— Он хотел ее изнасиловать!

— Он хотел нам помочь! Помочь Люси! И поможет. — Директор снова утонул в клубах сигаретного дыма. — Наш цирк будет жить… Благодаря ей и мистеру Мефису.

Драган вытянулся, будто струна на грифе. Сжал руки в кулаки. Он попросту не верил во все, что слышал. Как?! Как такое было возможно? Директор говорил ужасные вещи да так спокойно! Он попросту собирался принести Люси в жертву — продать, словно рабыню, поимев за товар высокую цену. Неужели он думал, ее некому защитить?!

— Этот ублюдок больше и пальцем ее не коснется! — решительно сказал Драган. — Иначе…

— Иначе мы все пойдем по миру, — съязвил Антонио. — Что тогда будет с цирком, с Люси? Кому вы все будете нужны? Или ты надеешься, что она бросится за тобой на край света, Драган? Не думай, что я не вижу, как ты на нее смотришь. — Директор отбросил сигарету в пепельницу и весь скривился: — Иначе!.. Не тебе это решать. Лишь мне и Люси. Ты здесь лишний. Что-то не нравится — вали на все четыре стороны! Я найду другого «заклинателя кинжалов».

Внутри Драгана что-то оборвалось — будто зверя спустили с цепи. Разъяренный, он бросился на директора с кулаками. Молодой. Горячий. Влюбленный. Пелена застлала глаза, и все мысли о беззащитной Люси поглотили рассудок. Вскинувший руки директор закричал, и на крики его сбежались Гейне, Лакрица, кто-то еще — Драган не увидел толком. Его живо оттащили в сторону и скрутили.

— Влюбленный идиот, — прошипел Антонио, сплюнув кровью в сторону.

— Ты — монстр! Монстр!

Отряхнув ворот сюртука, директор прищурился. Злобно оглядел бившегося в стороны Драгана с ног до головы.

— Кажется, ты хотел полиции? — Уязвленный Антонио обтер разбитую губу. — Будет тебе полиция!

Вырывавшегося Драгана продержали в директорском шатре до самого приезда полицейских, а после увезли.

— Пускай проветрится! — бросил вслед Антонио и на беспокойство Лакрицы и Гейне пренебрежительно ответил: — Через несколько дней вернется. Я об этом позабочусь, а пока пусть посидит под замком. Клоун! И держите языки за зубами! — припугнул директор Лакрицу, Гейне и остальных.

Воровато оглянувшись, Антонио Д’Аскола скрылся в своем шатре. Выругался на щипавшую болью ссадину. Драгана синьор директор понимал отчасти, но, увы, их интересы расходились будто путники на развилке. Любовь — удел молодых. Расчет — удел стариков. И согласно расчетам старого Антонио, все складывалось наилучшим образом. Осталось уладить лишь несколько проблем. Одной как раз стало меньше. Meno male*. Ах да!

— Лакрица! — позвал директор, и из-за полога показалась черная лоснящаяся голова. — Позови Берту.

Пора было уладить главную проблему. Чем быстрее — тем лучше. La Stella должна была засиять как прежде!

***

В обклеенный афишами вагончик проскользнул едкий запах табака. Сверкнули высокие залысины, по-хитрому прищуренные глаза и сгорбленная директорская фигура. Антонио Д’Аскола расплылся в улыбке и торжественно поставил перед Люси перетянутую лентой коробку.

— Как ты, Люси? — с наигранным участием поинтересовался синьор Антонио. — Смотри, что я принес. Пирожные! Помню, когда ты была маленькой, твой отец покупал тебе такие.

Покачав головой, директор огляделся. Со стен на него смотрел нарисованный старина Этьен, вознесшийся над манежем. «Люцифер несравненный» — гласили старые выцветшие афиши.

Глубоко внутри шевельнулась совесть и, задушив ее в зародыше, синьор Антонио уселся напротив кровати и вперился в девичий профиль. Обнявшая колени Люси жалась в комок и старалась спрятаться под сшитым из разноцветных кусочков одеялом. Она исхудала. Осунулась. Болезненно горели ее светлые глаза, и весь вид Люси Этьен вызывал неимоверную жалость. Маленький, загнанный в угол зверек, подумал директор, тяжело вздохнув.

— Я не хочу. — Люси поежилась, даже не посмотрев на коробку, бессовестно благоухавшую ванилью.

— Хорошо, Люси! Тогда мы просто поговорим, — улыбнулся синьор Антонио и мгновенно перешел к делу. — Мистер Мефис прислал мне свои наиглубочайшие извинения. Сказал, что от волнения позволил себе выпить лишнего.

— Только выпить? — процедила сквозь зубы Люси, а директор ее будто бы не услышал.

— Он просит возможности загладить перед тобой вину. Что скажешь? Может, стоит дать нашему покровителю шанс? — Антонио вопросительно качнул головой. — Я был бы очень рад, если бы ты простила его. Ты никогда не была злопамятна, Люси. Все знают, ты — ангел во плоти.

— Чего вы хотите, синьор Антонио? — настороженно спросила Люси, отлипнув от тоненькой стенки вагончика.

— А ты не понимаешь? Виноватый мужчина — щедрый мужчина, — пояснил директор и тут же наклонился вперед, уперев локти в колени. — Я хочу, чтобы «La Stella» получила покровителя, — зашептал он нетерпеливо. — Ты при этом получишь состоятельного любовника. Выгода очевидна!

— Ч-что?

Люси встрепенулась. Внимательно посмотрела на синьора Д’Аскола. Прямо в глаза! Он не шутил и, строго сведя брови на переносице, ждал ответа на свое предложение.

— Я артистка, а не шлюха! — возмутилась Люси, и ее возмущению директор очень обрадовался — зверек выходил из угла и потихоньку скалил зубки.

— Разумеется! Но подумай… Ты красива, Люси, — с жаром принялся убеждать Антонио. — Молода. Мистер Мефис, конечно, не молодой метатель ножей, но он мужчина достойный, привлекательный. Богатый!

Люси Этьен тяжело задышала, запылала и при этом как-то трогательно перепугалась, блеснув проступившими на ресницах слезами.

— И я должна ему продаться?!

— Все мы продаем себя. Каждый из нас. Кто тело, кто душу, кто ум, кто талант. И чем дороже ты себя продашь, тем ты успешнее. Тут нечего стыдиться.

— Я не хочу этого слышать, — Люси плотно зажала уши ладонями.

— Прекрати витать в облаках! — рявкнул синьор Антонио, вскочив со стула, и, не на шутку перепугавшись, Люси вздрогнула. — Без Мефиса я должен буду закрыть цирк. Подумай, что ждет такую девушку, как ты, без «La Stella»? Что ждет остальных?

Антонио весь скривился, вдруг завыл и враз уставший упал на стул. Ему ведь даже было жаль Люси, но разве он просил от нее так много?

— Ах! Люси-Люси… Родись ты дочерью лорда, ты гуляла бы по набережной Круазет*, и единственной твоей заботой была бы шляпка по последней моде, но… Ты — артистка. Ты — дочь циркача, а цирк — твой дом. Чего ты хочешь? Скажи мне. Семьи? Кучу детишек от нищего Драгана? Mati, mati*… — жалобно воскликнул Антонио, пародируя словенский говорок Драгана. — Или ты хочешь выступать на манеже? Ты же артистка! Твое место перед заполненными трибунами, а не под боком у нищего Ченчича. Ты нужна La Stella, а La Stella нужна тебе.

Люси молчала. Губы ее тряслись. Она и сама вся дрожала, через силу сдерживая слезы, всхлипывала, а Антонио говорил без умолку, и каждая его фраза хлестала похуже кнута дрессировщика.

— Тебе нужно успокоиться, подумать. Я поговорю с мистером Мефисом. Впредь он будет куда обходительней. Обещаю.

— Идите вон! Вон! — закричала Люси, ощерившись тигрицей, и даже кинула в директора подушкой. Синьор Д’Аскола вновь взмахнул невидимым хлыстом.

— Пойду! Вон из цирка! А следом пойдут и остальные. Все, кого ты знаешь. От Голиафа до Берты. От Драгана до Лакрицы! И это будет на твоей совести, Люси! Подумай, если не о себе, то о них!

Хлопнув дверью, разъяренный директор ушел, и обескураженная Люси потонула в слезах. Одна. Беззащитная. Погребенная под жестокостью сложившихся обстоятельств. Ей предложили продать себя в обмен на целый цирк и его артистов. Отдаться Мефису. Люси содрогнулась, вспомнив тяжелый удушающий запах перегара, чужие руки на теле и звериную похоть в мужских глазах. Отвращение скрутило желудок, едва не вывернуло душу наружу.

Нет! Она артистка! Артистка, а не шлюха. Со злостью Люси швырнула оставшуюся после директора коробку с пирожными и осела на кровати. Голова закружилась.

— Драган! Драган, — отчаянно шептала она, но Драган не отзывался, будто испарившись.