Когда ты за собою
Какой-нибудь припомнить можешь грех,
Которого не отпустило небо,
Молись скорей.
У. Шекспир. «Отелло»
Часть 1
Не верьте тем, кому безразлично все, даже предательство. Снобы, брезгливо рассуждающие о гнилостности человека и мира в целом, – не в счет. Их бравирующий нигилизм, высокомерная обособленность – не что иное, как пиар для окружающих. Эти уязвимые эгоисты думают только о производимом впечатлении. Забудьте о них. Те, кто действительно пережил боль предательства, никому об этом не говорят. Они дорого заплатили и стараются об этом даже не вспоминать. Потому что не хочется помнить, как ради продления своего унылого существования выжигаешь источник боли – свое сердце. Засохшее, практически неживое, оно не приносит больше беспокойства. Лишь в плохую погоду напоминает о себе слегка ноющими рубцами.
Так и доживают, навсегда лишившись главного: права на какие-либо чувства.
* * *
Андрея подвели к двери камеры предварительного заключения. Он еще никогда не был в подобных местах. Все выглядело совсем не так, как в НТВшных сериалах: дверь без решетчатого окна посередине и не такая уж и массивная. А камера и вовсе крошечная. В ней уже спали двое. Когда дежурный заводил Андрея, никто даже не пошевелился. За ним закрыли дверь, и камера погрузилась в полумрак.
Уже светало. Рождающийся слабый свет падал из маленького окошечка под потолком, видимо, выходившего на улицу. Пожилой худощавый мужчина приподнял голову с подушки, осмотрел его колючим пристальным взглядом:
– По какой статье?
Андрей не сразу понял вопрос. В голове до сих пор не укладывалось все происходящее. Но за последние несколько часов следователь много раз называл статью УК, по которой его обвиняли. И Андрей ее, конечно, запомнил.
– По сто пятой.
– А… Завалил кого.
Это был даже не вопрос, а так – констатация факта.
– Тут две свободные койки. Залезай на любую. Меня, кстати, дядей Колей зовут.
Больше никто не проронил ни слова. Андрей постоял немного и, не раздеваясь, залез на кровать. Железные пружины провалились под ним, и койка сразу превратилась в гамак. На спине лежать было практически невозможно. Он повернулся на бок, лицом к стене.
* * *
Три недели назад Андрей зашел в маленькое итальянское кафе недалеко от квартиры, которую снимал в Дюссельдорфе: просто захотелось оказаться поближе к людям. Этим солнечным майским утром посетителей было мало. Понятно: суббота. Выходной. Он сел за свободный столик у окна и заказал кофе. Две пожилые пары за соседним столом, никуда не торопясь, увлеченно беседовали о погоде, мужчина напротив – просматривал утреннюю газету. Тихо звучала музыка.
Луч солнца из окна делил стол надвое. Андрей сидел в тени. Официантка поставила блюдечко с чашкой кофе на солнечную половину и, улыбнувшись, удалилась. Лучик сразу взялся ласкать своим светом приборы. Фарфоровая чашка и блюдце остались безучастны, а серебряная чайная ложечка преобразилась, кокетливо отражая свет. Запустила «зайчика», охотно отвечая на заигрывание солнца. Андрей посмотрел на нее немного. Ложечка сияла так, будто сама являлась источником света.
«С таким-то ухажером каждая дура засияет. А ты попробуй-ка сама. Сможешь удержать хоть каплю света?» – подумал Андрей и придвинул блюдце к себе. Ложечка попала в тень и, лишившись ухаживаний солнца, обиделась, потухла.
Он вздохнул. Из колонок приглушенно звучало популярное когда-то танго. Слащавый бархатный тенор напевал на немецком, но сразу вспомнилась русская версия песни: «О, голубка моя, как тебя я люблю-у…» Андрей закурил, всем телом облокотившись на спинку стула. Было в этой простой мелодии что-то расслабляющее, убаюкивающее…Она умела любить. Андрей еще был слишком молод, чтобы разбираться или тем более ценить подобные чувства, но интуитивно понял это еще тогда. Сколько им было – девятнадцать? Двадцать?
1.
Андрей учился на втором курсе Ленинградского педагогического института. Он до сих пор не мог вразумительно объяснить, на кой черт его понесло в педагогику. Нелепо, даже комично было представить себя в роли школьного учителя. К моменту окончания десятого класса он особо не блистал успеваемостью. Не обнаружил он никаких ярких способностей, не считая разве что игры на гитаре. Хотя и те несколько аккордов, что имелись в арсенале Андрея, трудно было назвать игрой, но этих дворовых знаний вполне хватало, чтобы аккомпанировать пению. У него, как замечали другие, был неплохой голос, а главное – он умел прочувствовать какую-нибудь сопливую романтическую песню так, что девчонки замирали от восторга. Он снискал даже популярность в школе, выступая в агитбригаде:
Короткий сапог, карабин за плечами.
Немало прошел ты, не спавши ночами.
За дым и пожарища ты не в ответе,
Ведь ты лишь наемник в зеленом берете…
Эту песню, с гитарой наперевес, Андрей пел под занавес выступления, проходившего в актовом зале, при общем скоплении народа. Постепенно с двух сторон к нему подходили другие участники «шоу» и, вставая плечом к плечу, даже не подпевали, а декламировали припев с лицами коммунистов-подпольщиков, распевающих «Марсельезу» при царском режиме:
Жми, парень, жми на гашетку.
В этой игре, ты лишь марионетка…
И дальше все в таком же духе, о продажном капитализме, с его безжалостными наемниками, которые порабощают свободолюбивые народы мира, вставшие на светлый путь социализма. Но Андрея, конечно, привлекали не «свободолюбивые народы», а образ сильного солдата, эдакого «коммандо», способного на выполнение любых сверхзадач.
Иногда после подобных выступлений, с разрешения завуча по воспитательной работе, устраивали вечеринки. Съедали пару тортов по рубль двадцать, пили чай. Как-то раз одноклассники даже умудрились протащить бутылку портвейна. Ну а до начала дискотеки Андрея упрашивали что-нибудь спеть. Просили, естественно, девчонки. Он сначала ломался для виду: «Ну не знаю, может кто-нибудь другой споет», или: «У меня с голосом сегодня что-то не то». И только когда привлекал общее внимание, начинал исполнять песни – конечно же, о любви.
Все в один голос пророчили ему большое будущее, и Андрея, окрыленного успехом, начали будоражить мечты о музыкальной карьере. Он тайком ходил в местное музыкальное училище. Сальный, малоприятный дядька прослушал Андрея и вынес вердикт: без музыкального образования, с таким уровнем «владения» инструментом нет никаких шансов. Андрей сильно расстроился, но через пару дней терзаний успокоил себя. Настоящие рок- и поп-звезды и без всяких там училищ пробивают себе дорогу, и он сможет. Потом. Чуть позже. А сейчас надо было определяться, что делать дальше. К следующему лету его неизбежно загребут в армию. Было немного страшно. Рассказывали про армию много чего, но ничего хорошего. Хотя Андрей три раза в неделю занимался модным тогда каратэ и мог постоять за себя, но добровольного желания отдать долг Родине, как говорил школьный военрук, как-то не возникало.
Одноклассники активно определялись с будущим. Сначала за компанию Андрей собирался пойти в техникум, затем так же, за компанию, решил поступать в местный институт.
Незадолго до окончания школы на одной домашней вечеринке произошла судьбоносная встреча. Среди множества знакомых лиц Андрей увидел Сергея. Они вместе занимались каратэ, но тот закончил школу годом раньше и как-то выпал из поля зрения. Он сильно изменился: модный прикид, слегка вальяжная небрежность.
– Куришь?
– Нет.
– Что, до сих пор тренер не разрешает? Ну ладно, пойдем со мной в коридор. Просто постоишь.
Несколько фраз об общих знакомых, сопутствующая болтовня, и вдруг Сергей ошарашил:
– А я заканчиваю первый курс Ленинградского педагогического. Что, не знал?
Вот откуда столичный налет. А дальше последовал манящий, словно дивная мелодия, монолог, отдельными нотами отпечатавшийся в голове Андрея:
