Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Это не очередной бунт! – старик поднял на него глаза, блеклые, но ничуть не замыленные обычной старческой флегмой. – Никак не очередной! Поверьте старику. И то была не очередная, как вы говорите, война, каковую вынесла Россия. Никак не очередная!

Его на время отвлекла горничная Таня, явившаяся с кухни со стопкой водки на подносе. Девушка на правах домашней любимицы позволила себе состроить фамильярно-укоризненную гримасу.

Александр Львович церемонно выпил. Он ничего не говорил, но мысленно как будто произнес тост. Затем, кряхтя, то ли в продолжение немого тоста, то ли от усердия, поднялся из кресла, запахивая халат.

– Это сейчас вам, молодые люди, кажется, что тогда была хрестоматийная битва под стенами Севастополя, такая же обычная для русской жизни, как, скажем, драться за стены Измаила или Карса для укрепления собственных границ. Вы не видите разницы.

Зайдя за вольтеровское кресло и опираясь о его спинку, старик остановился перед мозаикой фотографий, где сразу нашел выгоревшее фото – то самое, с юнцом на фоне бронзовой туши трехсотфунтового орудия.

– Вы, молодые люди, не видите разницы, – повторил старик. – Это была вовсе не приграничная война, а война, если хотите, всемирная. Можно сказать, вся Европа пришла в военное возбуждение, чтобы решиться напасть на нас…

– Но не станете ж вы утверждать, Александр Львович, – не удержался-таки от скептического замечания адвокат, – что Восточная кампания была попыткой захватить Россию? Все-таки эпоха территориальных переделов в Европе закончилась задолго до того. Ныне если и случается какая драчка, то имеются в виду цели исключительно политические и подспудно экономические…

– В Европе… Европа, говорите… – задумчивым эхом повторил Александр Львович и обернулся через старчески поникшее плечо с желчной гримасой. – А с какой это, сударь, радости вы себя к Европам причисляете? Вам это, конечно, лестно – причислять себя к цивилизациям, – усмехнулся он, – но вот европейца ваша самонадеянность порядком позабавила бы. Мы для них нечто вроде Азии и Индокитая, странным образом до сих пор не колонизированные. И то потому лишь, что в отличие от пресловутых азиатских обезьян, как любят выражаться в просвещенной Европе, русский медведь – гренадер куда лучший. Хоть отчасти вы и правы, – генерал покачал седой головой. – Не думаю, что речь шла о захвате, не думаю. Да и Пальмерстон с Наполеоном Третьим не думали, что им повезет отхватить от России сколь-нибудь жирный кусок и при этом не подавиться. Напротив, тщились удержать православную империю от закономерной экспансии в Индию и на Ближний Восток. Более того – принудить ее к вассальному смирению, как уже пробовал когда-то Наполеон I. Вот в чем полагался на тот момент передел мира.

– Не слишком ли? – с иронической серьезностью нахмурился молодой присяжный поверенный. – Мыслимо ли, даже полагаясь на общеевропейскую мощь…

– А того более – на нашу исконную сиволапость, – не то продолжил за него, не то, наоборот, перебил Александр Львович. – Как тот же Бонапарт за тридцать лет до того: де, одного революционного толчка достанет, чтобы разрушить «колосса на глиняных ногах». Стоит только освободить русских рабов…

– Как они очутятся в Париже, – подхватил Петр с ноткой некоего патриотического самодовольства, впрочем, невольного, поскольку тут же и возразил сам себе. – Но ведь в 1855-м русского похода в Европу, как мы помним, не случилось.

– Еще будет, – коротко махнул сухой ладонью генерал. – Всякий, кто разрушает, должен быть готов к тому, что его погребет обломками, – пояснил он с уверенностью оракула, отвечая на озадаченный взгляд собеседника. – Не сразу, так погодя. Меня, право же, иное беспокоит…

Александр Львович запнулся и, обернувшись к окну, значительно прищурился:

– Боюсь, что и впредь так будет. Если враг идет на Россию – значит, нас воюет весь мир. Явно или тайно – другое дело, но весь. Всякое иное соотношение сил будет несоразмерно нашей собственной несоразмерности… несоразмерности русских пространств и русского духа. Но… – не давая новоиспеченному адвокату опомниться, продолжил вещать и предвещать отставной генерал, – но всякий раз все в большей степени они будут уповать вот на это! – узловатый подагрический палец указал за окно.

Хроники новой Трои

NOTA BENE
к сведению читателя

Март 1855 года был богат на события. Совсем недавно, 18 февраля старым стилем (2 марта), скончался император Николай I, не столько от пневмонии, сколько совершенно раздавленный известием о поражении под Евпаторией, которую, однако, есть смысл назвать русской победой в том саркастическом смысле, что, наконец-то с поста главнокомандующего был снят князь Меншиков. Деятеля менее подходящего на роль полководца трудно было и представить. Впрочем, и прибывший из Молдавской армии Горчаков не стал панацеей. Так что…

«Сдаю тебе команду не в полном порядке…» – сказал на смертном одре император завтрашнему своему преемнику Александру Второму, и, надо признать, сказал честно. 3 марта вступает на престол новый царь – великий, без всякого преувеличения, реформатор, но так до конца войны и не успевший сколь-нибудь существенно повлиять на «рок событий».

7 марта Севастополь потерял адмирала Истомина, фактического после смерти Корнилова руководителя и вдохновителя обороны. Случайное… впрочем, насколько оно могло быть случайным, если жить в землянке на бастионе, не в пример прочим штабным? Французское ядро буквально обезглавило оборону, но следующим из славной плеяды Лазарева флагманское ее знамя подхватил легендарный адмирал Нахимов.

28 марта началась вторая бомбардировка Севастополя – событие даже количеством потерь (6000 стоящих в резерве войск) значимее иной армейской операции – но десять дней адского огня привели союзное командование к выводу совершенно неожиданному для Пальмерстона и Наполеона Третьего: штурм, намеченный под эту бомбардировку, придется отложить. Все, разрушенное днем, волшебным образом восстанавливалось за ночь.

Осадная война продолжалась с прежним упорством.

Горчаков так и не воспользовался временным перевесом русских войск.

Союзники ждали подкреплений и замены сдержанного Канробера – французского главнокомандующего – более горячным Пелисье (английский главнокомандующий лорд Раглан разумно самоустранился от командования, к тому же фельдмаршал, по памяти Наполеоновских войн, постоянно путал русского неприятеля с памятным «французом», чем раздражал последних необыкновенно)…

Союзники с завидной настойчивостью, но бесполезно, штурмовали IV бастион, пока вновь прибывший искусный французский инженер генерал Ньель не дал новое и более верное направление осадным работам – Малахов курган, оказавшийся и впрямь ключом обороны. И тут, поговаривают, не обошлось без шпионской интриги, а то и предательства.

Геройские защитники Севастополя, которых, по выражению современников, толкли как в ступке, жаждали решительного боя.

Таков был театр действий, и если дотошный читатель найдет некоторое временнóе смещение событий тактического порядка – пусть сочтет за художественный прием, к которому прибег, например, Франц Алексеевич Рубо, создавая свое бессмертное полотно «Штурм 6 июня 1855 года», где все события этого дня, да и не только, вовсе сведены в один миг.

Март 1855 года,
Севастополь,
IV бастион

Бомба взрыла батарейный бруствер, подняв фонтан больших и малых комков земли, запрокинув плетеные туры[3], и словно вдогон ей по земляной осыпи скатился пехотинец Томского полка с порванной наплечной перевязью. Съехав на животе наперегонки с шипящим чугунным шаром, пехотинец как раз перед бомбой и остановился все в том же лежачем положении, разинув рот и выпучив глаза, в которых отразился искристый огонек фитиля. Раскаленная смерть крутилась и шипела перед лицом перепуганного ребенка, почему-то украшенным сажевыми усами… и с палаческой издевкой оттягивала приговор, пока не дотлеет фитиль.

вернуться

3

Большие плетеные корзины, заполненные землей или щебнем.

2
{"b":"694943","o":1}