Эрих отложил блокнот и задумчиво произнес:

– Обычно пациенты редко доходят до древних времен. Ваша душа ждала два века, прежде чем прийти на землю повторно. Ведь древневосточная Мидия просуществовала от 670 года до н.э. до 550 года до н.э. Как вы считаете… – Краузе решил перефразировать. – Нет, не так. После посещения временного портала есть ощущение, что до Анисы у вас была еще одна жизнь?

Дария вскочила, пересекла кабинет и прильнула к окну. Доктор услышал ее тяжелый вздох, кажется, он задел щепетильный для нее вопрос, но отступать не собирался. У него создалось стойкое ощущение, что она рассказала далеко не все, что видела и знала в воплощении Анисы. Факт общения с огнем тоже нельзя было забывать. В видениях ей могла открыться любая информация: начиная от сотворения мира, заканчивая ее прошлым и будущем.

– Если говорить о воплощениях, то вы правы, я второй раз воплощаюсь в облике человека. Эти два с половиной века я была на Земле, но пребывала в стихии огня.

Краузе замер и в недоумении уставился на пациентку. Такого ответа он не ожидал и боялся ее спугнуть или упустить хоть слово.

Она повернулась – в ее зрачках плескались всполохи пламени.

– Я и есть огонь. Вернее, его малая часть.

Она сняла перчатки и развернула ладони. В полумраке комнаты шрамы казались огненно-красными.

Эрих испытывал необычайное волнение. Он впервые слышал, что человеческая душа может пребывать на Земле как часть стихии.

– У вас какая-то миссия?

– Служение.

– В чем оно заключается?

– Помощь нуждающимся.

– В чем заключается помощь? Конкретно.

– У каждого воплощения она разная. У Анисы был путь паломницы и целительницы, у меня, видимо, другой. В детали меня пока не посвятили. Вероятно, я еще не готова.

– Поэтому вы не можете иметь детей? Стихия огня не плодородна?

– Это одна из причин.

– Есть и другие?

Она закивала.

Эриха осенила догадка: подобная энергия не могла принадлежать человеку. Что-то иное, могущественное и мощное витало вокруг ее облика.

– Вы знали… – прошептал он и с трудом сглотнул. – Не только Аниса могла предвидеть будущее, вы тоже способны на это. Огонь открыл вам прошлое воплощение и указал будущее. Вот откуда у вас шрамы. Это ожоги. В отличии от Анисы, достигнув двадцатитрехлетия, вы еще не служительница огня.

Девушка отступила на шаг, ее лицо скрылось в полумраке. Эриха сковал страх. Это был не животный страх перед опасностью, а благоговейный. Столкнувшийся с непостижимым для его сознания явлением, он боялся совершить ошибку. Но самым страшным было то, что Дария могла оставить его вопрос без ответа.

– Я прав? – спросил он после затянувшейся паузы.

– Да, – тихо отозвалась она и заговорила на непонятном языке.

– Это язык, на котором говорила Аниса?

– Нет, это авестийский язык – язык богослужения. Сейчас он считается мертвым.

Перед Эрихом раскрывалось истинное положение дел. Одна догадка за другой мелькали в его сознании. Он закинул ногу на ногу и усмехнулся.

– Дария, а вы искусный манипулятор. Вам нужно было как-то объяснить близким прошлое и нынешнее предназначение, и вы придумали подключить меня. Мне вы сказали, что сошлетесь на загадочную болезнь и разорвете помолвку, а на самом деле…

– Я предоставлю им запись этого сеанса и объявлю о разрыве помолвки, – закончила за него Дария.

– Вы трусиха, Дария, а стихии огня трусость не свойственна.

Дария вышла в центр комнаты и с вызовом ответила:

– Я не трусиха! Всего лишь осторожна. Я уже причинила страдания своим родителям. Если скажу как есть, сердце отца не выдержит.

Она взглянула на часы, подхватила сумку и пошла к двери.

– Мне пора. Родители с ума, наверное, сходят.

– Конечно, – Эрих вынул из камеры карту памяти.

Перед дверью она остановилась и резко обернулась.

– Я не сама так решила. Я увидела это в видении.

– Что конкретно? Сеанс?

– Сеанс, вас, меня на кушетке. Даже Еву. И… – она осеклась и выскочила в приемную.

Давид вручил ей счет. Пациентка выудила из сумки бумажник. Последовавший за ней Эрих успел заметить во внутреннем отделении бумажника черно-белое фото светловолосого, коротко стриженного мужчины и с подозрением спросил:

– Это ведь не Анвар?

Она проследила за его взглядом и покраснела.

– Нет. Этого мужчину я разыскиваю. Это давнишняя история.

Дария дала понять, что не намерена вдаваться в подробности, а Краузе не стал настаивать. Мужчина на фото был европеоид брутального типа и не мог быть ее женихом.

На этот раз Дария не чуралась помощи постороннего мужчины. Не смотря на первую неудавшуюся попытку, Давид снял ее пальто с вешалки и помог надеть, затем открыл дверь приемной.

– Спасибо, Эрих, – девушка помялась и добавила: – Я вам очень благодарна. Надеюсь, вы не озвучите Еве мои откровения.

– Все сказанное во время сеанса остается в кабинете, – заверил он ее, отдал карту памяти и попрощался.

Когда за пациенткой закрылась дверь, Эрих повернулся к ассистенту.

– Ты договорился с адвокатом о встрече?

– В СИЗО завтра в восемь утра. Адрес и контактные данные адвоката я скинул вам в рабочий чат.

После ужина Эрих с бокалом вина устроился на диване. Все мысли были о необычной пациентке, оставившей после себя неоднозначное впечатление. Эрих был уверен, что она многое скрыла, как скрывала и раньше, в своем прошлом воплощении, боясь людского осуждения и злобы.

Размышления прервал Василий. Он вошел в гостиную и протянул доктору трубку стационарного телефона. Номер знал узкий круг друзей, поэтому Эрих даже не стал спрашивать кто звонит.

– Слушаю.

– Дружище, я уже пожалел, что втянул тебя в эту аферу, – посетовал Островский.

– Что случилось?

– Ева пробиралась домой под шквал криков родственников Дарии.

– Вот как? Чего они от нее хотели?

– Наш дом выдержал землетрясение в десять баллов. Я был вынужден отправить детей к соседям. Боялся, что злобные мавры ворвутся в дом и оставят от нас мокрое место. По их мнению, Ева виновата во всем, даже в том, что солнце закатилось за горизонт.

– Ну теперь я знаю кому предъявлять претензии в моей бессоннице, – шутливо отозвался Краузе и спросил: – Ева не пострадала?

– Ты знаешь мою девочку. Миссионерка, а если надо – гладиатор. Отмокает сейчас в ванной и нейтрализует негатив красным вином. Кстати, твоим подарком.

– Почему подруги повздорили?

– Как только ты уехал из музея, пантера выпустила когти и накинулась на мою жену. Знаю, ты уже сложил о ней мнение и нам с женой очень любопытно было бы его послушать, но мы помним правила: пока она твоя клиентка ты рта не раскроешь.

– Она больше не его клиентка! – услышал Краузе голос Евы. – У них контракт только на один сеанс!

– О! Тогда раскрой нам глаза на правду, пока мы живы. Шансы остаться в живых ничтожно малы – четыре машины блокировали ворота моего дома.

Теоретически Эрих мог обсуждать своих пациентов с их согласия, но на деле никогда не раскрывал происходящее в его кабинете. Исключением были непосредственные участники проблемы пациента. Оценив техничный подход адвоката, Краузе поспешил перевести тему.

– Влад, на твоем месте я бы вызвал полицию. Это избавит тебя от дальнейшего преследования.

– Я сделал лучше, позвонил в антитеррористический комитет и сказал, что мой дом оккупировали вооруженные люди арабского происхождения. Ева уже выходит из ванны и занимает нам первые места.

Адвокат переключил на громкую связь. Послышался звук наливаемого в бокал вина.

– Нет, дорогая, я дождусь развязки спектакля. Очень хочется посмотреть на арест группы радикалов.

Краузе чувствовал, как возбуждены супруги, это и понятно. Даже если не учитывать межнациональную вражду, Островским пришлось эвакуировать детей из собственного дома, безопасностью которого они так гордились.

– Эрих, ты уверен, что она была под гипнозом? – спросила его Ева. – Дария знает фарси, древнеиранские диалекты. Досконально знает арабский восток: культуру, ритуальные и религиозные обряды, архитектуру и предметы быта. Она прекрасный оценщик. Еще ни разу не ошиблась. С ней спорят профессора институтов, но она упорно берет первенство, раскрывая такие факты, от которых у великих умов волосы встают дыбом. Я была удивлена, что она наградила меня громким званием «подруги» и потащила с собой на гипнотический сеанс. В свою очередь я считала нас лишь коллегами по цеху. Иногда мы оказывали друг другу услуги, но это не говорит о близкой дружбе, просто все мы люди.