Рей вздрогнула и ударила слишком сильно. Первая кровь испачкала лазурно-голубой бинт. Хотела повернуться, но Бен не дал, положив руки на плечи. Парализовывая. Накалывая таки бабочку на острие булавки и ощущая, как она трепещет.

- Знаешь, как я выбрался из Абу-Грейба? – Он наклонился прямо к её уху, убирая влажные волосы с шеи. – Я убил своего тюремщика. Шансов выжить у меня не было, потому хотел приблизить смерть. Готов был пойти под трибунал, лишь бы пытки закончились. Все ломаются. И я сломался. Меня отдали под трибунал, но уже в тот момент как раз начался очередной этап переговоров и всех солдат, включая меня, обменяли на пленных. Но да, Рей, я убил человека голыми руками. И он был не последним. Это то, о чем протоколы молчат. И никто не знает, чем иногда заканчиваются пытки. Ты была права – за мной уже нет ничего – ни жизни, ни надежды. Последняя инстанция. Вот скажи, ты что хочешь, чтобы я тебя тоже убил? Или ты совсем ни черта не понимаешь?

Она развернулась и попятилась к груше. В постели, без одежды, под ним она была такая храбрая, а сейчас, с перчатками для бокса и знанием, как правильно ударить – такая слабая. Он пугал её. Теперь она боялась. Наконец, начала понимать, что выбрала соперника из другой весовой категории.

- Я не разрешал тебе разворачиваться. Бей грушу дальше.

Бен не дал ей возможность оправдаться. Просто стоял и смотрел, как она сбивает руки в кровь. Подумал, что уже не первый раз доводится заставлять человека вредить самому себе – такой способ доставления боли всегда был максимально эффективен. Но впервые Бен проворачивал это с кем-то…кто был ему небезразличен и поморщился от того, что сам казалось, ощущал каждый удар.

Он сопереживал девушке. Не слушая свой гнев, сопереживал. Оказывается, не так просто пытать кого-то, когда что-то чувствуешь. Нет сконцентрированности на цели, когда разделяешь страдания. И это сердило ещё больше. Хотелось взять и вырвать корень этого ядовитого чувства, лишающего хладнокровия.

- Ты бездумно отдала мне власть над собой. Вчера, в постели, ты так дергалась, говорила «нет», когда я принудил тебя всего лишь прогнуть спину и как последняя дура подарила мне контроль над своей жизнью. Ты понимаешь, что это видео – прямое доказательство твоих хакерских действий против Ирака? Понимаешь в какой скандал втягиваешь и страну, и себя? Маркус Хатчинс остановил WannaCry и в благодарность за это едва не сел за хакерство на много лет***, а ведь он-то мир спас. Ты представляешь, что будет с тобой, Рей, если правда выползет наружу? Я могу тебя отправить в Гуантанамо хоть завтра. Кибертерорризм – такая классная штука, сажают за него сразу и очень надолго.

Вот такая грустная Guantanamera у них сегодня выходила. Никто больше не отплясывал. Вместо рома по коже стекала кровь. Больше никто не горел и не смеялся. Удовольствие сменилось болью. Как и всякая история, в которой он был замешан, однако в этот раз Бен не был инициатором. Он понимал, что боль причинял по инерции, будучи… ведомым Рей.

- Но не сделаю этого. Пока. Твое желание, мать его, исполнилось. Хотела охотиться. Без принципов. Без границ. Давай. Ты так становишься похожа на Кайло, что обязана его поймать. Даю тебе… месяц. Вот да, за месяц ты должна сдать его мне. Поняла?

Он не стал добавлять «иначе я…». И без того было ясно, что ничего хорошего её не ждет.

- О, погоди, я должен тебе поцелуй? Да, точно, ты же попала. Ещё хочешь?

Рей развернулась так резко, что даже волосы хлестнули по щекам. О, да, она определенно хотела. Как и он. Подарить поцелуй за удар было… справедливо. При чем не за тот, что она нанесла ему в голову. А за свои собственные удары ей в душу. Девушка же за свои удары такой же валютой рассчитывалась, только в более… обнаженной форме.

Ничего с ним от одного поцелуя не случится.

Бен наклонился. Сначала провел кончиком языка по её нижней губе, заставляя задрожать, а затем поцеловал. И даже сейчас, через боль, злость и темноту, Бен неожиданно получал удовольствие, потому что она ответила сразу. Позабыв обо всем, обняла его за шею. Не пыталась спастись или оправдаться. Даже не пробовала извиниться. Знала, что слова уже ничего не изменят.

Целовалась, как в последний раз. Будто собиралась умирать. Так отчаянно, страстно и незабываемо хорошо. Ощущалось, что Рей наслаждается, оттягивая момент, когда их губы разомкнутся, потому что знала - больше ничего у него не выторгует. Это была последняя поблажка.

А ведь он её вчера предупреждал в этом самом зале, что она доиграется. Предупреждал же в мирной форме. Отчего ей захотелось воевать?

Когда Бен отстранился, руки Рей напряглись в отчаянной попытке удержать его хоть на секунду. Прижавшись лбом к его лбу, девушка дышала, закрыв глаза.

- Спасибо, - выдохнула она с разбивающей сердце искренностью. Выглядела так, будто через поцелуй вытащила у него силу на борьбу. Было видно, что она хочет больше. Хочет, чтобы он обнял её, притянул к себе, погладил. Странно, однако, ударив в спину, Рей продолжала искать малейший намек на участие от него.

Она, правда, думала, что он купится на столь дешевый трюк? Или не трюк? Сколько в ней было от охотника, а сколько – от влюбленной девчонки?

Но девушка не спешила отпускать. Будто прослушала всю его впечатляющую речь. Будто в эту минуту в мире существовали только они. Бен медленно моргнул, отнял её руки со своей шеи и, всего на миг задержав взгляд на просачивающейся сквозь бинты крови, усмехнулся:

- Я всегда держу слово.

Его слова звучали резко, но… чёрт, один поцелуй мог изменить всё. Перевернуть мир. Начать войну. Взорвать стену равнодушия.

- Бей грушу ещё минут пять. Потом отбой. Завтра продолжим. Да-да, завтра вечером. Сделаешь отчет о своей «охоте» и будем снова заниматься. Хочешь быть хищником – учись.

Подобрав свои перчатки, мужчина вышел, но на выходе остановился. Наблюдал. Он видел, как Рей с минут пять послушно повторяла удары, будто ещё боясь его гнева. А потом медленно опустилась на колени, покуда дрожащие ноги перестали удерживать и, сжавшись так, словно умирала от боли, тихо разрыдалась.

Да, это было оно - ферзями так и становились. Через боль. А она-то как думала? Нельзя перекрасить себя, не ощутив ничего. Атака оставляла кровь даже на тех, кто её начинал.

Бен подумал, мимолетно, против воли, что он был слишком жесток. Захотелось обнять её. Утешить. Размотать разбитые руки и окунуть их в воду, чтобы смыть кровь.

«Хватит, ты уже наигрался на год вперед»

- Прости, прости меня, Бен, - услышал он её тихий, совершенно сломанный голос. Нахмурился. Когда он только начинал свою «карьеру», то при допросах пользовался анализатором стресса – аппаратом, который позволяет определить уровень стресса по голосовым модуляциям. Вибрация голосовых связок, вызванная мышечными сокращениями, составляет нормальную частоту колебаний 10-12 герц. Когда человек лжет, прилив крови к голосовым связкам уменьшается и соответственно сокращается вибрация. Компьютер анализирует эти модуляции и определяет ложь в словах. Со временем, Бен научился и сам слышать ложь – она всегда звучала естественней, чем правда, что странно. И сейчас, когда его ушей коснулись эти тихие слова, брошенные девушкой в пустоту, он удивился, покуда в них не было колебаний. Он безошибочно определил, что Рей не лжет.

Да и не для кого было. Она была уверена, что находится одна, иначе бы не плакала. Эта девушка пыталась держать лицо всегда.

В одну минуту Бен проанализировал всё – каждый взгляд, каждое слово, каждый жест и интонацию и понял, что ошибся в этой девушке всего раз – вчера ночью, когда решил, что секс был лишь отвлекающим маневром. Она, копируя его поведение, пыталась разделять личное от своего охотничьего инстинкта. Рей не лгала, когда говорила, что симпатизирует, но, к сожалению, эта правда не могла перечеркнуть того, что девушка пыталась продать его душу на аукционе террористов, даже избрав самый гуманный путь.

Да и ему нужно скоро лететь в Багдад. Кто ж заводит отношения перед командировкой в горячую точку? Задумчиво щелкая пальцами, Бен направился в душ. Смывая усталость и злость, он внезапно осознал, что же такое – влюбленность. Это разделять боль пополам. Это жалеть больше, нежели гневаться. Это… глупое желание простить и поверить.