– Здравствуй, Икеда. Я так рада тебя снова увидеть. – произнесла Идзанами, вибрирующим, нежным голосом.

– Муж отравил всю свою семью. Скорее всего ради денег своей новой, молодой жены. – доложила воительница.

– Жадность – самый страшный из пороков, но и самый справедливый. Жадность, порождает бедность.

– Что же делать? Как даровать разгневанной Сибо покой?

– Ты знаешь, что нужно, чтобы невинная душа упокоилась. Сибо ищет справедливости и мести за смерть своих детей, и лишь даровав ей желаемое, она обретёт покой. Кровь за кровь.

Икеда опустила голову, задумавшись над словами Богини. Идзанами поднялась, на цыпочках подойдя ближе, и дотянувшись длинным ногтем до подбородка охотницы, приподняла ей голову.

– Убей его, Икеда. – шептала Идзанами, – Мужчины лживы. Их жизнь не стоит женских слёз, не стоит и пятна. Убей его! – вдруг повысила она тон, – Сверши правосудие. Дай бедняжке Сибо упокоиться с миром. Я приючу её и её детей. Найду им место в своём мире.

Икеда смотрела, как Идзанами прожигает её своим довольным оскалом. Богиня водила по её щеке, оставляя приятный холод, пока не исчезла в резко настигшей темноте. Воительница открыла глаза, слегка переведя прерывистое дыхание. В её глаза светили лучи рассвета. Дом пустел, а на чистом полу, вместо детских следов, одинокий цветок токкобана.

Икеда вернулась в дом Мори Огай, что радостно улыбаясь, отворил перед ней двери. Его молодая жена всё так же безучастно стояла в стороне, наблюдая за гостьей краем глаза.

– Ночью, пол округи не спало. – начал довольный Мори, – В старом доме, вопли до сюда было слышно, а значит ты справилась?

Икеда взглянула на него, презренно сморщив веки.

– Ты отравил их, пока они спали, и даже глазом не повёл.

– Что ты несёшь, воительница? – вдруг выпятил грудь Мори.

Икеда молчала, сверкая краями амигасы. Мори судорожно вытащил из шкафа звонкий мешочек с монетами и протянул Икеде.

– Вот, возьми свои деньги и убирайся! – завопил он.

– Но, я ещё не закончила свою работу. – ответила воительница, приподняв глаза.

Она сделала уверенный шаг вперёд и Мори, тут же, попятился назад.

– Что? Но дух исчез. Ты изгнала её. – заикался дрожащими губами Мори.

– Ещё нет, чтобы дух упокоился, нужно даровать ему справедливость.

Мори испуганно покачал головой, глубоко глотая воздух. Икеда обнажила вакидзаси – короткий клинок, что прятался у неё за поясом, и сверкнула тёмной сталью, столь же броской, как и лезвие её катаны.

– Нет-Нет. Стой, стой! Ты не можешь убить меня, у меня же семья! – в страхе завопил Мори.

Икеда подняла глаза на девушку, что безучастно, равнодушно глядела из угла комнаты. Воительница сузила брови в порыве ярости.

– Да, и твоя семья тебя заждалась.

Она резким взмахом лезвия, перерезала Мори шею. Кровь брызнула на голые стены, моментально оставив пугающий след, что красной струёй потёк вниз. Мори не успел даже опомниться, как его труп оставил под собой алое пятно. Икеда подняла глаза на девушку. Её взгляд не источал ни эмоции, будто она до сих пор не поняла, что произошло, но вдруг опомнилась, и посмотрела на охотницу в ответ. На её лице сверкнула наглая улыбка, пугающая, и до боли знакомая, вызывающая у воительницы странное чувство уважения.

Икеда вернулась к проклятому дому. Стояла удивительная тишина, что был слышен взмах крыльев пролетающих птиц. Она выглянула на бесконечные поля токкобана. Сибо витала над жёлтыми цветами, и была настолько тихой, что даже не отпугивала трусливых ворон, что стаями кружили вокруг неё. Её потускневший, пустой взгляд поднялся на Икеду и она, развеяв под собой окровавленный плащ, тут же обрела злобное очертание.

– Кровь за кровь. – произнесла воительница, и развернула тёмный вакидзаси, по которому ещё стекали свежие капельки крови, – Я принесла тебе месть. Я принесла тебе покой.

Сибо замерла и задымлённой искрой, упала на землю. Её лицо, словно ожило. Бледная кожа уже не пылала злобой, глаза не замирали, словно мёртвые льдины, а запах не вызывал тошноту. Кровь на её губах засохла, слёзы текли по мило краснеющим щекам. Она плакала сквозь искреннюю улыбку. Жемчужные слёзы, расслабленное сердце и упокоенная душа буйствовали в ней самыми яркими чувствами. Сибо закатила глаза, задрав шею вверх и поддавшись тёплому ветру, исчезла в пустоте.

Живём, секунды дней считая.

Мы ищем мести и коварств.

Жадность в мире возвышая,

Считая смерть за лживый фарс.

Ты столь стара, ты столь юна.

Ты слишком млад, ты слишком стар.

Ведь жизнь у нас у всех одна,

Одна судьба и вечный дар.

Вдоль пеших дорог, обычно никто не ставил ни ламп, ни фонарей, но эта тропа оказалась уникальной. По всему её прямому пути, у самой земли, были расставлены множество фонарей, что горели пуще остальных, и даже слепили непривыкший глаз. Масло в них, так и переливалось через края, дымясь алым пламенем. Икеда замечала, как у каждого из фонарей установлены ловушки, на которые обычно ловят крупную дичь, но большинство из них, либо были не тронуты, либо разорваны на мелкие тряпки. Воительница услышала впереди шум возни и хриплые пыхтения, что совмещались с ворчливой руганью. Двое солдат в потёртый латах расставляли фонари, подливая туда чрезмерное количество масла. Икеда притормозила, с любопытством подняв глаза из-под амигасы.

– Сколько духа не корми, всё ему мало будет. – сказала охотница, и тут же привлекла внимание вояк.

Солдаты насторожено осмотрели юную воительницу и переглянулись.

– Фонари его на время, да сытят. – ответил солдат, – А то эта тварь все наши масляные чаши выжрет. Жрёт его, падла, литрами. Раньше он только из фонарей масло лакал, а вот недавно, до запасов наших добрался, а тут уже дело серьёзное.

– Расскажи о нём.

– Его только краем глаза и видали. Мелкий и шустрый – зараза. Надоел. – буркнул воин и сплюнул на землю.

– Я могу заняться им.

– О, как? А ты у нас кто?

– Мосина Икеда. Ловчая.

– Охотница за духами! – возрадовался второй солдат, – То, что нужно. Я понимаю, что слово доброе в карман не положишь, но люди мы не богатые, поэтому, надеюсь, что много за работу не возьмёшь.

– Много не возьму. Тридцать мон и договорились.

– Договорились! – хлопнул в ладоши вояка, – Сущность эта – ночью появляется, сразу после заката.

– Здесь ты её и дождешься. – добавил другой солдат.

Икеда кивнула, всматриваясь, как алое солнце заходит за горизонт. Она скрылась в лесной чаще, что соседствовала с тропой, и присела, оперевшись о ствол дерева. Она наблюдала, как блики крон медленно темнеют, заменяя себя яркими звёздами. Время пронеслось, словно одно мгновенье. Вдруг шум листвы прервался, сочным чавканьем. Икеда медленно подходила ближе к странному звуку, замечая, как у фонаря искрится огонь. Маленький ребёнок, ростом не выше срубленного пенька, длинным языком жадно лакал масло из фонаря, опустошая его до тех пор, пока огонь не гас, и тут же приступал к следующему. Икеда уверенно вышла к нему навстречу. Жадное поедание прервалось и ребёнок замер, остановив выпуклые глаза на воительнице. Она ждала, наблюдала, но ребёнок, словно застыл, в неподвижном состоянии.

– Всё, хватит. – наконец заявила Икеда.

Ребёнок резко дёрнулся и со всех ног понёсся в лесную чащу. Охотница бросилась за ним. Несмотря на свои короткие ноги, ребёнок бежал быстро, ловко минуя заросшие ветки. Икеда запросто потеряла бы его, но огненный, пылающий след, что он за собой оставлял, не давал ей заблудится. След извивался и менял направления, но всегда вёл к быстроногому духу. Воительница сбавила шаг. След прервался у самой опушки, открывая большие горы, что извивались высокими и острыми скалами. Пылающие сгустки масла, обрывались у самого основания вершины, словно ребёнок перепрыгнул через них, но дикий, угрожающий вопль, эхом пронёсшийся по холодным камням, тут же откинул это предположение. Золотые искры сверкнули за горизонтом горы. Свистящий вопль превратился в суровый рык. На Икеду летел дракон, из пасти которого сочилась огненная жидкость. Он присел напротив неё, ударив длинным хвостом по земле. Его пасть горела, белые зубы налезали на нос, седые волоски усов торчали во все стороны и красиво мелькали на бликах луны. На его груди вращался ярко розовый цветок камелии, что кружил множеством лепестков, словно гипнотизируя, непривыкший к такой чарующей красоте глаз. Камелия искрилась золотыми лучами, слепя, и будто отпугивая любознательный взгляд. Золотая чешуя, высокий, что Икеде приходилось поднимать шею, но при этом худощавый, вытянутый – огненный змей, с пылающей головой дракона.