Занятный малый. Есть в нём секрет.

Но тот ли, который стоит разгадывать? Нынешнее время текуче. Оно ещё долго не устоится, не обретёт окончательных черт.

И в людях этого многоцветного, недопроявленного сезона есть эта смутная невнятность. Ещё непонятно, к какому берегу их вынесет зыбкая волна. Особенно тех, кто имеет вкус к опасным политическим играм.

Но, рассуждая таким манером и будто сталкивая лбами эти опасливые резоны, я уже знал, что сделал свой выбор.

Все доморощенные политики, как правило, непрофессиональны. Работают на любительском уровне.

Поэтому роль политтехнологии, ещё не ставшей точной наукой, не оценена в точной мере. Да и сама политтехнология пребывает в пубертатном периоде.

По сути дела, она создаётся, творится методом проб и ошибок. В ней нет своих незыблемых правил и обязательных условий.

К тому же каждый игрок, с которым работает политтехнолог, требует особых ходов. Он никогда не забудет напомнить, насколько сложна и неповторима его незаурядная личность.

Всякий кулик на свой салтык. Готов согласиться. И потому сразу стараюсь определить все его качества и особенности.

Я твёрдо предупредил Карташова:

– Мне нужно быть абсолютно уверенным, что вы со мною будете искренны. Не ждите подвоха. Прошу понять, если бы я вам не симпатизировал, я бы не стал с вами работать. Единственно, чего я хочу – чтобы вы были вполне откровенны.

Он помолчал, потом сказал:

– Я постараюсь.

– Хорошо. Этот ответ меня устраивает. Да. Это трудно. Но – постарайтесь. Иначе я вряд ли буду полезен.

Герман кивнул и добавил:

– Принято.

Я спросил его:

– Хороший вы сын?

– Я – сирота.

– И тем не менее. Не сразу же вы осиротели.

Подумав, Герман сказал:

– Не знаю. Хороших сыновей не бывает.

– Уж будто?

Он нехотя пробурчал:

– Я очень рано уехал в Москву. Они остались в родном захолустье. Виделись редко. Очень редко. Молодость мне выпала трудная. Помощи не было. Сам пробивался.

– Понятно. Сделали себя сами. И не обязаны никому. Жёстко. Но я удовлетворён.

Он усмехнулся:

– Приятно слышать.

– Но. Необходимо запомнить, – сказал я веско. – Все эти тяготы сделали вас не только твёрже, но человечней и доброжелательней. С одной стороны – крутой орешек. С другой – отзывчивая душа.

Он засмеялся.

– Да. Разумеется. Выслушаю, пойму, утешу.

Он был восприимчивым человеком. Работать с ним было одно удовольствие. Почти не спорил. Такая покладистость, надо сказать, меня озаботила. Он посмеивался:

– Ну что же делать? Нет у меня никаких оснований оспаривать вас. Вы убедительны.

– Каждый из ваших оппонентов будет не менее убедителен.

– Это совсем другое дело. Они – политические противники. Исповедуют враждебные принципы.

– Не упрощайте ситуации. И противники могут хотеть хорошего.

– Неважно, чего они хотят, – упорствовал Герман, – средства другие.

– Другие – это не значит хуже.

– Хуже. Средства меняют цель.

Я удовлетворённо заметил:

– Неплохо, Герман, совсем неплохо. Это ещё не аргумент, но чувствуется бесспорный драйв. Некогда ревизионист Бернштейн заметил, что движение – всё, а цель – ничто.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.