Увидев в окнах свет, Эш испытал странное чувство – разочарование, смешанное с отчаянной надеждой. Необычное чувство – и болезненное, и обнадеживающее одновременно. Ему хотелось, чтобы Зора оставила эти тщетные попытки, и в то же время он молил небеса, чтобы у нее все получилось.

А может, это чувство не такое уж необычное. Может, надежда всегда сопровождает и усиливает разочарование.

Дверь мастерской приподнялась, и из-под нее хлынула вода. Но не прошло и пары мгновений, как она замерла, точно ее заклинило, несмотря на натужный скрежет подъемного механизма. Эш нахмурился и снова нажал на кнопку пульта дистанционного управления дверью. Она не поддалась, и тогда он подвел моторную лодку поближе, чтобы открыть ее вручную.

Единственным источником электричества в Новом Сиэтле были немногочисленные солнечные панели, оставшиеся в городе. После землетрясения панелей осталось мало, и потому они особенно ценились. Большинство знакомых Эша еще несколько лет назад обменяли свои на деньги или еду. Но Профессор наотрез отказался от такой сделки. До недавнего времени им удавалось разжиться кое-какими продуктами во время полетов в прошлое, но теперь такие вояжи стали невозможны.

Увы, панели уже потихоньку выходили из строя. Они были не предназначены для столь долгой службы, и Эш с ужасом думал о том, что будет, когда они совсем сломаются. Город и без того выживал с огромным трудом.

Лодку он оставил в гараже. Зора, подобрав под себя ноги, сидела на деревянном настиле у воды и сосредоточенно изучала стопку отцовских рукописей. Свет, отблески которого он заметил в окне, исходил от свечей, выставленных вдоль стен, а не от одинокой лампы в середине потолка.

– Сегодня весь день перебои с электричеством, – пожаловалась Зора, подняв взгляд на лодку Эша. Заметив в ней только двух пассажиров вместо троих, она, поколебавшись, спросила: – Поездка была неудачной?

– Как видишь, – раздосадованно буркнул Эш и резким – пожалуй, даже чересчур – движением выключил мотор. – Теперь твоя очередь хвастаться. Как успехи?

Зора скомкала лист, вырванный из блокнота, и кинула в Эша, но промахнулась. Прямо у них на глазах бумажный ком исчез в черной толще воды.

– Надеюсь, там ничего важного не было, – заметил Уиллис. Он сидел на стуле в темном углу, неподалеку от Зоры, практически сливаясь с обстановкой, несмотря на внушительный рост, бледной кожей и светлыми волосами. Он старательно обтачивал какой-то деревянный клин, который в его мощных пальцах казался маленьким, точно зубочистка.

– Это был список продуктов двухлетней давности, – пояснила Зора, откинув со лба черные косички. – «Яйца, молоко и „Тостер-Штрудель“[3]». Не понимаю, зачем папа его сохранил.

– «Тостер-Штрудель»? Подумать только, до землетрясения эти штрудели продавались в каждом магазине! – Чандра выбралась из лодки, недовольно проворчав, когда та начала раскачиваться под ней. Сейчас в округе работало несколько подпольных магазинчиков, но в них продавались лишь товары первой необходимости: питьевая вода, рыба, протеиновые батончики. За всем остальным нужно было обращаться в официальные торговые точки, где все продавалось по баснословно высоким ценам.

– Мне больше всего нравилась ограниченная серия, с кленовым сиропом и тростниковым сахаром, – призналась Чандра. – Просто пальчики оближешь! Когда все ложились спать, я прокрадывалась на кухню и лопала их!

Уиллис поднял на нее взгляд и нахмурился.

– Так вот почему они у нас постоянно заканчивались!

– Можно подумать, ты никогда не крал газировку и не прятал у себя под кроватью! – парировала Чандра. Склонившись над водой, она грустно посмотрела на то место, где утонул список продуктов. – Нужно сохранять такие свидетельства. Для истории. В память о том, что было до потопа. Возможно, однажды они будут очень высоко цениться!

Эш опустился рядом с Зорой и посмотрел на стопку пожелтевших от времени бумаг – последнюю надежду на спасение этого несчастного города, ушедшего под воду.

Особой уверенности эти бумаги не внушали. Тут были и распечатки с ноутбука Романа, и старые блокноты, и чертежи с записями из отцовского кабинета, и страницы, вырванные из его бортового журнала, и, кажется, даже заметки самой Зоры. Эш узнал ее косой почерк на одном из листов в самом верху стопки и склонил голову набок, чтобы прочесть написанное.

«Черт, и что же все это значит?»

Он нахмурился, не в силах скрыть своего разочарования.

– Я так понимаю, с математическими расчетами по-прежнему ничего непонятно?

– Что-то не припомню, чтобы с нашей последней встречи я получила ученую степень по теоретической физике, – огрызнулась Зора и помассировала веки. – Все бы сейчас отдала за хороший учебник – но увы. Старых списков продуктов у меня предостаточно. А вот книжек – ни одной.

Эш знал, что в ответ лучше всего промолчать. Жалобы на нехватку книг продолжались уже несколько недель. До землетрясения у Профессора была огромная библиотека старых учебников, но после катастрофы она бесследно исчезла – вместе с частью записей. В школе Зора ни физику, ни основы математического анализа не изучала, а учитывая, что интернет, который раньше худо-бедно работал по старенькому модему, на прошлой неделе окончательно пропал, она никак не могла разобраться в записях.

И потому почти все отцовские заметки выглядели для нее как сплошная тарабарщина. Чандра попыталась было помочь Зоре с несложными уравнениями, однако, как она сама любила повторять, одно дело – разбираться в медицине и совсем другое – в путешествиях во времени.

– Вот если понадобится удалить кому-нибудь почку – зови, – сказала она Зоре. – В остальном же я пас, – она покосилась на сложные уравнения и скорчила недовольную гримасу.

– Ну и зачем ученому хранить у себя в кабинете столько хлама? – недовольно проворчала Зора, схватив несколько помятых листов бумаги. – Всякие чеки, старые списки, листы, изрисованные божьими коровками, танцующими чечетку…

Она устало потерла глаза, оставив на носу два грязных пятнышка.

– Наивно было думать, что я смогу в этом разобраться без него. Мир обречен. И мы тоже. Пора бы уже… опустить руки.

– Опустить руки… – едва слышно повторил Эш, и на душе у него вдруг стало невыносимо тяжело – казалось, все мирские тяготы разом легли ему на плечи.

Комнаты мотелей, сальная улыбочка Мака, склоненная набок голова Миры.

«Куда же нам теперь идти?»

Он обессиленно провел ладонью по лицу. В этом проклятом, обезображенном мире ему осталось жить всего неделю. Если не меньше.

А как бы ему хотелось растянуть это время.

По жилам разлилась огненная ярость – еще мгновенье назад ее не было, и вот она уже заполнила его без остатка, смешавшись с отчаянием, печалью и – будь она проклята! – надеждой, от которой он никак не мог отделаться. Он поднялся и стал привязывать лодку – резкими, отрывистыми движениями. Приятно было наконец выпустить пар – пускай и посредством ни в чем не повинной веревки.

Он заметил, как-то отстраненно, точно все это происходило и не с ним вовсе, что все вокруг напряженно затихли. Эш поднял глаза. Уиллис замер на стуле, сжав в одной руке нож, а в другой – деревяшку, Зора остановила рассеянный взгляд на своих бумагах, и только Чандра смело смотрела ему в глаза. Хитрить и таиться она никогда не умела.

– Что такое? – спросил он. Вопрос прозвучал настолько резко и грубо, что ему сразу стало совестно.

Зора шумно вздохнула.

– Ты, по-моему, немножко не в себе.

– Глупости.

Чандра фыркнула.

– Кажется, нам всем надо немного отдохнуть, – заметил Уиллис и отложил свои инструменты на столик, стоявший неподалеку. Эш заметил, что кусочек дерева начал приобретать очертания – оказывается, Уиллис успел вырезать человеческую голову и плечи, но пока поделка оставалась в его огромных руках, этого было никак не понять. – Может, в «Данте» сходим?