Постой, преодолевший страх.
07.07.2019, пос. Новопетровский Тульской обл.
Буца
Короче, неожиданно для всех, для себя в особенности, Буца вернулся в ряды пустопорожних. Значит, цок, – и нет покупки. А была бутылочка поважнее веточки розмарина.
Сначала было «бух» на весь зал, и люди обернулись. Время утреннее, до семи ещё; я после смены слойку искал в какой-то круглосуточной забегаловке, а когда оплатил её, что-то бухнуло в соседнем зале. Редкий люд повернул головы, и я тоже повернул. Там, на кафельном полу магазина, лежали осколки зелёного стекла, и под уклон ползла вспененная жижа.
Пахло солодом.
Борис Ульяныч, старый и никому не нужный дедок, тихо выругался в прокуренные усы и понуро, с ускорением так, к выходу двинулся. У дверей задержался на секунду, вяло развёл руками, затем зло пнул полотно и вышел вон. Кассир тоже послал ему вслед непотребные слова, из которых я разобрал только «Буца».
Вот, как всё было.
Кому в этой жизни не хватает веточки розмарина, а кому бутылки семёрки. Можно было бы просто написать: дед разбил пиво. Но тогда б ни драмы, ни катарсиса, – одни только смех и слёзы.
А – почему разбил? Потому, понятно, что впопыхах стал открывать тару прямо у кассы, сразу же после оплаты. Да ещё и на ходу. Ясное дело, даже под ноги не смотрел. Леманн, когда на ту бутыль крышку сажал, о людя́х не думал; о Буце – уж подавно. Сам же Б.У. Цацаев с малых лет знал, что никому не нужен. И, возможно, единственным после родительницы думавшим о нём человеком была Вера Остаповна, по-нынешнему времени – жена его и мать троих совместно нажитых в лучшие годы детей.
Тоже есть объяснение: невтерпёж было Буце заглянуть под крышку. Бог его знает… может акцию там какую запустили на той неделе в Балтике, и дед уже почти набрал на портативную колонку, оставалось только зарегистрировать последний код, что под крышкой. Они ж как… они хитрые, точно лисы, эти пивоваренные заводы. Ты возьми, по-человечески, нарисуй код на этикетке, скажем, прямо с лица, чтобы народ не ронял твой продукт впопыхах. Пускай себе спокойно стоят у прилавка, переписывают информацию. А так, конечно, в погоне за барахлом и разбил.
Всякий дед, а уж Буца – вне всяких сомнений, прежде всего, был некогда весёлым мальчишкой, потому портативную колонку не исключаю. А седина в волосах… она от лютой жизни: в год по охапке. И оно растеклось, это его пиво. Рука, потому что, дрогнула.
Стало жаль его, ну, точно рубля на бирже. А, нет! Он же, как обронил своё счастье, сразу к выходу побёг, даже головы́ не поднял, а крышка осталась в жуже. Тьфу, блядь! в жуже пишу. В луже!
Это функция автозамены в гаджете такая. Она же поменяет вам негры на афроамериканцы, пидорасы на падишахи, а бабу на миссис – оттого, значит, что гаджет американский, а там нельзя называть негров неграми, пидорасов, соответственно, пидарасами, а женщин – женщинами. Сразу же происходит автозамена.
Уж мне не ведомо, по каким математическим алгоритмам эта штуковина распознаёт намерения юзера и, главное, подбирает релевантные варианты, но, думаю, что конкретно с пидарасами идея вышла от Самого Кука. У него бабы нет… – у Кука! у Буцы есть, говорено ужо – дело общеизвестное; на пидора оскорбляется, вот и поставил задачу айтишникам: де, пацаны, ежели кто будет набирать в заметках «пидарасы», меняйте на «падишахи». От чрезмерной, мать её ёб, толерантности всё.
Если там кто бабу бабой, например, назовёт прилюдно, то феминистки в течение часа собираются в кучу и меняют государственный строй. С гендером вообще засада. Скоро им ничего нельзя будет называть: так и будут мычать, что твой Юрец: «Мм.. мм!», а пока – одни неудобства. Чтобы без обиняков сообщить читателю мысль весомую, приходится лезть в настройки и отключать всякие функции, а затем по одной букве набирать «п», «и», «д», «а», «р», «а», «с» и «ы». Эка…
При чём тут жужа – не ведаю. Может, просто промахнулся пальцем мимо буквы; всякое случается… А я «автозамена», «предиктивный набор», «интеллектуальный ввод»… Хуйня всё это, слушай дальше:
Значит, просто выпить Буце хотелось. Залечить душевные раны. Бабка ли на него бранилась намедни, рыба ли вот такая (отмеряю по локоть) сорвалась с крючка, или ещё чего. Жаль деда. А то, может, кореш закадычный приказал долго жить. Я, мол, того… отмаялся. А ты это, живи. Слышь, Цаца? Живи долго.
– Дык… как? Это… Слышь, Юрец? – но Юрец не слышал. За всю свою жизнь покойник не отведал даже финика, – вот какая пресная судьба легла на полотно человеческого бытия.
Жил Юра этажом выше. По вечерам, нет-нет, за солью спустится, за воблочкой к пиву. А спустится за воблой, там, известное дело, и за кадык зальют по литру-полтора пенного. Оттого и закадычные.
Да пустое оно всё это, конечно. Вернётся Вера Остаповна поздно вечером из будки, что на Академической Калужско-Рижской линии метро (дежурной у эскалатора она там), разгонит сидельцев, да и сама, если повезёт, бутылочку перед сном опустит в измученное нутро.
И так, знаешь, спокойно всё: ни тебе скандалов, ни упрёков. Привыкла уже за сорок пять лет совместной жизни. Да и сказать тоже: любовь. Любовь и есть: взаправдашняя, без всяких этих твоих вот гламурных пендосов и прочей мишуры; всамделешняя. Через то и троих детей возымели.
А с двадцать пятого на двадцать шестое сентября, пока птица гадила с высоковольтных проводов на припаркованный внизу автотранспорт, оный кореш умер. Буца прознал о том от легавых: те нахрапом, не спрашиваясь, в хату заходили, топтали государственною подошвою палас в прихожей, понятым приглашали. Протокол осмотра составили – и по домам. Цацу отпустили.
Тот первым делом в продуктовую лавку Юру помянуть. И средства водились. Не свои, ясное дело. Старшего. Дай, сыночек, рублей пятьсот, я вечерком футбол посмотрю, пива попью, – это Буца к Ванькиной совести, старшего сына своего, взывает время от времени. Правда, исправно: в аккурат вечером четвёртого дня. Заблаговременно, то есть (а – как откажет!? мол, ехать, батя, недосуг, а пин-код от карточки забыл).
Тогда сам по льготе поедет на Бульвар Дмитрия Донского, одолжится (с глазу на глаз уж не откажет, сыночек; не посмеет, щен сопливый), и – обратно. Сложит купюру под подушку, и так спокойно сразу внутри! Завтра, думает себе дед перед сном, будет у меня праздник, а теперь – отдыхай. А в одну из таких ночей и отошёл Борькин кореш в чертоги небесныя.
В ту ночь голуби по естественной нужде засрали всё, что стояло под проводами ЛЭП (вот тебе и городской пейзаж), а на утро Буца нарисовался в подвале магазина.
Уж ему не до Барселона-Вильярреал 2:1 кстати выиграли Месси на шестой минуте навесил на ближнюю штангу, а дальше Гризманн дослал в ворота все кто ставил в том матче на андердогов оказались в плюсе там жуткие коэффициенты на Барсу букмекеры повесли никто не верил да дед о том уже из газеты узнал на следующей неделе, потому что в день матча весь в расстроенных чувствах ходил.
Почему Буца? Так повелось за ним ещё со службы. По инициалам, значит, и первым буквам фамилии. Да и с лица, признаться, вышел незаурядным: то ли кривое зеркало души, то ли истёртый каблук от левого кирзача, что салага носил на три размера больше потому что каптёрщик Матвеев пропил расхожие а теперь носи что дают сука следующий.
А Цацой он потом уже стал… когда бухгалтером начал работать после армейки в столичном кооперативе. Там и с Верочкой встретился, приглянулся. Гусар! Нос в двух местах сломан, слёг на бок; усы, будто щётка для ботинок; весь посечённый в дворовых драках – вот какой кавалер. И влюбилась она в бравого парня. Там и свадьба, и любовь до гробовой доски, и дети, и всё, как у людей…
Старший только истым москвичом вырос: гнида гнидой. Сам Буца не может объяснить такого результата: я, грит, деревенский, из-под Барсуков Кочубеевского района; жена вообще сибирячка. В Москве после службы остался, да и – прижился. По времени на грамотных бухгалтеров хороший спрос тогда пошёл. А этот выродок в кого – ума не приложу. Гадёныш столичный.
