До семи месяцев Айна не встречала соплеменников, то есть борзых. И вот, в один из выходных мы увидели в полях мужчину с борзым кобелем. На вид кобель был русским псовым, а де-факто выяснилось, что мальчик – помесь псовой и хортой борзых пород. Но для Айны такая мелочь была не существенной. Главное, свой! Девочка кинулась к кобелю и лизнула его в нос. Кобель ответил тем же. Общность кровей моментально сблизила собак. Они вели себя так, словно были знакомы всю жизнь. Борзые сразу же принялись рыскать по полю, подняли зайца и сделали угонку.
Хозяин кобеля рассказал, что на месяц приехал в гости к родне. Вообще же он проживал в сельской местности. Мужчина был приверженцем охоты с борзыми, и у него имелось несколько собак.
Спустя неделю мы возвращались из полей. Утром Айна рвалась в них, как никогда. Она явно надеялась поохотиться с новым другом. Но нам не повстречались мужчина с борзым кобелем, и на обратном пути Айна брела на поводке с понурым видом. Наш маршрут проходил мимо автостоянки, находившейся за посадкой. Мы постоянно наблюдали за металлическим сетчатым забором дворовых собак, которые прижились на стоянке. Они охраняли ее, свободно передвигаясь по территории внутри забора. Но в тот день нашему взору предстала душераздирающая картина.
Рядом с обычно пустующей будкой на короткой цепи был привязан хортый кобель. Подле стояла миска с протухшей водой. Пылала жара. Будка находилась на солнцепеке. Вокруг – ни деревца. Кожа кобеля пестрела болячками. Его глаза гноились. Кости выпирали со всех сторон. Голова собаки склонилась к земле. Страданием и безысходностью был наполнен облик хортой борзой.
Когда мы подошли поближе, кобель поднял на нас безучастные глаза. Те встретились с глазами Айны, и животные потянулись друг к другу. Они прильнули носами к ограждению с противоположных сторон. Одновременно раздался вой. Выли оба. Один – о своей горькой доле, другая – о сострадании. В голосе общей борзой крови слышалось и негодование: «Никто не смеет так обращаться с борзыми! Никому не позволено сажать свободную, как поле и ветер, собаку на цепь!»
Айна неистово рвала когтями металлическую ограду. Кобель с ожившей надеждой вглядывался в наши лица. Мы позвали охрану и выяснили, что хозяин определил кобеля на стоянку, якобы, временно. Но между слов скользило, что это совсем не так.
Тем временем, из лесопосадки, что за стоянкой, вышел наш знакомый со своим борзым кобелем на поводке. В тот день мы разминулись с ними на охоте.
Узнав, в чем дело, он потребовал от сторожей отдать собаку. Сторожа не хуже нашего понимали, что борзой кобель мучается и не сегодня-завтра может погибнуть. Они без лишних слов передали нам собаку. Попросили только оставить адрес на случай, если хозяин пожелает вернуть кобеля. Я дала свой адрес и попросила передать хозяину, что его собаку изъяли настоящие борзятники. И если он захочет с ними увидеться, то будет иметь серьезный разговор.
Мы покинули ужасное место: спасенный кобель поочередно прижимался к каждому из нас, вилял правилом и лизал наши руки. Он сам, без поводка, трусил подле нас рысцой, пристроившись к Айне. Девочка ободряюще ему улыбалась.
Наш знакомый забрал кобеля и увез его к себе в деревню на постоянное место жительства. Мальчик благополучно выздоровел после проведенного ветеринаром лечения и прожил хорошую жизнь. Он оказался досужим в охоте и послушным в доме. Бывший хозяин кобеля не объявился – не решился на встречу с истинными борзятниками.
До появления Айны наши семейные выходные протекали неприглядно. Продолжительный сон сменялся медленным пробуждением с бутербродами и чашечками крепкого кофе. Чтение книг в течение дня варьировалось с частыми наполнениями пищей желудка и просмотром телепередач. Конец выходных сопровождался жалобами домашних на общее недомогание: слабость, утомляемость, тяжесть в животе и бессонницу. Засыпали далеко за полночь. Масса наших тел превышала норму, и жизнь казалась отвратительной.
Айна преобразила нашу жизнь. Как только девочку вывели в поля, и она поняла, что подобные прогулки возможны только по выходным, то с их наступлением еще затемно будила всю семью. Громко сопя, цокая коготками по паркету, облизывая поочередно каждого члена семьи, жалобно поскуливая и отрывисто лая, Айна тормошила наше полусонное сознание. Если в течение пятнадцати минут никто не поднимался с постели, она принималась выть. Но и без того, одни ее коготки наделывали столько шума, что нам приходилось вылезать из-под уютных одеял.
Борзая стоит и передвигается на коготках. Пальцы у борзой сжаты в комок, и из этого комка выступают и упираются в почву крепкие, длинные и слегка загнутые коготки. Впрочем, это только так говорят – коготки. В действительности же, они напоминают могучие орлиные когти. При движении борзая отталкивается не только подушечками лап и пальцами, но и коготками, которые вместе с окончаниями пальцев образуют зацеп с почвой и обеспечивают хороший толчок при отрыве от нее. Поэтому оконечности пальцев с когтями называют у борзой «зацепами». Ударяя по полу, коготки образуют громкий звук, подобный стуку множества маленьких молоточков. Этот стук беспокоил и будил нас быстрее, чем вой. Анька цокала коготками по паркету, безостановочно носясь по квартире.
Покой соседей (особенно по выходным) – дело нешуточное, и мы срывались с теплых постелей под перестук коготков нашей девочки. Мигом умывались, наспех одевались – спросонья кто во что горазд (это сейчас у каждого из нас есть одежда и обувь для полей на все сезонные и погодные условия), – хватали термос с чаем, бутерброды, поводок с Айной и пулей вылетали на улицу.
Темная ночь на дворе ехидно приветствовала нас холодом и вызывала нестерпимое чувство голода. Но дороги назад не было, а сокрушаться о потерянном покое не имело смысла. Мысли сосредотачивались на Айне, которая неистово тянула за поводок в поля. Дорогу девочка запомнила с первого раза. У борзых от рождения великолепная память. Сынок, непрерывно зевая, быстрыми шажками поспевал за нами в надетом наизнанку свитере, сикось-накось застегнутой курточке и в шапочке, напяленной ему на голову задом наперед.
Наконец (о счастье!) ноги доносят наши тела до полей. Кругом – темень и сырость. Солнце еще не зажгло рассвета. Пока неугомонная Айна накручивает по сереющему в утренних сумерках полю гоночные круги, мы приседаем прямо на землю у обочины тропинки, огибающей лесопосадку, и пытаемся отдышаться. Придя немного в себя, пьем из термоса чай, закусываем бутербродами, и я с мужем выкуриваем по сигаретке. Для порядка ворчим: «Какого, спрашивается, черта мы приперлись сюда в такую рань?» Вопрос риторический – Айне видней. Сынок не разделяет недовольства полуночными вылазками. Они ему нравятся. Ребенок гоняется за Айной. Та за козырек срывает с его головы шапочку и на бегу, с грозным рычанием, треплет ее, мотая из стороны в сторону головой.
Встает солнце, заводят щебет птицы, и жизнь начинает представляться не такой уж суровой. Свежий степной ветер доносит до обоняния ароматы полевых растений, влагу Дона, тепло первых солнечных лучей. Над полем нависает и потихоньку рассеивается туман. Он восхитителен и загадочен! Малопрозрачный, серо-голубой, пронизанный алыми и оранжевыми бликами восходящих солнечных лучей, туман манит в свою прекрасную, призрачную неизведанность, и мы с радостью в нее окунаемся.
Темно-чубарая, с красными солнечными блестками на кончиках шерстинок, псовина Айны подобна ночи, захваченной алеющим рассветом. Айна гармонично вливается в утреннее марево, парящее над землей, и – очутившись в едва прозрачной дымке – из собаки моментально превращается в наполовину зеленую собачью тень. Белая псовина покрывается росой, смешанной с зеленым соком травы. В таком виде (замаскировавшись) Айна исчезает в родственном ей по духу тумане – своевольном и таинственном. Она отправляется исследовать поле в поисках зайцев. Мы бредем за ней, ориентируясь по шуршанию травы впереди. Войдя в туман, даже вблизи мы различаем лишь контуры друг друга, превращаясь в туманные тени степного рассвета.
