– Здравствуй. – Едва слышно, будто не прожевав, произнёс он, вынимая из уха берушу.

– Привет. – Тихо ответила она, глаза её блестели.

Д

Его скулы напряжены, плечи напряжены, руки напряжены. Он не ожидал, что я так просто подойду к нему? Он хочет, чтобы я не думала, чтобы я упростила себя до уровня камня на этой гравийной дорожке. Не дождётся.

Он хотел сделать меня одной из подопытных, что не мыслят, но существуют? Не вышло и мы оба не знаем почему. Я не всё помню, я не всё чувствую, но то, что осталось гонит меня к нему, чтобы разделить с ним себя, свои страхи и страсти. Что-то случилось. Из темной пещеры одиночества я выхожу на свет и мне мало света. Создатель будто сам испугался своего создания.

Да, будет проще, если я стану проще. Нет проблем у того, у кого нет желаний. Иметь желание – это не необходимость. Это волевой акт, направленный в будущее. Наверное он верит, что мы уже в будущем и нет никакой необходимости иметь желания. Но со мной так не получилось и я вновь и вновь хочу выйти за рамки мертвенного благополучия. Обжечься, ошибиться, ушибиться. Не все ли равно, если ты реализуешь свои желания? Желание как часть тебя изнутри, а не как чья-то часть кого-то снаружи, извне.

Какие у него руки. Эти руки выдержат любую ношу. Даже меня, даже мое эго, ломающее всю систему. Сам он не стал проще, понимая, что упростив себя, потеряет контроль над происходящим, станет одним из этих живых зомби и уже не он, а им будут управлять, не он а ему будут указывать, что делать, не он, а кто-то другой будет анализировать его. Нет, он не хочет становится в стойло с другими, так почему же я должна? Давай уж вместе, дорогой, препарируем себе мозги таким образом, чтобы уже не хотелось никуда бежать, наденем вместе эти невидимые ошейники и скрепим их на один поводок. Ты ведь откажешься.

Господи, вот это глаза. Я хочу остаться в этих глазах навсегда. Там целый мир, там целая жизнь. Твои глаза выдают тебя. Ты не умеешь быть злым, хотя и хочешь, хотя и пытаешься. Как же ты ненавидишь и любишь меня одновременно. Я – твоя загадка, твой философский камень, камень преткновения. В мире счастья появилась единственная злюка, как такое могло произойти? У твоего лица уже нет сил вытягиваться от удивления.

Н

Я не стану прямо сейчас выводить её под маленький локоток и не стану скручивать её ручки и затыкать рот ладонью. Я не стану доносить на неё в сегодняшнем отчёте, чтобы то, что я не сделаю не смогли сделать и другие. Я даже не стану анализировать её перемещение по зданию и корзину потребления. Но я точно знаю, что хочу понять, что это за испытуемый и почему все наши усилия по подготовке прошли даром, что заставило сохранить в ней женщину и почему она упорно не хочет выбирать средний род, когда говорит о ком-то и почему у неё столь богатый словарный запас, а ещё почему я не замечаю смены вещей на ней, на что мы так рассчитывали.

Я хочу сказать тебе прямо в лицо, да нет, закричать: «Кто ты?»

Спокойно, не стоит думать так, от таких мыслей повышается пульс и не дай бог я покраснею прямо здесь. Увидят все, а она ещё чего воспользуется моментом, чтобы выставить меня дураком или шутом, а может придумает что посерьёзнее. Думаю о Винни-Пухе. Он меня всегда успокаивал, с самого детства. Весь мир этого сказочного персонажа дарил мне спокойствие и гармонию. Мир всеобщего равенства, где все имеют одинаковые социальные условия. Не это ли мир мы создаем в этих стенах?

Плутовка, она хочет мужчин и женщин, свадьбу и похороны, завтрак, обед и ужин. А здесь всё иначе. Мы прошли этот путь и перешли в новую эпоху, мы перелистнули страницу и она оказалась последней; потому теперь мы разрезаем новый, чистый, не исписанный глупостями и рисуночками на полях альбом, и начинаем с чистого листа. В прямом смысле. Но она ставит свои каракули по бокам и снизу, перечеркивает неуверенной рукой новый текст оглавления, меняет нумерацию станиц, да и просто ставит кляксы. Шалит.

Она, не понимая своим крохотным умом всего замысла, трансформации нового общества, пытается устроить бунт на нашем Ноевом ковчеге. Я догадываюсь чего она хочет: она желает старого мира, старых потребностей в чувствах и желаниях, старой системы взаимодействия людей. Но не выйдет. У нас тут новый мир с новыми правилами и новыми жителями. Я переделаю её, я сделаю её неотличимой от остальных. Ей так же, как и всем не понадобится имя, свой дом, семья и забота о ком-то. Мы переходим на новый уровень и раз уж ей так не повезло оказаться здесь, она пойдет с нами. Ни один этолог, биолог или сам Дарвин не думали так масштабно и наперед, как это делаю я. Моя концепция, оттачиваемая годами, совершенна; одобрена высочайшими людьми; выделены средства, которые не снились ни одному грантоеду, и какая-то маленькая девочка не посмеет встать на пути нашей славной машины будущего. Машина просто сшибёт её и поедет дальше, весело блестя полированными боками.

3.1

Но не шёл разговор, не приклеивались одно к другому слова, чтобы вырастить предложение, которое станет ещё одной ниткой клубка, называемого беседой. Не было тех умелых рук, что создадут из ничего хоть что-то, а потому они стояли и смотрели друг на друга, не зная, кто сможет начать эту пытку.

Начал он, а ведь все подумали, что начнёт она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Плыть или бояться.

– Что это?

– Читала когда-то такой рассказ. Я выбираю плыть.

– И давно ты читала его?

– Давно. Еще до того, как оказалась здесь. Пока лежала в больнице.

– Как ты попала в больницу?

– Несчастный случай. Но теперь всё хорошо.

– Тебе здесь нравится?

– Иногда да, иногда нет.

– Читаешь что-нибудь сейчас? – Он понял, что зря задал этот вопрос только после того, как слова были сказаны.

– Нет. Но я вспоминаю книги, которые прочла.

Он решил идти до конца. Он тоже решил плыть.

– Я видел тебя в окне и мне понравилось.

– Если судить по выражению твоего лица, то об этом нельзя сказать с уверенностью.

– Согласись, это было неожиданно.

– Соглашусь.

Это был разговор через дверь. Они шептали друг другу послания в замочную скважину, боясь, что их заметят. Мог спугнуть любой, и этот любой испортил бы всё и навсегда. Перевернулся бы мир. Но не находилось того другого. Они так и продолжали стоять и бездействовать, изредка перебрасываясь фразами. Он не мог, даже если захотел бы, взять её за руку, обнять или повлечь за собой. Они оказались в ловушке, к созданию которой они оба имели отношение: он участвовал в создании стен и людей вокруг, а она в создании этой, если так можно сказать, неловкой, ситуации. Тикал невидимый метроном; неспешно, как кисель текло время, становилось скучно.

4.0

Н

Это был день. Комнату залило солнечным светом. Я стоял у двери. Видимо, я только что зашёл. Это была моя комната. Здесь были мои вещи.

Полдень. Это был полдень. Потому что солнца не было видно, но было очень светло. Я не слышал их, но видел. Они были около окна и не видели меня. Я смотрел на них, не шевелясь. Она, и я точно знал, что это она, хотя парень перекрывал её, опёрлась ладонями на окно. Парень стоял сзади неё. Я догадался, что она была раздета. Я вспомнил, как она манила меня тогда из окна своей комнаты, а теперь развлекалась с кем-то у меня. По следам на стекле можно было догадаться, что она только что вышла из душа. Наверное капли воды по всей комнате. Видимо, не первый раз она принимает здесь душ. Возможно, таких случаев уже были десятки и я просто не знаю об этом.

Почему-то внезапно мне стало страшно, что они заметят меня. Я злился на неё, очень злился. Она портит мне жизнь своими гнусными привычками. Этот парень наверняка её дружок, такой же странный и опасный, как и она сама. Дальше терпеть это становилось невозможно. Позвать охрану я не смог бы. У нас нет охраны. Но что же делать? Обнаружить себя я не мог и не хотел. Только одна мысль крутилась в голове – положить этому конец. Я страшно потел в этот момент. Пользуясь тем, что они не видят меня, я снял верхнюю одежду, в надежде, что пот перестанет литься рекой. Решение не приходило. Я опустился на пол и прислонившись спиной к стене просто ждал, когда придет то самое решение. Я просто ждал. Я делал семь вдохов и выдохов, потом делал паузу, решение не приходило, и я повторял все заново.