– Ну и что! Ведь это – богиня, ей всё позволено, она может быть всякой, как сам Бог.
И молишься на неё и боготворишь. И как хочется упасть к её ногам, обнять колени и может быть прикоснуться к ним губами. Но это уж слишком, ибо это всё равно, что прикосновение к Богу, то есть к яркому огню, который ослепит и сожжёт! Конечно, твоя богиня может просто грубо пнуть невольного наглеца. Но он даже этот жест примет с благоговением и радостью, потому что это хоть какой-то контакт с любимой. Пинки и пощёчины его не оттолкнут и не облагоразумят.
Такое состояние может продолжаться год, два…
Но не правда, что любить можно только один раз. Я точно знаю, что, по крайней мере, два раза можно. И – так похоже! Считаешь, что она непостижимо прекрасна и обликом и душой, и ты поклоняешься ей, не задумываясь глубоко над смыслом её слов и поступков, а наслаждаясь и пугаясь только воображаемыми картинами. Она не замечает твоих страданий? Она не ценит твою преданность? Не беда! Тебя не расхолаживает не только то, что она обходит тебя вниманием и вовсе не сострадает твоим мукам, но и прямое пренебрежение тобой. Всё скрашивает сладость грёз, в которых витает её образ, точнее её лицо. Спокойное, божественное, только от представления которого тебя охватывает необъяснимая и неописуемая радость, мир становится гармоничным, а жизнь осмысленной. И в этом видении с особой силой светят глаза, но и сияют губы! И от этого сладкая тревога на душе, тревога, которая, однако, наполняет всего тебя энергией. Хочется жить, действовать, мысли охватывают весь мир, а на душе прояснение, просветление. И странно – кажется, что другие люди (и незнакомые тебе) живут и действуют под знаком памяти и думах и чувствах о ней, то есть, потому что она – есть, потому что она с ними живёт на Земле! Понятным становится ощущение гармонии во всём, поскольку источник движения, жизни – один.
«Дорогая моя! Сегодня снова видел тебя во сне. Я был твоим гостем. Но теперь твоя диван-кровать размещалась у противоположной стены. Ты что, переставила её?»
Маргарита
Конец марта. С утра – тихо. День обещает быть солнечным. Я иду на работу своей обычной дорогой, которая в середине пути проходит по изогнутому проулку позади Дворца Бракосочетаний. Огибаю Дворец, и – мне открывается лежащая на льду дороги женщина. Она лежит на спине, раскинув руки. Я подхожу к ней и вижу, что это совсем молоденькая девушка. Лицо спокойное с румянцем на полненьких щёчках. Глаза закрыты. Она в чёрной под кожу короткой куртке, застёгнутой на все пуговицы. Ноги в колготках телесного цвета, и одна из них, полусогнутая, склоняется над другой. Рядом лежит сумочка, а в полуметре, прямо посреди дороги, стоит недопитая бутылка вина. Я нагибаюсь над девушкой, трогаю её за плечо, и она тут же слегка приоткрывает большие (и красивые) глаза.
– Она хоть жива? – слышу за спиной голос женщины, проходящей мимо.
– Что с тобой? Ты сможешь встать? – говорю я.
Девушка помогает мне поставить себя на ноги. Она стоит неуверенно, покачивается и продолжает держаться за меня, когда я, отпустив её, нагибаюсь подобрать сумочку.
– Ну, а бутылку оставим, – говорю я, помогая ещё не пришедшей в себя девушке повесить сумку на её плечо.
– Это моя бутылка! – вдруг совсем внятно произносит девушка свои первые слова.
– Хорошо. Раз она твоя, заберём её.
Я снова овладеваю сумкой. Она довольно большая, правильной четырёхугольной формы. Совсем тощая. Не застёгнута на молнию. Я вижу внутри небольшую кипу ученических тетрадей и отмечаю про себя, что они довольно сильно потёрты. Эти её тетрадки мгновенно пробуждают во мне воспоминания школьных лет, и такой поворот памяти как-то сблизил меня с этой девушкой, возникло ощущение, что у нас с ней есть что-то общее. Я аккуратно ставлю бутылку (это была «Рябиновая настойка») в угол сумочки, подперев её тетрадками, чтобы она не свалилась на бок и не разлилась. Водрузив сумку на её плечо, беру девушку под руку, но она говорит:
– Лучше я буду за тебя держаться, – и крепко ухватывается за мой локоть.
– Скажи, куда тебя отвести.
– Не знаю.
– Ну, где тебя ждут?
– Меня никто нигде не ждёт.
– Но всё-таки. Ты куда-то шла?
– Здесь недалеко. Вон туда, в техникум, – она указывает на расположенное неподалёку большое серое здание прошлой, казарменной эпохи.
– Значит, там тебя ждут?
– Нет, там тоже меня никто не ждёт.
– Ты почему свалилась? Много выпила?
– Это не много. Это мало.
– Ты поскользнулась?
– Нет. Я, кажется, потеряла сознание. Я три дня не ела.
– Я дам тебе денег, сходи в кафе, поешь.
– Мне сейчас нужно в техникум. Дай мне закурить.
– Я не курю. И ты бросай.
– Я пыталась бросить. Надо бы бросить.
Мы уже подходим к техникуму, и она говорит:
– Зайдём в здание. Проводи меня. Мне нужно в туалет.
Я прохожу с ней под руку (она шла неровно) мимо двух удивлённо глядящих на нас девушек, сидящих за столом у входа, по-видимому, дежурных.
Мы выходим снова на улицу. Сбоку от крыльца толпится молчаливая стайка студентов. Мы останавливаемся по другую сторону от входа.
–Я обещал дать тебе денег. Вот возьми, – говорю я, вытаскивая из портмоне несколько купюр. – Как тебя зовут?
– Маргарита.
– О! Ты живёшь с таким именем! Марго, ты такая молодая и красивая, а губишь себя питьём и курением! Очнись! У тебя всё будет хорошо!
– Я постараюсь.
– Мне надо идти. Всего тебе! – говорю, пожав её руку выше локтя.
– Если что… заходи, – и она назвала номер своей группы.
Я поднял руку, делая знак прощания, и пошёл своей дорогой. Впрочем, тот путь, что прошёл я с девушкой, был тоже по моей дороге.
Канун пасхи
У меня такое ощущение, будто я и те, с кем я общаюсь, живут в одном мире, а все другие люди – в каком-то другом. Вроде бы они, эти другие, благополучно существуют, это угадывается по косвенным посылкам. Иногда они дают знать о себе через телевизор, газету, радио. Думаешь, ага! Вы всё-таки есть! Сейчас проверим! Посылаю по точному адресу запрос, задаю вопрос, но – увы! На самом деле оказывается, что это был призрак, а с призраками ведь можно общаться, только если сам перейдёшь в их мир.
Этот их мир – настоящая летающая тарелка: загадочный и недоступный. Письма и телефонные звонки здесь не достигают цели.
Можно ли жить без этого, другого мира? Конечно! Почти все люди так и живут. Но во мне сидит какой-то чёртик и зудит, зудит о том, другом мире, будто там, в нём, человек обретает большую степень свободы, становится могучим и счастливым одновременно. Но как туда проникнуть? Иногда мне кажется, что достучаться туда невозможно. Там, наверное, совсем другие законы природы, другое пространство и время. И вообще, где этот мир? Может быть, там люди сделаны из другой материи, например, менее плотной, и могут ходить сквозь нас, по нам, и получается интересно: куда же стучаться в таком случае? Но мне обязательно нужно туда! И я стучусь, стучусь…
Я послал и продолжаю посылать много запросов в разные стороны и на разные расстояния в надежде получить какой-то отклик. Мои письма заполняют почту от заброшенного уголка Сибири до могучего Вашингтона – от канцелярии президента США до почтового ящика одной сибирской горожанки, называвшей когда-то себя моим другом, но теперь оказавшейся в том, другом мире. Вырвется ли хотя бы одно из моих посланий за пределы моего белого света? Я надеюсь. Только нужно быть упорным и терпеливым и неутомимо повторять попытки. Ведь в природе есть примеры того, как для достижения намеченной цели делаются тысячи и даже миллионы проб. Можно предположить, что мои послания, как на пути с суши к морю новорожденных черепашек, перехватывает невидимое, но страшное чудовище по имени Забвение. Боже! Прости и спаси меня! Ты – милосерд, а я не всегда смиренен пред тобой…