- Может, ты скажешь, в чем дело? - робко высунулся я.
- С папашей поругалась! - озабоченно рассматривая мятый пиджак, между прочим ответила она. - Кстати, из-за тебя.
- Стало быть, я явился яблоком раздора?
- Ага, он назвал тебя шалопаем, бабником и алкоголиком, но я мужественно защищала тебя своей чахлой грудью четвертого номера. В конце концов, схватившись за сердце, он вылакал бутылку коньяку и назвал меня блядью. Это же уму непостижимо!!!
- Ну почему же...
- Молчи, козел, гнусный соблазнитель, испортил девушку, а теперь глумишься! Все вы такие!
- Ты будешь здесь жить? - робко поинтересовался я.
- А что?!
- Нет, я просто спросил... Уж и спросить нельзя...
- Когда вопрос глуп, его не задают. Поживу, подожду, пока он сам за мной не прибежит.
- Не дождешься! - с горечью заметил я. - Дело не в этом. Завтра я хотел идти к нему по делу. А теперь не знаю...
- Вот и пойдешь, передашь привет от госпожи Гончаровой.
- Это от кого? - не сразу врубился я.
- Он сообразит, - хохотнув, ответила Людмила. - Давай спать, уже поздно!
* * *
Наутро, тщательно приведя себя в порядок, я с трудом доковылял до милиции. Да, видно, зря я бил свои обожженные ноги: в приеме мне было отказано. Знакомая секретарша, соболезнуя, предложила мне чашку кофе. Сидя в уголке, я скромно потягивал растворимую гадость, подслушивая милицейские новости и сплетни. Ефимов вышел неожиданно и сразу. Окинув меня грозным оком, он пророкотал:
- Эт-то что такое? Устроили мне в приемной чайную! Немедленно очистить помещение! Татьяна, что здесь делают посторонние?
- Ждут приема, - логично ответила секретарша.
- Приема не будет! Тем более - для этого гражданина.
Отставив чашку, я поплелся к выходу. Поравнявшись с полковником, я шепнул:
- Ваша дочь повесилась. Всего вам доброго!
Что случилось у меня за спиной, я не видел, только услышал сдавленный крик. Тяжелая, медвежья лапа рванула плечо.
- Что-о-о? - хрипло заорал он.
- Ничего, я пошутил. Она в полном здравии и передает вам пламенный привет.
- Собака, сукин сын! - Он схватил меня за шиворот и швырнул в кабинет, где и принялся дубасить - грубо, по-мужицки, не забывая при этом изрыгать совершенно фантастический мат.
Если бы не вчерашняя контузия, я бы его вздрючил, настолько неграмотно и бессистемно он наносил удары, правда, надо признаться, весьма болезненные. Кулак - он и в Африке кулак, особенно такой молот, как у полковника. Кажется, я потерял сознание, потому что очнулся в начальничьем бардачке на диванчике. Секретарша Таня смывала с меня кровь теплым мохнатым полотенцем. Было больно, но очень приятно, особенно когда, склоняясь, она прижимала меня грудью. На всякий случай я не спешил приходить в сознание, твердо помня, что спешка нужна лишь при ловле блох. Да и подумать в спокойной обстановке, в стенах полковничьего кабинета, - сплошное удовольствие! Что-то, Константин Иванович, бить вас стали часто! Хлещут по роже все кому не лень, да еще и взрывчатку под задницу подгадывают. Не общество, а сумасшедший дом!
- Танюха, ну что там с ним? Сильно я его покалечил?
- Вроде дышит. Странно другое - у него все ноги черные и в волдырях, словно его поджаривали, вот посмотрите. - Она осторожно отогнула мне штанину, показывая следы вчерашнего теракта.
- Любопытно, - согласился полковник и больно потыкал пальцем. - Ты, Танюша, иди на место, ко мне никого не пускай, а с ним я сам разберусь.
Засопев, он тяжело погрузил себя в кресло и, прихлебывая чай, зачавкал. Ну не скотина ли? До полусмерти избил человека, а теперь преспокойно жрет.
- Ты, Гончаров, не придуривайся! Я прекрасно вижу, что ты в сознании. А вот я от твоей шутки вполне мог окочуриться. Чего приперся-то?
- В ножки упасть дорогому папеньке, чтоб я так жил! - через силу вставая, проворчал я. - Вы там промеж себя лаетесь, а на меня все шишки и тумаки.
- Ты для этого пришел?
- Конечно нет, если я и идиот, то не в такой же степени! Вы, случаем, не слыхали о том, что удавился некий старичок по фамилии Лагин?
- Ну и что? Сейчас многие давятся, жизнь такая началась постперестроечная! Что же, мне за всеми самоубийцами следить? Мне на живых-то времени не хватает, а ты...
- Дело в том, что старичок этот прошлой осенью вез из банка в свой трест двухмесячную зарплату, а поскольку этот трест находится в вашем районе, то...
- То я это дело должен помнить. Да, я его прекрасно помню. Но какую связь ты просматриваешь между разбойным нападением и самоубийством полоумного старика?
- Долго рассказывать, тем более я еще сам не уверен, что такая связь существует, необходимо кое-что проверить. Мне нужно посмотреть материалы следствия по тому случаю.
- Как ты знаешь, оно зашло в тупик, и вряд ли тебе удастся что-то оттуда высосать. Тем более - прошло полгода. Тут и по свежим-то следам на месте топчемся, а ты безнадегу хочешь вытащить. Ах, прости, я совсем забыл, какой великий сыщик передо мной сидит! Опять суешь свой нос куда не просят. Что с ногами?
- Пустяки, на грабли наступил. Хочу напомнить вам, что в оное время некий полковник нижайше просил этот самый нос совать в такие задницы, куда сам он не решался. Кстати, как ваши дела? Еще не словили сбежавшего с деньгами бухгалтера ломбарда?
- Нашли, только денег при нем не было, у него вообще ничего, кроме дырки в голове, не было. Посиди, я распоряжусь, чтоб принесли дело. Просмотришь здесь. Коньяк и фрукты в холодильнике, а водяра за диваном.
До чего приятно иметь тестя - начальника! Только зачем к нему прилагается дочь? - размышлял я, похрустывая грушей.
- И все-таки что у тебя с ногами? - притаскивая толстую папку, опять занудил Ефимов. - Только серьезно.
- Если серьезно: какая-то тварь подложила мне взрывпакет.
- Доиграешься, открутят тебе башку!
- Сегодня от этого никто не застрахован.
- В том-то и дело! Ладно, я поехал в мэрию, и, наверное, надолго, закончишь работать, папку положишь под холодильник. Как она там?
- Цветет и пахнет.
- Ну и хрен с ней, второй раз себе жизнь устроить не может. Первый раз алкаш попался, второй раз... Вся в мамашу, такая же блядь.
- Благодарю вас, вы очень любезны.
- Да пошли вы все на... - Плюнув, товарищ Ефимов хлопнул дверью.
Ничего путного и нового из материалов следствия мне выудить не удалось, кроме, пожалуй, двух интересных вещей. Первая: на вопрос следователя о том, узнает ли он нападавшего, Лагин однозначно ответил: "Да!" И вторая, более любопытная: фоторобот, причем в двух экземплярах. Один из них я бессовестно украл. Очень смутно, но он напоминал те корявые злобные рожи, что недавно пытался рисовать старик.
При выходе из милиции я нос к носу столкнулся с Уховым. Поистине само провидение послало его мне. В двух словах я рассказал о вчерашнем покушении на мою бесценную жизнь. Выплюнув жвачку, Ухов криво усмехнулся:
- Пацаны не въехали, в чей гараж заехали. Не переживай, Иваныч, прорвемся! Ты отдыхай и не принимай близко к сердцу. Сегодня они будут плакать горькой вдовьей слезой. Шакалы меня малость рассердили, а этого делать нельзя! Наверное, они не знали. Вечерком, как управлюсь, я тебе позвоню.
Что-то вязкое и липкое, противное, как грязь, не давало мне покоя, пока я добирался до кафе "Самовар". Так и не выявив причину дискомфорта, я вошел в полутемный зал. Откуда-то сбоку, из-под локтя, вынырнул вертлявый человечек и спросил, не я ли Костик.
- Возможно, а почему вас это должно интересовать? Какая вам разница мостик я или Костик?
- Не скажите! - Он приблизил ко мне черные печальные глаза. - Если вы мостик, то ходите сами по себе, а если вы Костик, то ходите за мной.
- Это куда за тобой я должен идти? - наученный вчерашним свинством, подозрительно спросил я.
- Ой, да что вы боитесь? Не надо меня бояться. Аркаша еще никому не сделал худо, и все довольны. Я вас приведу на хорошее место, и вы еще скажете мне спасибо.
