© Зорин Г. А., 2020

© Издательство «Aegitas», 2020

Все права защищены. Охраняется законом РФ об авторском праве. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Дион.

Мессалина – его жена.

Домициан – император.

Сервилий – поэт.

Фульвия – его жена.

Клодий.

Лоллия.

Афраний – прокуратор.

Бен-Захария – вольноотпущенник.

Бибул – пожилой корникуларий.

Полный римлянин.

Плешивый римлянин.

Глашатай.

Юноша.

Молодой корникуларий, римляне и римлянки.

Действие происходит в Риме в конце первого века.

Послеобеденное гуляние в районе Капитолия. Римляне неторопливо прохаживаются, наслаждаясь теплым вечером. Негромкий говор, взаимные приветствия. Выходит глашатай. Быстро поднимается на ступени, машет рукой, призывая к тишине. Все умолкают.

Глашатай. В добрый час! Слушайте свежие римские новости. Никогда наш Рим не был так горд, могуч и прекрасен. Достойные римские граждане с удовлетворением следят за возвышением столицы Империи и радуются ее растущей красоте. Что же произошло за истекшие сутки? А вот послушайте внимательно и соблюдая порядок.

Аппий Максим Норбан, занимавший, как известно, пост претора, получил новое ответственное назначение. Император Домициан утвердил его в качестве наместника Ретии. Сопровождаемый пожеланиями плодотворной деятельности, Аппий Максим отбывает к месту новой работы.

Полный римлянин. Крупно шагает Максим Норбан, – ох и крупно…

Плешивый римлянин. Что вы хотите, Танузий, сейчас время молодых.

Глашатай. Вчера, после ужина, от разлития желчи скончался рекуператор Эфиций. Каждый римлянин согласится с тем, что это поистине невозместимая потеря. Мудрость, справедливость и обаяние Эфиция неизменно ощущали и его сослуживцы, и те, кто прибегал к его авторитету, и те, кого он судил. Нет сомнения, что светлый образ покойного навсегда останется в сердцах всех, кто его знал.

Полный римлянин. Ах, бедняга Эфиций… Интересно, что он такого съел?

Плешивый римлянин. Увидите, теперь назначат Сеяна. Сеян давно метит на это место.

Глашатай. Вчера император Домициан увенчал лаврами поэта Публия Сервилия. Новый лауреат хорошо известен гражданам Империи. Истинный сын Рима, он по праву может считаться певцом его величия. Прекрасные сюжеты сочетаются в его стихах с нежной, изысканной мелодикой. Нет сомнения, что увенчание Сервилия будет с удовлетворением встречено населением.

Полный римлянин. Вот это здорово! Я и сам люблю его стихи.

Глашатай. Продолжается странное заигрывание наместника Верхней Германии Луция Антония Сатурнина с хаттами. Император Домициан вчера за обедом выступил с речью, в которой подчеркнул, что подобные действия наместника вызывают самое пристальное внимание Рима.

Полный римлянин. Ох и штучка, доложу вам, этот Антоний Сатурнин! Никаких устоев.

Плешивый римлянин. Я его знал юношей. Постоянно грыз ногти.

Глашатай. Городская хроника. Завтра в цирке состоятся большие квесторские игры. Будут проведены решающие гладиаторские бои. В боях примут участие женщины и карлики. Император Домициан почтит игры своим присутствием.

Полный римлянин. Пойдете? Я уже заказал места.

Плешивый римлянин. Какие теперь гладиаторы… Ни один не может нанести стоящего удара…

Полный римлянин. Помните Спикула? Вот это был боец…

Плешивый римлянин. А Тибул-фракиец? Нынешние – подмастерья, а те были мастера…

Глашатай. Завтра же, по окончании игр, во дворце императора Домициана состоится большой вечер по случаю очередной годовщины его правления. Всем достойнейшим гражданам разосланы соответствующие приглашения. На этом я заканчиваю. В добрый час!

Полный римлянин. Вы получили приглашение?

Плешивый римлянин. Я с утра не был дома. А вы?

Полный римлянин. Вот и я, – с самого утра…

Плешивый римлянин. Смотрите, Танузий, – прокуратор Афраний…

Идет Афраний, высокий, дородный мужчина. Выражение величественной снисходительности не покидает его лица.

Афраний (вглядываясь в проходящую толпу). Эй, вольноотпущенник!

Появляется маленький смуглый человек.

Смуглый. Слушаю вас, справедливейший.

Афраний. Гуляешь?

Смуглый. Гуляю.

Плешивый римлянин. Вы его знаете? Бен-Захария. Ученый секретарь при прокураторе.

Полный римлянин. С этим пройдохой не шутите. Прокуратор без него как без рук.

Они смешиваются с толпой.

Афраний. Послушай, Бен-Захария, где ты был вчера вечером?

Бен-Захария. Можете себе представить, ко мне приехал земляк.

Афраний. Из Иудеи?

Бен-Захария. Из нее.

Афраний. И есть свежие анекдоты?

Бен-Захария. Как не быть.

Афраний. Тогда – другое дело. У меня было несколько мыслей по поводу последних законоположений, и я, по правде сказать, был сердит, что ты отсутствовал. Но если твой земляк привез новые анекдоты, то это другое дело. О чем же они?

Бен-Захария. Разумеется, о Риме.

Афраний. Обожаете вы сочинять о Риме анекдоты.

Бен-Захария. Справедливейший, что нам еще остается? Победителям – пожинать лавры, побежденным – сочинять о победителях анекдоты.

Афраний. Ну, рассказывай, не тяни…

Бен-Захария. С удовольствием, справедливейший. Встречаются как-то два консула…

Они проходят. Появляются Лоллия и Клодий. Лоллия – энергичная красивая римлянка лет тридцати. Клодий – римлянин из знатного рода, прямая ей противоположность, его небольшие умные глаза устойчиво хранят сонное выражение.

Лоллия. Мы опоздали, Клодий, – все люди, мало-мальски стоящие внимания, уже разошлись.

Клодий. Лоллия, вы слишком скромны, – они здесь только что появились. (Целует ей руку.)

Лоллия. Клодий, друг мой, вы льстите так, как льстили наши деды, – грубо и прямолинейно. Вы-то знаете, что я совсем не скромна.

Клодий. Друг мой Лоллия, установлено, что лесть тем действенней, чем она грубей. В лести не должно быть недомолвок, – все должно быть ясно, определенно и не допускать толкований. Когда Гораций льстил Цезарю, он отбрасывал всю свою тонкость.

Лоллия. Но ведь то был простой солдатский век, не отягченный современными сложностями. И кто читает теперь Горация? Дети и ученые. И Гораций и Виргилий – это почтенное прошлое Рима. Его можно уважать, но оно никого не волнует.

Клодий (вновь целует ей руку). Либо я опоздал родиться, либо крайне глупо устроен.

Лоллия. Неужели вас трогает традиционный стих с его вялыми ритмами? Да, мой друг, вы становитесь старомодны.