– Привет, Ника! – выдает она сквозь зубы.

Я машу ей в ответ паяльником. С ее приходом Олег Максимович подтянулся, помолодел. Вроде польза от их отношений есть, но конец не за горами. Не дурак он. Был бы дурак, было бы легче.

Закрепив последний диск, я прибираю рабочее место, когда телефон подает сигнал о сообщении.

«Придешь в субботу на ужин?»

Мама.

Такого разочарования я не испытывала очень давно.

Резник не ответил.

С какой стати я так жду его сообщений? Ведь совсем не думала о Резнике и вдруг… словно подсознание живет собственной жизнью.

Может, позвонить ему? Или написать: «Да, я угадала, привет, Резник».

Нет.

Поспешно стерла сообщения, чтобы не было соблазна, и побежала домой.

Живу я в крохотной квартире-студии. Кровать за ширмой, маленькая кухонька в углу, а все остальное место отдано работе. Не зря нашу высотку называют домом художника. Среди жильцов затесалась всего парочка «штатских», остальные – творческие люди. На первом этаже – магазин «Товары для художников», так что все нужное под боком. Да и квартплата приемлемая. Все знают, что с творческих людей много не возьмешь.

Моя мечта – иметь отдельную мастерскую для работы, с видом на горы. Где-нибудь в Альпах, в тишине.

Ага, размечталась! Может быть, однажды… А пока я называю мою квартиру «студией», напоминая себе, что в ней есть крохотная мастерская, зажатая между кухней, ванной и кроватью.

Телефон зазвонил в субботу утром через два дня после странных сообщений. Вернее, телефон звонил и до этого, но не так. Друзья, родители, все, как всегда. А потом телефон зазвонил.

Даже не глядя на экран, я знала.

Мое «алло» прозвучало слишком взволнованно.

– Чем занимаешься, Ника? – усмехнулся Резник.

– По лестнице шла и запыхалась.

На самом деле я лежала на кровати в обнимку с любовным романом.

– Надо чаще тренироваться, могу предложить способ.

– Догадываюсь, какой.

– Могу предложить много разных.

– Не сомневаюсь.

– Ника, признайся, ты ведь знала, что сообщения были от меня.

– Догадалась, но не сразу.

– Терпеть не могу ложь. Почему ты мне врешь?

Что у него за пунктик такой насчет лжи? Всего лишь крохотная неправда: я не хотела признаваться, что вспоминала о нашей встрече в кафе.

– Откуда у тебя мой номер?

– Успенская поделилась. Кстати, я оказался прав. Она заявилась в магазин, устроила скандал и пыталась качать права.

– Откуда она узнала про магазин?

Резник вздохнул.

– Есть такая штука, называется «интернет». Зайди на страничку моей группы, там про меня все написано. Заодно посмотришь знаменитую рекламу.

Я уже посмотрела рекламу и не раз, но признаваться не стану.

Я бросила взгляд на ящик со старыми картинами. Вчера я достала «Секрет», мою выпускную работу, и тут же убрала обратно. Эта странная картина до сих пор излучает эмоции с такой силой, что меня потряхивает.

Тишина затянулась.

Первой заговорила я. Хорошие девочки не выносят таинственных пауз в разговорах с плохими мальчиками.

– Надеюсь, тебе удалось избавиться от Успенской. Извини, что причинила неприятности. Удачи тебе, Резник!

– Меня зовут Данила. Или Даня, если хочешь. Ты чем занимаешься?

– Собираюсь к родителям на ужин.

– Здорово.

Здорово?! Почему-то показалось, что он ждет приглашения. Представляю, как изумится мама, если я приведу с собой бывшего школьного хулигана.

Я передернула плечами, стряхивая мурашки. Они-то откуда?

– Ладно, бывай, Резник!

Разговор исчерпал себя, поэтому я нажала «отбой». Осталось странное чувство, словно я упустила нечто важное.

Это все «Секрет», его проделки. Эта проклятая картина намекает на связь, которой не может быть. Выбросить бы ее подальше от греха. От нее волнами исходит прошлое, и мне это не нравится.

Когда я рассказала маме, что встретила Резника, та восторженно ахнула:

– Такой разгильдяй был, а какого успеха добился! Талантливый парень.

– Талантливый-шмалантливый, – проворчал папа. – Я из-за их дурацкой рекламы телевизор боюсь смотреть. А они этот кошмар музыкой называют.

– На вкус и цвет… – пожала плечами мама.

Точно, на вкус и цвет.

Может, сходить на вечер встречи?

Вечера встречи ждать не пришлось, Резник позвонил на следующей неделе. Я запомнила его номер, теперь он числился в списке контактов как «Секрет».

– Надо поговорить! – заявил он без преамбул.

Я не стала притворяться, что не знаю, кто звонит.

– У меня урок через час.

– Дай адрес, я подъеду после урока. Вечером свободна?

Нет. Да. Нет.

– Да.

– Скажи адрес и время!

Я приняла душ, оделась, а в моих мыслях все еще звучала череда «нет» и «да».

Наряжаться не стала, все равно испачкаюсь на уроке. Клиентка учится работать на гончарном круге, и это зрелище не для слабых. Комки глины летят во все стороны, в центре круга крутится бесформенная масса.

– Я собираюсь сделать вазу, – уверенно заявляет она.

А я собираюсь выиграть конкурс, но давайте говорить честно: и для того, и для другого потребуется чудо.

После урока я привела себя в подобие порядка и вышла на вечернюю улицу. Резник стоял, прислонившись к фонарю. Почему-то я думала, что он приедет на машине, но нет, он пешком. А ведь я ничего о нем не знаю. Водит ли он, где живет, почему притягивает взгляд даже с покрасневшим от мороза носом. Небритый. С синим взглядом такой силы, что я моргаю, пытаясь разорвать нашу невидимую связь.

– Ты тепло одета? – Он ведет взглядом по измазанным глиной джинсам и улыбается.

– Нормально.

– Пойдем, я провожу тебя до дома! Если замерзнешь, поймаем машину.

Я пожимаю плечами, и Резник принимает этот жест за согласие. Берет меня за руку и выводит на проспект.

Это слишком интимный жест, поэтому я пытаюсь высвободиться.

– Здесь не скользко. Я не упаду.

– Если из нас двоих кто-то упадет, это буду я. – Его голос слишком резок, а слова настолько двусмысленны, что я теряюсь.

Про падение женщин пишут романы. Его боятся, о нем сплетничают. Иногда о нем мечтают.

Про падение мужчин говорить не принято, они гордятся своей силой.

Но с Резником все не так, с ним я проваливаюсь в неведомую глубину, кувыркаюсь в его секретах, в его чувствах, как в штормовой волне.

– Тогда держись крепче! – отвечаю чуть слышно, предлагая ему то, что не собиралась давать.

Чтобы разрядить атмосферу, я рассказываю о клиентах, вспоминаю забавные истории. Резник заметно расслабляется, шутит и, склоняясь ближе, щекочет ухо теплым шепотом.

Мне кажется, что мы на свидании, и это ощущается неправильно. Понять бы, почему. Мы оба свободны, не связаны обязательствами и обещаниями. Резник хорош до неприличия, задорной мальчишеской красотой. В школе меня раздражало его шалопайство, но теперь он состоявшийся музыкант, владелец магазина.

Чего я опасаюсь?

Глубины синего взгляда. В ней есть нечто пугающее, слишком сильное. Я не уверена, что готова к таким чувствам.

Остановившись посреди дороги, я поворачиваюсь к Резнику. Прохожие, ворча, обходят внезапное препятствие.

– О чем ты хотел поговорить?

Резник морщится и смотрит себе под ноги. Он одет со стилем, но не броско. Мне это нравится. Мне вообще слишком многое в нем нравится, особенно артистическая небритость.

– Я не собираюсь говорить об этом на улице, – говорит он сурово. – Провожу тебя до дома и зайду ненадолго, там и поговорим.

Я киваю, и к Резнику возвращается веселое расположение духа. Он рассказывает забавные истории о фанатках, о недавнем концерте и о визите Успенской. Когда перед нами возникает громада дома художников, я вздрагиваю от удивления. Уже пришли? Кто бы догадался, что с Резником так интересно и легко.

Многие бы догадались. Например, одноклассницы, которые страдали по нему до самого выпуска, а то и дольше.