В домике из еды нашли лишь трёхлитровую банку какой-то крупы. А в животе у братьев урчало, будто перекликаясь, две майских лягушки. На эту охоту забыли прихватить с собой соль и три дня питались несолёными запечёнными в золе дичью и выловленной в степных озёрах рыбой. Уминая через силу несолёное, Серёжка с упрёком смотрел на Костю, отвечающего за продовольственный припас, и старший брат, чувствуя свою промашку, в ответ критиковал снаряжённые младшим братом патроны, которые, якобы, рассыпались ещё в патронташе. «А если бы сейчас был сезон сайгачьей охоты – я бы тебя убил за такие патроны. Это дерьмо – а не патроны…»

* * *

Охота на сайгаков была главным праздником для братьев. По осени, когда отдельные семьи этих древних антилоп собираются в огромные косяки, для мигрирации в более тёплые края, и наступал для Кости и Серёжки звёздный час текущего года жизни.

Какая там школа, да пусть хоть до обморока исстонается Катька, пусть её доннер-веттер, рыжий Федька, изнудится потом на целую неделю своими поучениями – как жить надо. Пришёл сезон большой охоты – и пошли все куда подальше. Охота на сайгаков это дело настоящих мужчин, рисковое, опасное дело. И на это дело братья собирались, как на войну. И возвращались с охоты, как с войны победители… Если выжили и настреляли, насолили, навялили на степном солнце и ветру сайгачьего мяса, что хватит питаться до следующего лета. Без всякого холодильника – а просто вынул из мешка в сарае, помочил в воде и готовь любые «фрикадельки».

Но, конечно, с такой охоты, которую затевали братья на своих помоечной сборки драндулетах, шансов «вернуться с войны» было намного меньше, чем вероятностей с обратными последствиями. И какая там охотничья добыча, когда сами, свернув шею в бешеной гонке по бездорожью, вполне вероятно сделаешься добычей для степных хищников. И кому нужно будет искать в степной бескрайности человеческие трупы? А никому не нужно – у всех свои заботы, невзгоды и своя простая, как бублик, жизнь. Ну и упёрлись в степь какие-то недоумки – и не вернулись обратно уже много дней. А всю степь не обшаришь. Степь – это, как океан в сухопутном пространстве.

– Костя, а правда мы с тобой, как индейцы в Америке? – спрашивал Серёжка старшего брата, дожидаясь в распадке между двух холмов приближающийся сайгачий косяк голов в тысячу. – Я читал в журнале…

– Цыц, – тихо пресекал неуместную болтовню напрягшийся, как тигр перед прыжком, Костя. И напоминал как обычно: – Держи крепче руль и ружьё на руке… Идут… Погнали, братишка…

Сначала – на тихих, малых оборотах мотоциклетных движков двигались навстречу вошедшему в распадок стаду. В испуге сайгаки по своему инстинкту разделяются на два потока и расходятся вправо и влево, взбираясь, скользя копытами, теряя скорость, на склонах холмов. Назад головным повернуть невозможно из-за энергии несущегося стада, и братья, сговорившись, что преследуют косяк, уходящий на правый холм, выжав ручку газа до предела, взревев моторами без глушителей, выбрасывая из-под колёс землю и гравий, несутся в гущу сайгачьих тел. Бабахали из ветхих одноствольных ружей и тут же, чуть сбавив скорость, разламывали стволы, вставляли быстрыми, отлаженными движениями новый патрон – опять, бабах – и опять другой патрон, заряженный картечным зарядом. Бабах!.. Бабах…

При удачной охоте до двух десятков тушек самцов-рогачей, безрогих самок и молодняка с нежным мысом, попавших под неприцельный выстрел. Братья, опустив на землю свои мотоциклы с раскалившимися движками, вынимали ножи и спускались вниз по склону. Уже не спеша, размеренными движениями задирали головы бьющихся в конвульсиях антилоп, чиркали одним движением по горлу. Кровь брызгала фонтанчиками, перемазывая и руки, и лицо, и одежду. Подбегал запыхавшийся Джек и, глядя на хозяев с собачьим восторгом, принимался лакать из кровавого ручейка.

* * *

Костя щелчком открыл клапан газового баллона, зажёг плитку, налил в кастрюлю воды и поставил на огонь. Подождав с минуту, высыпал в воду крупу из банки. Помешал ложкой и скептически покачал головой.

– Солить сразу или потом? – сказал он размышляюще.

– Надо дождаться, когда кипяток забулькает, – наставительно подсказал Серёжка, – а потом уже соль сыпать. В прошлый раз твоя каша на зубах скрипела и поносом пронесло.

– Ну, и ходи голодный, – буркнул старший брат. – Или давай топай до Катерины, унижайся там перед Федькой.

Младший вздохнул, шмыгнул носом.

– Пошли вместе. Унижаться не будем, лебедя им подстреленного в подарок отнесём. Федька ещё и доволен будет… И вообще надо побольше макаронов закупать – макароны ты варить умеешь.

Взяв с собой два солдатских плоских котелка, закинув через плечо тушку лебедя, Серёжка вышел из дома. А Костя, потушив огонь, пошёл сажать на цепь сопротивляющегося Джека. Братья двинулись прямо по дороге, а не по пыльной тропинке. Мимо протарахтел одинокий грузовик – и опять сплошная, обволакивающая знойная тишина. Лишь отдалённо с военного аэродрома доносился невнятный гул.

Серёжка шагал с важным видом, гремя котелками, придерживая лебедя за шею на плече, и хвост лебедя шаркал по асфальту. А Костя налегке, со скучающим видом, руки в карманах.

Подошли к дому в два этажа из белого кирпича, с острой высокой крышей, отличаемой от других крыш у домов в посёлке. Забор фигуристый, тоже из белого кирпича. Серёжка вдарил ногой по металлическим воротам с электронным замком, потом нажал на кнопку звонка у калитки сбоку.

– Сегодня, какой день недели? – спросил он у Кости. – Может, на работе они?

Костя подумал чуть-чуть и ответил «не знаю даже».

Из дома на крыльцо вышла сестра и что-то крикнула в глубину двора. Из полукруглого ангара показался Фердинанд и, вытирая руки ветошью, направился в сторону ворот.

– Явились, орёлики залётные, – произнёс он с упрёком, открыв калитку и покачав головой.

– А вот вам. Подарок, – переступив через порожек, Серёжка кинул под ноги родственнику охотничью добычу.

Фердинанд – по паспорту, а по народному Фёдор – поднял двумя руками тушку в белом оперении и опять осуждающе покачал головой:

– Это как же так? Прямо так и по улице пёрлись? А милиция увидела бы?.. Это же голимое браконьерство?.. Ну, вы и нахалята…

– Обойдётся, – хмыкнул Костя. – Вот через месяц рванём на сайгаков. Вот вам и будет настоящее браконьерство.

И он, приобняв за плечи младшего брата, вместе пошли по дорожке к дому в демонстративной неспешности.

Минут десять на кухне, пока Катерина разогревала на плите кастрюли, а потом перекладывала из кастрюль в котелки, братья вяло отгавкивались от упрёков, что так жить нельзя, что надо чувствовать ответственность, что нужно учиться, получать образование, думать о дальнейшей жизни и, вообще, ремонтировать их мотоциклетки больше никто не будет.

– И что примечательно получается, – добавил Федька-Фердинанд своим занудным голосом, – как проголодаются, так к родне идут, чтобы от своей разнузданной жизни с голоду не помереть.

– Чего это! – уже озлобленно вскинулся Серёжка. – Попрекать будете? Едой, да?! Развели тут у себя цивилизацию… – он обвёл рукой кухонное пространство: занавески на окне, картинки на стенах, цветы в горшочках. – Это всё – тьфу, туфта, мура. У пришельцев с других миров, знаете какая цивилизация?.. Вам и не снилось. У них такие штуки имеются, что нажмёшь на кнопку и, бац – по твоему желанию, например, тарелка блинов и миска со шкварками…

– Молчи уж со своими пришельцами! – Костя ладонью вскользь шлёпнул брата по отросшим двухцветным вихрам на затылке. – Бери котелки и пошли отсюда.

Катерина у плиты, мелко подрагивая от смеха тоже двухцветной чёлкой, вытирала кончиком пальца текущие из глаз слёзы.