Закипел чайник. Вой собаки стал сильней. Чудовище на кухне отправилось проведать пса. Я на секунду ослабил хватку рукояти, но в тот же момент снова сдавил ее в ладони. Прежде монстр безуспешно пытался разжечь печь. Открывая дико скрипящую дверцу печи поджигая лист газеты, затем закрывая дверцу. Бумага не поджигает толстую древесину, тогда процесс повторяется. Снова скрипит дверца печки, в унисон ей подпевает пес на улице. Чайник кипит все сильней и отключается. Диктор продолжает «Не соблюдение соглашений». Чиркает кремень зажигалки, загорается бумага. Скрипящая дверь затворяется. Монстр выходит на улицу к псу. Его животная близость заставляла его чувствовать жалость к мукам собаки. Что хоть и не четко, но на секунду создавало иллюзию человечности в нем. Пес так же чувствовал эту связь и мне кажется он единственный кто не испытывал страха перед чудовищем.
Электронные часы сообщают, что уже десять вечера. Я уже хочу спать, будь хоть минутка тишины – я бы уже уснул. Дед, пытаясь ускорить процесс, бежит к печи. Своими действиями он хочет задобрить монстра. Открывает скрипящую дверцу, вынимает бревно и старается разрубить его кухонным ножом. Удар, еще удар. Это продолжается как будто вечность. Три вечности спустя, ему удается с ним справиться. Вой на улице все еще не прекращался. Скрипнула дверь топки. Дед, выгрузив туда нарубленные в спешке ножом щепки, принялся их поджигать. Жертвенник готов, дрова уложены. Не может найти зажигалки. Начинает шарить по карманам курток, висящих рядом, часть из них падает. Звон раскатившихся из карманов монет, в одном кармане с ключами. Наконец находит заветную зажигалку, рвет газету, комкает и отправляет в топку. Чиркает кремень и поджигает. Дает немного разгореться и снова раздается скрип, закрывшийся дверцы. Ему надо успеть спрятать нож пока не вернулся монстр. Выдвигается ящик кухонного стола, за звоном ложек я слышу, как он прячет нож на самое дно, затем закрывает ящик. Пес сменил тембр, но все еще продолжает выть, как будто началась новая песня. Снова отварилась входная дверь, монстр зашел в дом. Дед поспешил включить не так давно кипевший чайник, тот сразу заголосил. Диктор: «Убит», «Россия», «Заговор». Только бы одну минуты тишины, я бы уснул.
Мать, хоть и знает монстра лучше всех, очень сильно его боится. Старается не попадаться на глаза. Она лежит со мной в комнате, мне кажется, я чувствую ее страх. Одеяло неестественно ровно покрывает кресло. Я думаю, это ее маскировка. Чайник кипел очень громко, но закончив, оставил глухую тишину, которую сразу нарушил вой пса. Чудовище отведало предложенный ему чай, отворило скрипящую дверцу печи и засыпало угля. Он еще минут десять потреблял вполне по-человечески оставленные на печи сигареты. Это единственное существо в доме, кто мог себе это позволить. Мне бы хватило тридцати секунд, полной тишины. Диктор продолжал: «Россия», «Заговор», «Европа».
Монстр уже проник в комнату, делает три шага. Я слышал топот его ботинок, но не мог заставить себя взглянуть на него. Я держал в правой руке рукоять ножа, а левой за запястье. Прекрасно знал, что сейчас будет. Включиться еще один телевизор. Раздался писк сенсорной кнопки. Тут же я снова слышу «Терроризм», «Возмездие». Этот чудовищный ящик включен постоянно. Трансляция телевизора на кухне отстает на одну секунду от трансляции в комнате, каждое слово, сказанное диктором в комнате, через секунду эхом отдается на кухне. Диктор говорит: «Священная». На кухне повторяет он же: «Священная». Пес продолжает выть, печь никто не трогает, чайник не кипит. Чудовище ложится на кровать. Только два диктора, как будто передразнивая друг друга, твердят одно и то же: «Америка» – «Америка», «Терроризм» – «Терроризм». Мне бы хватило двадцати секунд, в полной тишине. Я бы уснул.
Монстр спал. Мать все еще боялась пошевелиться и держала натянутыми края одеяла, закрывая при этом лицо. Я знал, любой лишний звук мог нарушить его сон. Пес угомонился.
Оставленная зажигалка на печке нагрелась и взорвалась, перебудив всех уснувших в этом доме. Пес продолжал выть, дед включил чайник. Чудовище отправилось на кухню. Раздался рев, на несколько секунд заглушив все остальные звуки. Затем дикторы дразнили друг друга: «Америка» – «Америка». После скрипнула дверца печи, одновременно загудел кран на кухне. Создав новый звук в этой скудной композиции. Подкинув угля, чудовище вошло в комнату. Небольшая комната, обильно забитая мебелью, оставляла лишь узкий коридор между моей спальней и кухней. Там было достаточно места, чтобы прошел человек. Но монстр, задев что-то, запнулся и повалился на пол. В комнате снова раздался дикий рев. Секундная пауза и последовал плевок. Слюна мешала ему продолжать издавать этот вопль. Своей лапой лягнул разложенную гладильную доску, та повалилась, сшибая с подоконника горшки с цветами. Дед, осмелев, заглянул в комнату, но услышав очередной крик, поспешно вернулся в постель. Чудовище приобрело свою животную манеру, и дальнейшее движение продолжило уже на четырех конечностях. Попутно поливая все слюной. До моего дивана оставалось еще шагов пять. И с каждым новым рукоять в моей руке впивалась все сильней. На последнем шаге напряжение было столь высоко, что я уже не мог точно сказать, где кончается ладонь, а где начинается нож. Я чувствовал, как оно повисло надо мной, встав на задние лапы. Я слышал, как хрипело его горло. Капля слюны упала на мое одеяло. Его морда наклонилась так близко ко мне, что уже он мог слышать мое сопение. Еще секунда и он поймет, что я не сплю. Я почувствовал запах его дыхания, всю горечь и взрывоопасность этих газов. Его челюсть раскрылась, и в тот же момент в комнате раздался голос матери. «Не трогай его». Мне бы хватило и десяти секунд, я бы уснул. Дайте тишины.
Он отпрянул от моего дивана и уже на задних лапах направился к матери. Я слышал, как она молилась. Я уже тогда знал, что это не работает. Он хватал ее за руки и выдавливал из себя нечеловеческие звуки. Каждый раз, с удивлением наблюдая ее реакцию, когда он выкручивал ей одну из рук. Пытаясь молчать, она все же изредка всхлипывала и даже вскрикивала. В каждый такой момент моя рука совершала рывок в его направление, но как только звук прекращался, она плавно возвращалась под подушку. Ее голос пытался вразумить монстра, тот же в ответ только плевался и иногда создавал иллюзию смеха. Пытки продолжались не менее получаса. Слышались мольбы, затем смирение, короткие стоны и грузное дыхание. Затем, довольный своей победой, он на своих четырех отправился спать. Никто в доме не хотел создать лишнего звука, ничто не должно помешать его сну. Только пес, не боясь никого, продолжал завывать на улице. Мне бы хватило и семи секунд тишины.
Я помню, как много лет назад этому монстру также удалось проникнуть в наш дом. В тот раз он приставил к горлу моей матери нож. С тех пор к каждому его визиту, ножи старательно прятались. Не уйдет из памяти, как я еще совсем ребенком кинулся ей на помощь. Он огрел меня оплеухой, но отпустил при этом мать. Я готов были принять, что угодно и принимать это вечно, если это может обезопасить ее. Насилие презренно, в любом его проявление. Но что толку от твоих убеждений, если ты не способен защитить тех, кого любишь? Если это когда-нибудь повторится – я сделаю это. Я готов. Мне бы хватило пяти секунд. Это единственный способ благополучно завершить эту ночь.
Печка догорала. Чайник уже давно не кипел. Все лежали по своим местам. Я выждал время и встал. Выключил телевизор в зале на половине слова «Пу» – на кухне отозвалось «Тин». Отключив его и на кухне, я лег спать. Электронные часы показывали ноль, ноль, ноль, ноль. Полночь. Я дождался. Я не проиграл. Мне хватит и секунды тишины, чтобы уснуть. Пес молчит, все в доме спят, чайник не кипит, дверцу печки никто не отворяет. ТИ–ШИ-НА.
Утром мать разбудила меня в школу. В школьных стенах я ощущал неведомую мне ранее защиту. Я даже придумал, что скажу монстру, когда вернусь домой. Дневной свет дарил мне силу. По приходу домой, на той же самой кровати, где вчера спало чудовище, был уже человек.
