричала она, сквозь слезы, — Скорая! Носилки! Это же надо быть таким идиотом! Вы хоть представляете, что я… как я! Да я вас вообще ненавижу!

Жданов уже подлетел к ней, прижимая к себе яростное, вырывающееся тело, и Катя так крутила головой, что слезинки так и брызгали во все стороны.

— Прости, — шептал он, пытаясь поцеловать её лицо, — я действительно идиот!

— Еще какой! А если бы… Ладно хоть Малиновский меня увидел и сразу бросился успокаивать. Испугался, что я в обморок хлопнусь!

Катя за него испугалась! Она едва в обморок не хлопнулась!

От переизбытка чувств Жданов уже не понимал, куда её целует — его губами попадались ухо, щека, шея, плечо, лоб. Катя вдруг обмякла, перестав сопротивляться, и слабо ударила его ладонью по груди.

— Дурак, — выдохнула она обессиленно.

Подхватив её на руки, Жданов осторожно усадил на кровать и любовно пригладил косички. Он вдруг понял, что они с Катериной остались вдвоем в самом безопасном месте Москвы, и у них еще вся ночь впереди.

— Кать, я только позвоню родителям, — сказал он покаянно, — вдруг они тоже испугались!

— Вдруг, — передразнила она, — звоните быстрее, пока они еще не прыгнули в самолет.

Мама, действительно, была страшно встревожена переполошным звонком Киры, и ему пришлось ей доказывать, что ничего страшного с ним не приключилось. Просто нервы.

— Но Кира сказала, что ты в интенсивной терапии!

— Я просто хочу выспаться в тишине, — ответил он, подмигивая Кате.

Она была такой нахохленной, что не миновать ему нового нагоняя.

— Ну и в чем смысл этой дикой выходки? — спросила она, когда он повесил трубку.

— Пытаюсь избежать свадьбы по медицинским показаниям, — объяснил Жданов, приседая на корточки и стягивая с Кати ботинки с надетыми поверх бахилами.

Она была слишком возмущена, чтобы обратить внимание на его возню.

— Что за детский сад! Если вы хотите отменить свадьбу, то скажите об этом Кире Юрьевне прямо!

— И тогда прибежит Сашка за своим куском Зималетто, чтобы выяснить, что никакого Зималетто вообще нет. Нет, тут нужна гибкость.

— Это не гибкость, это подлость, — Катя с удовольствием поболтала ногами.

— А что прикажете делать? Жениться? Нет уж, я лучше буду подлым, но свободным.

— Бедная Кира Юрьевна, — сказала Катя. — Угораздило же её влюбиться в такого человека, как вы.

— Какого — такого? — уточнил Жданов, решив быть великодушным и не напоминать некоторым, как они только что тут рыдали из «такого человека».

— Бабник, — начала загибать пальцы Катя, — обманщик, интриган, трус…

— А трус почему? — заинтересовался он.

— Потому что боитесь рассказать Совету директоров правду! Манипулятор! Объяснить почему?

— Потому что пользуюсь вашей добротой и заставляю вас писать липовый отчет?

Она кивнула.

Жданов снова взялся за телефон:

— Ромка, — сказал он, — раз уж ты взялся сегодня быть доброй феей, закажи нам сюда вкусный ужин… Лангустов, Катенька?

— Гречки, — ответила она, — с молоком.

— Она издевается? — спросил Малиновский.

— Весьма вероятно, — согласился Жданов, — но придется исполнять. Сам понимаешь…

— Вот почему беременна Пушкарева, а бегать за гречкой приходится Малиновскому? — задался риторическим вопросом Ромка и отключился.

— А почему это я должна ужинать здесь? — спохватилась Пушкарева. — У меня между прочим есть собственный жених на крутой машине. Вот пусть Коля меня и ужинает!

— Ой, что-то желудок опять заболел, — застонал Жданов, укладываясь за спиной Пушкаревой, — бедный я, одинокий страдалец…

— Ну хватит, — сказала она, — тоже мне страдалец. Господи, вы хоть Кире Юрьевне позвоните, она же места себе не находит! А если она решит, что вы из-за неё заболели? — всполошилась Катя, поворачиваясь к нему. — Вот ужас!

Вообще-то Жданову очень нравилась идея с виноватой Кирой, но сейчас он отвел глаза.

— Катя, Катя, — он притянул её к себе, прижимая её голову к своей груди. — Вы не могли бы поменьше думать о Кире и побольше обо мне? Вы сегодня безжалостны ко мне.

— Позвоните Кире Юрьевне, — ответила она сердито. — Что вы вообще творите!

— Звоню, — сдался Жданов. Надо было выбросить вообще телефон нафик. — Ну что ты, — сказал он Кире, — никакой интенсивной терапии. Я тут лампочки глотаю и сдаю всякие другие неприятные анализы. Утром поговорим, когда будут результаты обследования, да?