Войдя внутрь, он первым делом осмотрелся. Легкий полумрак, факелы на стенах и иконы в углу напоминали о нью-вавилонских пристанищах Ордена Единого Бога. Однако публика явно здесь была более веселая и менее сумасшедшая, да и нравы царили довольно фривольные. В частности, официантки пусть и были облачены в длинные юбки и закрывающие волосы платки в православном стиле, не стеснялись весело перешучиваться с посетителями, а периодически и получали шлепок по ягодицам от наиболее разошедшихся. В зале была даже сцена, на которой местный менестрель наигрывал незатейливую мелодию на псалтерии и напевал что-то вроде «Евхаристически тебя не хватает, Господь евангелический, я без тебя пропадаю». Винсент увидел свободный стул у стойки, расположился там и хотел было заказать виски с яйцом, но решил, что это не вполне соответствует его нынешнему имиджу, и остановил свой выбор на стакане церковного вина. Не заставили себя ждать и новые знакомства – в тавернах редко кто долго пребывает в одиночестве. Вскоре к Винсенту за его столиком присоединился некий Митрофан:

– Ты поди не здешний, батюшка? – первым делом спросил его тот.

– С чего ты взял? Или всех здешних знаешь?

– Так заведение не того ранжира. Сюда не то, что духовенство редко заглядывает, не всяк допущенный до третьей литургии зайдет.

– Столь жесткая сегрегация?

– Да не то чтобы, – ответил Митрофан, – да многие посвященные оглашенных гнушаются. Считают, видать, что те своими грехами их заразят. Как прям болячкой какой-то.

– И долго катехизация у вас длится?

– Да обычно стандартно – года три. Но я вот уже седьмой год как оглашенный.

– Что, так тяжело учение даеться? – осведомился Винсент.

– Да нет, не тяжело…

– А в чем дело тогда? Личное что-то?

– Да нет. – Замялся Митрофан. – Ладно, слушай. Начну издалека. Знаешь, с чего мое увлечение христианством началось? С историй из жизни Василия Блаженного. Помнишь, как он бесов от человека отгонял?

– Ну, да, припоминаю, – сказал Винсент, – это когда раб дьяволу душу заложил за любовь дочки хозяина. А потом, когда и любви добился, и сам богатеем стал, решил, что душу-то отдавать и не хочет.

– Вот-вот, – усмехнулся Митрофан. – Дьявола-то называют отцом лжи. А он тут лоханулся как фраер последний. Ведь как раз он-то свой договор выполнил, а местами и перевыполнил. А усилиями Василия остался с носом.

– Это да, – задумчиво произнес Винсент, – наш брат любит так, чтоб и рыбку съесть, и на хуй сесть.

– Потому я и в религию подался. Потому и в оглашенных так долго хожу. Нагрешу чуток вовремя, и вновь срок катехизации продлевают. И в строгости себя держать не надо, и как помру – к полноценному христианину приравняют.

– Удобный социальный статус. Прям как вечный студент.

– А что-то ты, батюшка, сам-то не больно благочестив, – с подозрением вдруг сказал Митрофан.

– Так я из Ацтекской империи. Там рамки благочестия свои, – ответил Винсент.

– Это там, где жертвы на пирамидах приносят?

– Есть такое.

– Тогда следующее вино, батюшка, с меня. Даже не знаю, грех это или благодеяние.

– Да не парься, крестить тебя все равно не мне, – сказал Винсент.

Пий поднялся на верхний этаж резиденции, вошел в небольшой кабинет и запер за собой дверь, предварительно вывесив снаружи табличку «Молюсь – не беспокоить». Наконец-то уединившись, он устроился в удобном кресле, положил на туалетный столик тяжелую тиару и открыл огромную бутыль вина. Ополовинив сосуд в один присест, он откинулся на спинку и закрыл глаза. Опьянение не пришло, чего и стоило ожидать. К этому пора бы было уже привыкнуть, но никак не удавалось – его модифицированный организм автоматически поддерживал в крови уровень алкоголя не выше безвредной для здоровья дозы. Еще один недостаток нынешнего положения, хотя и не главный.

Пий прошел долгий тернистый путь от простого послушника в еретической нью-вавилонской организации Орден Единого Бога до главы Назаретской ортодоксальной церкви – одной из наиболее влиятельных религиозных структур в мире. Но чем выше он поднимался, тем почему-то меньше счастья было в его жизни. Он стал фактически сверхчеловеком. Папа Пий Вечный, из ДНК которого удален ген старения. С модифицированным телом, поддерживающим себя в идеальной форме при помощи вживленных систем поддержки здоровья. Но с каждым шагом наверх в нем становилось все меньше веры. Достигнув вершины карьеры, Пий осознал, что нет в церкви менее верующего человека, чем верховный жрец. Он бы с радостью отмотал все обратно, но дважды в одну и ту же реку не войти.

Немного передохнув, папа подошел к герметически закрывающейся двери, отделявшей кабинет от инкубатора, ввел код на открывание, и та распахнулась, впустив в комнату запах конского навоза. Ничего, очистители воздуха с ним быстро справятся.

В инкубаторе Пий выращивал гомункулусов. В рассыпанный прямо по подогреваемому полу конский навоз были закопаны десятки яиц с введенным внутрь мужским семенем. Все больницы в Назарет Сити управлялись церковью, поэтому у папы не было проблем достать необходимое количество спермы для оплодотворения и крови для выкармливания своих творений. Рецепт он нашел в доставшейся ему в наследство средневековой библиотеке – в те времена алхимия была среди высшего духовенства в моде.

Гомункулусы не только открывали Пию сокровенные знания о вселенной, но и, благодаря небольшому размеру, служили отличными шпионами. Он выращивал их разного размера под разнообразные задачи – для изготовления более крупных особей служили страусиные яйца, в качестве питательной среды для самых мелких использовались перепелиные, самые ловкие гомункулусы вырастали в змеиных. Пий был не прочь поэкспериментировать и с драконьими – он уже послал своих агентов в Нью-Вавилон, где произошло искажение ткани реальности, и, наряду с многими другими диковинками, прорвались на физический план и эти легендарные существа. Но, судя по всему, задача была не из легких – вестей о продвижении не поступало.

Поворочав яйца, Пий покинул инкубатор, запер дверь и допил вино в ожидании, пока неприятный запах рассеется. Раздался звонок – сработала связь с секретарем. Папа принял вызов, из динамика донесся искаженный голос:

– Ваше Святейшество, к вам матушка София.

– Пусть заходит, – скомандовал Пий, отпер дверь кабинета и устроился у себя за столом.

В кабинет вошла София, высокая женщина с вечно серьезным выражением лица. Она занимала пост главы Союза Праведников и, по сути, командовала войной с силами Ада.

– Как дела в совете? – осведомился Пий, имея в виду совещательную верхушку Союза.

– Хильдегарда что-то бормочет о падении ангелов. Не могу понять, пророчество это или припадок. Или пророчество во время припадка. В остальном все по-прежнему.

– Она об этом давно вещает. Ну, после нью-вавилонской войны между нефилим и месопотамскими демонами десяток-другой низринутых ангелов меня не удивят. А как дела в целом?

– Начнем с незначительного. Запустили в массовое производство консервированную просфору и одноразовые планшеты с записью службы. Есть более продвинутый вариант, где ее ведет Ваше Святейшество, и подешевле, с провинциальными священниками. Теперь верующие смогут причаститься даже вдали от храмов. Планируем даже создать просфору для космонавтов.

– Вот этого не стоит. Кто их знает, в какой космический ад они залетят. Что еще нового?

– Я считаю, падре, вам стоит все увидеть собственными глазами.

Пий и София покинули кабинет, спустились на первый этаж и вышли на задний двор резиденции. Это пространство было отдано в распоряжение Софии около месяца назад. Раньше здесь была обширная лужайка, где Его Святейшество временами устраивал встречи на открытом воздухе с кардиналами, епископами и членами Ордена Праведников. Папе в то время нравилась атмосфера провинциальных ярмарок, напоминавшая ему о далекой юности, но со временем Пий к ней, как и ко многому другому, охладел.