Это четвертая чашка кофе. Ч-ч-четвертая. Меня уже потряхивает, но я упорно не сдаю позиции. Приникнув к окну кафе, смотрю на строгое здание, пропитанное запахом денег и успеха, где я только что провалила интервью.

Я выслеживаю соперницу, чтобы увидеть, как она выйдет из галереи с торжествующей улыбкой на красивом лице.

Тогда я признаю поражение.

Где же она?

Интервью может длиться очень долго, если оно включает в себя секс.

Со мной разобрались за тридцать минут. Посмотрели портфолио работ, обсудили современное искусство, а потом владелец галереи прижал меня к стене, и на размышления осталось от силы пять секунд.

– Я щедрый поклонник молодых талантов, – влажно прошептал он и приподнял бровь в ожидании моей реакции. Моей немедленной и ожидаемо положительной реакции.

Размышлять я не стала, а зря. Ведь могла сдержаться и повести себя вежливо, так нет же, отпрыгнула в сторону, как дикарка. Еще и взмахнула папкой, чтобы защититься от посягательств на мою честь.

Мужик обиделся, а он большой человек в городе. Меценат Трофим Лиознов, один из тех, кто негласно определяет «моду» в искусстве. Что (вернее кого) он выберет для частной выставки, то и станет открытием сезона и привлечет море внимания. Самое интересное в его галерее – это зал молодых талантов, где рядом со знаменитостями выставляют работы таких надеющихся и жаждущих, как я. За место в этом зале бьются семьдесят художников, включая меня. Этот конкурс – пропуск в новую жизнь, полную признания, покупателей и собственных выставок. Продается то, что модно, а я люблю кушать и спать в теплой постели, и за это приходится платить.

Не стоило обижать Лиознова, могла немного пофлиртовать и притвориться, что согласна. Побегала бы от него до конца конкурса, а потом что-нибудь придумала. А теперь вот Успенская демонстрирует меценату свои таланты. Мерзкая девица, из тех, кто улыбается и льстит, а потом бьет в спину. Да и работы ее не в моем вкусе – серия картин «Все мужики одинаковы. Голые мужчины, вид сзади». Сидят на лавках – сутулые спины, дряблые мышцы, по бокам свисают жировые складки. На задницы смотреть не хочется.

Уж Успенская не станет отталкивать Лиознова, она покажет ему вид сзади и не только.

Дверь галереи открывается, и я прищуриваюсь, глядя сквозь сумерки. Название кафе на оконном стекле частично закрывает обзор. «Аромат». «Аро», потом огромная чашка, потом «мат». Смотрю, как на крыльце галереи Лиознов обнимает Успенскую, и только мат в голову и лезет. Девица льнет к пожилому мужчине, хихикает, трется. Папка со снимками ее работ упала в сугроб и недоуменно разевает рот на декабрьском ветру.

Не будет мне выставки, так и останусь никому не известной учительницей рисования. Это очень обидно, ведь я прошла первый этап, и меня отобрали в десятку полуфиналистов. Окрыленная, я посмела надеяться на удачу, и вот результат. Надо было поверить слухам о Лиознове и не лезть в мир, в котором мне не место. Но обидно ж, ё-моё!

– Сто процентов, она ему дала, – раздается насмешливый голос за спиной. – Или, в крайнем случае, даст сегодня вечером, а пока позволила снять пробу.

– Резник!

– Ух ты, какая честь – Ника Туманова помнит мое имя! – смеется бывший одноклассник.

Как не вовремя. Все эти годы я старательно избегала школьных знакомых, а тут в самый неподходящий момент, да еще и Резник.

Отвернувшись к окну, я наблюдаю, как Успенская склоняет голову на грудь Лиознову.

– Хочешь, ей ничего не отломится? – Резник усмехается.

– Что не отломится? – Не хватало, чтобы о моих неудачах пошли слухи.

– Если хочешь, она ничего не получит. Ни выставки, ни рекламы.

Наспех перебираю в памяти школьные воспоминания. Резник – гитарист, по вечерам работал в магазине музыкальных инструментов. Прогуливал уроки рисования при любой возможности. Откуда он знает про выставку?

– Нет, не хочу, – отвечаю грубо, потому что на самом деле ой, как хочу. Если я не выиграю, то пусть в тройку финалистов попадут достойные, а не Успенская с ее дряблыми мужскими задницами.

– Точно не хочешь? – Резник улыбается одними губами. Он не изменился со школы, выглядит все таким же шалопаем. Цветные кеды, рваные джинсы, на голове модный беспорядок. Но первое впечатление обманчиво. Резник – продуманный и тщательно инсценированный шалопай, потому что хочет таким казаться. Всегда хотел, это его бренд. На каждой детали внешнего облика – дизайнерский штамп, даже на легкой небритости.

– Точно не хочу.

Резник цепляет мой стул ногой и двигает ближе к себе. Сердце подпрыгивает, то ли от рывка, то ли от внезапной близости постороннего мужчины.

То ли потому, что этот мужчина – Резник.

– Глянь-ка мне в глаза, Ника Туманова, – говорит тихо, – и скажи правду. Я очень не люблю, когда мне врут, и ты об этом знаешь.

Я удивленно моргаю, потому что на большее не способна. У меня шок. Я не видела Резника со школы, мы даже толком не поздоровались, а он сразу лезет в дебри. Хотя и раньше был не без странностей. Но уж очень привлекательный парень, все одноклассницы на него отвлекались.

Не успеваю ответить, как он резко отодвигает стул и направляется к выходу. Остановившись у двери, громко спрашивает:

– Как ее зовут?

На меня смотрят все посетители кафе. Реально, все. Даже бариста облокотилась о кассу и ждет моего ответа.

– Марина Успенская.

Подмигнув, Резник выходит из кафе и направляется ко входу в галерею навстречу воркующей парочке. Жаль, мне не слышно, что он говорит, потому что лицо Успенской мгновенно преображается. Повернувшись к Резнику, она смеется и трясет рыжей гривой. Красиво, как пожар на снегу. Лиознов недовольно хмурится, пытаясь удержать «молодой талант», но та уже вырвалась на свободу и восторженно облизывается на Резника.

В кафе тихо. Посетители наблюдают за разыгравшейся сценой, пытаясь прочитать сказанное по губам.

Вот и я ломаю голову. У Марины есть реальный шанс выиграть конкурс, который запустит ее карьеру. Как Резнику удалось отвлечь ее от заветной цели?

А она и вправду отвлеклась. Помахала Лиознову, и тот поджал губы и скрылся в здании. Взяв Резника под руку, Успенская мурлычет что-то нежное ему на ухо. По крайней мере, мне так кажется. Такие женщины, как она, мурлычут на ухо мужчинам. Кошки.

Я не кошка.

Куда мне до кошек! Успенская грациозная, женственная. Прижимается, заглядывает в глаза, а потом – чтоб ее! – целует Резника?! Вот так, сразу? Резник отвечает на поцелуй, захватив рыжие волосы в кулак. Три минуты знакомства, а они целуются посреди улицы. Не может этого быть, они наверняка знакомы. Хотя почему не может быть? Я наблюдала ту же самую картину десятки раз. В школьных коридорах, в гардеробной. Иногда прямо во время занятий.

Новоиспеченная парочка выходит на проезжую часть, и Резник ловит такси. Переговорив с водителем, он, как истинный джентльмен, помогает даме устроиться на сидении. Протянув водителю несколько купюр, хлопает ладонью по крыше. Таксист отчаливает от заснеженного поребрика и вливается в поток машин.

Несмотря на расстояние, мне очень хорошо виден шок на лице Успенской. Развернувшись на сидении, она смотрит на Резника через заднее стекло такси. Все ясно, она-то решила, что они поедут вместе.

Что могу сказать? Данила Резник в своем репертуаре. Король облома. Однако бьюсь об заклад, что, если они встретятся завтра, Успенская снова позволит ему вить из себя веревки.

Уж такая у Резника магия.

Когда он вернулся в кафе, раздались жидкие аплодисменты. Серьезно?! Они одобряют то, что парень обломил девушку? Какое им вообще дело до происходящего?