Кайло с минуту стоял спокойно, будто пытаясь осмыслить эту новую для него правду. «Она не вернется» - продолжало стучать у него в голове. Вздрогнув, мужчина бросил в стену свой телефон, будто думая, что разбив дисплей, он сможет что-то изменить. Фото, может, и исчезнут, но в жизни все останется по-прежнему.

Здесь он останется сам. Теперь Кайло понял, что даже вчера, уходя, питал надежды, что она сможет простить. Говорил вслух одно, а все равно верил в другое.

Мужчина, выйдя из спортивного зала, дошел до бара в гостиной, достал бутылку виски и вышел на улицу. Вдохнул теплый воздух. Май. Какой чудесный месяц. Время цветения. Время обновления. Время красок.

Кайло направился вглубь сада, по дороге зайдя в гараж.

Подошел к молодому, цветущему деревцу. Красный сицилийский апельсин сорта Моро. Имел такой специфический цвет, потому что первые деревья росли вблизи от вулкана Этна. Такая странная мутация. Рей так любила фреш из этого фрукта. Всегда сердилась, когда ей предлагали обычный апельсиновый фреш. Подчеркивала, что красный лучше, полезней, вкуснее. И он, подстраивая свою жизнь под её вкусы, заставлял свою экономку следить за тем, чтобы в доме, в холодильнике всегда хранился запас этих проклятых апельсинов, и мучал садовника тем, чтобы дерево цвело и давало плоды в неподходящем для него климате. Это дерево всегда ждало Рей. Цвело и ждало – вдруг Рей придет именно сегодня и ей нужен будет чертов фреш.

- Никогда мне не нравилось это дерево, у меня же вообще аллергия на цитрусовые, – фыркнул Кайло, делая большой глоток виски. Крепкое. Старое. Как и его боль. Как вина. Как грех, который давил.

Мужчина поставил бутылку, потянулся, посмотрел на топор в руке. Проверил его балансировку и изо всей силы ударил по стволу, который только начинал крепнуть. Он вложил в этот удар всё свое отчаяние.

Ветки дерева задрожали, посыпались первые цветы. Это было даже красиво.

- Да и не нужен ей долбанный фреш. И я ей не нужен больше. Зачем мне теперь всё это?

Она действительно его не любила. Кайло ощущал себя преданным, выпотрошенным. Он пытался соответствовать. Пытался стать лучше. Ради чего?

Когда они познакомились, Рей была как цветущее дерево. Тонкая, сияющая, светлая.

Кайло ударил ещё раз. Глухой удар отбился у него в голове. Он бил и бил, пока деревце не упало, прощально скрипнув. То же самое он сделал и с Рей семь лет назад. Срубил под корень. А она захотела жить дальше!

Мужчина присел прямо на землю, отпил виски, обжигая горло. Смотрел на плоды своей работы. Вот каким он был на самом деле. Безжалостным ублюдком, которому не было жаль никого и ничего, когда в хорошем парне исчезал смысл. Зачем что-то хранить светлое в себе, если ты и сам-то никому не нужен?

- Что ж мне теперь делать-то? – С тихим недоумением спросил Кайло, будто проснувшись. Задумчиво зачерпнул опавшие цветы. Их нежность и беззащитность странно контрастировали с его разбитыми в кровь руками. – Что дальше, Кайло?

Попивая виски возле остатков умирающего дерева и собственных надежд, Кайло вспоминал со странной безжалостностью к себе все. Вспоминал, как они с Рей познакомились. Как он влюбился в неё, как наивный идиот, с первого взгляда, будто имел на это хоть какое-то право. Как она улыбалась ему на Сильверстоуне. Как она впервые его поцеловала. Как читала ему письмо Бетховена. Больше он не смеялся с одинокого композитора. Более того – он бы с ним выпил.

Странно, но его память сохранила всё. И то, как она пришла к нему, чтобы отдать всю себя. В ту ночь она стала его бессмертной возлюбленной, потому что пообещала, что навсегда его. Она трижды воскликнула «да», когда он сделал ей предложение год спустя.

- Навеки – моя. А как же. Лживая дрянь, - прошептал Кайло, вливая в себя виски и даже не ощущая злости. Он пытался её пробудить, но ничего не осталось там, в разбитом сердце, даже ярости. – Ты даже не попыталась понять, что я не виноват. Наверное, потому что всегда знала, что я тебя не стою, и когда все случилось, решила, что просто весь мир был прав на мой счет. Твой распрекрасный дед был прав на мой счет.

… Рей же, злая и раздраженная, войдя в дом, нашла его заваленым пионами. Они были повсюду.

И, внезапно, рассматривая великолепие цвета в своем доме, будто вспомнив, что за окном весна, девушка рассмеялась. Впервые за долгое время. Походила по квартире, а затем развернулась к фортепиано. Вспоминала, как впервые играла для Бена. Тогда тоже вокруг были одни пионы и они.

Девушка знала, что это он засыпал её дом цветами, пытаясь пробудить в ней желание играть. Она не понимала, почему это было так важно для него, но ему удалось превратить эту комнату в машину времени, которая перенесла её в тот день.

Рей вспоминала не только цветы, Пятую Симфонию и солнце, но и его руки, его прикосновения, и, главное, его шепот, его трактовку крещендо… Он ведь был первым, кто прикоснулся к ней так откровенно. И единственным, чьи прикосновения к телу цепляли за душу.

«Я тоже теряю голову», - сказал ей тогда парень и эти слова внезапно отозвались в её груди нежданным, давно забытым, ноющим теплом.

И в момент, когда Кайло, лишившись последней надежды, срубил апельсиновое дерево, Рей, впервые за семь лет, села за фортепиано и заиграла простенький этюд. Закрывая глаза. И думая о Бене. Без боли. Без гнева. Без страха.

***

Привет тебе, дорогой читатель.

Если тебе в прошлой главе всё было слишком сладко, вот, пожалуйста, прямо водопад из стекла на голову - такой вот злой автор, которому нравится измываться над персонажами. Особенно, почему-то у меня отгребает Кайло.

Мы узнаем прямо несколько душераздирающих подробностей, например, отношения Бена и Рей были не просто флиртом, сексом или подростковой любовью. Они всерьез хотели пожениться. Это стало неожиданностью даже для меня:):):)

Очень, прямо очень любопытно почитать ваши отзывы на главу. Впервые Бен признаётся себе - отчего-то себе, а не Рей, - что был не виноват. Думаете, это такой тип самообмана или всё же он, и правда, не такой уж и ублюдок был в прошлом?

Кстати, если вам совсем тоскливо и грустно после прочтения главы, то дальше будет ещё хуже. Мой оптимизм прямо черпается из гейлигенштадтского завещания Бетховена - ну, того самого, где он признавался в своей глухоте и думал о суициде)))

Ой, да… извините за апельсин, это вышло чертовски спонтанно

========== Глава 10 ==========

Капот Мустанга выдерживает вес до 150 килограмм

Вес Рей - 54 килограмма

Лондон. 2013. Август. Два месяца спустя.

- Рей, - голос Бена в трубке прозвучал виновато и девушка, сидящая за фортепиано, тут же помрачнела. Она уже знала, что он скажет. То же, что и вчера. И позавчера. И неделю назад. – Сегодня я занят. Никак не смогу.

- Хорошо, - ровно ответила Рей. Зажав трубку между плечом и ухом, она заиграла Allegreto из Бури Бетховена. Бен что-то говорил, но девушка продолжила играть, как ни в чём не бывало. Экая новость. Занят он.

Парень умолк, тяжело вздохнув. Слушал музыку. Между ними даже через трубку разлилось напряжение, от которого всё буквально звенело. Последнее время их попытки встретиться заканчивались тем, что Бен ссылался на занятость. Сначала Рей слушала объяснения, потом же просто стала демонстративно играть, когда он пытался что-то ей сказать. Заполняла неловкие паузы Бетховеном, забывалась в красоте музыки, чтобы ничего не значащие объяснения звучали не так громко. Потому что во всех этих «занят» она слышала нечто больше. Он говорил «не могу встретиться», а Рей понимала, что это означает «ты мне не нужна». Глупо было расчитывать, что ему будет долго с ней интересно.

- Маленькая моя, - в его голосе прорезалась ужасная усталость, - прекрати, ты же знаешь…

Рей ничего не ответила, просто продолжила играть. Ничего она уже не знала. Когда в сонате зазвучали трагические нотки, парень не выдержал.