И, следом, в трубку:

– Кто, чёрт возьми, взял тебя как женщину? Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

«Как ты не поймёшь, Ксюша! – послышался ответ. – Это же он! Неужели не догадываешься? Он, он!»

В трубке проскрипела мембрана, механический голос телефонистки произнёс:

«Абонент, ваше время истекло!»

Раздались короткие гудки.

4.

О грехопадении Кициса говорили в те дни не меньше, чем о последовавшем вскоре падении Берлинской стены. Говорили в основном университетские женщины. Им, что называется, наплевали в душу. Идеальный мужчина, рыцарь без страха и упрёка оказался на поверку заурядным потаскуном, каких вокруг пруд пруди. Почуял поблизости бабский подол, и разом сделал стойку. Тьфу!

Публика ожидала дальнейшего развития событий, и они не замедлили последовать. Продолжавшая хранить тайну отношений с Кицисом Женечка тайно сделала аборт. Тайна немедленно сделалась всеобщей.

«Что-то нас ждёт впереди?» – злорадствовали мигом возненавидевшие Кициса оскорблённые поклонницы.

Кумир ничем себя не выдавал. Связь с геологичкой не афишировал, продолжал как ни в чем не бывало появляться с прежней пассией. Осчастливленная Женечка честно держала язык за зубами доверяя под величайшим секретом подробности отношений со знаменитым любовником ей одной: знала, что она не проболтается.

Подругу было не узнать. Куда девалась большеротая, с наивной чёлкой на лбу провинциалка по любому поводу удивленно распахивавшая глаза? Любившая восклицать: «Ну ты!» и «Ой, это прямо!..» У неё изменилось всё: походка, причёска, глаза, способ выражать мысли. Как заметил редактировавший университетскую юмористическую газету «Колючка» признанный сердцеед и остряк Эдик Акопян: «Я снова поверил в Дарвина. Эволюция может творить чудеса». Чего не смогла достичь вузовская система воспитания и дружески опекавшая чокнутую геологичку Ксения сделали любовь и страсть.

– Я буду достойна его, вот увидишь, Ксюша!

Женечка стала посещать открытый для школьников старших классов дневной музыкальный лекторий «Знаете ли вы классическую музыку?» (Кицис играл на фортепиано). Вечно голодная как крыса, стрелявшая где только можно десятку взаймы сшила в ателье Дома офицеров, самом дорогом в городе, шикарный костюм из серебристо-бежевого итальянского велюра в котором появилась на факультетском вечере подобно Золушке из сказки Перро.

В воздухе запахло грозой: у Женечки появились поклонники – такое и во сне не могло присниться! Причём, не завалящие неудачники готовые на любой вариант, нет! Ребята из первого эшелона, имевшие богатый выбор, и в их числе богач и кутила Эдик Акопян, в активе которого значились собственный мотоцикл «Иж-350» и любящий папа торговавший пивом на городском рынке.

Женечка повела искусную игру. Не строила из себя недотрогу, поклонников сходу не отвергала. Позволила Акопяну сводить себя вечером на шашлык и белое вино в «Стекляшку» с последующим провожанием на заднем сидении мотоцикла, но, однако, без заезда в Эдикину холостяцкую кооперативку, о чём редактор «Колючки» её всю дорогу умолял. Душу свою и тело Женечка берегла для единственного избранника…

5.

Странная, необъяснимая вещь – чувство, в жизни не угадаешь, какое выкинет коленце. Он же совершенно Ксении не нравился. Нисколечко!

Как-то ей навязали со стороны кафедры физкультуры поручение: провести воскресный однодневный турпоход в Голубиное ущелье в окрестных горах. В группе оказался Кицис окончивший к тому времени аспирантуру, читавший курс по истории театра на искусствоведческом отделении филфака. Рядом, разумеется, была Алла.

Ксения наблюдала за ними – в автобусе, перевозившем группу на горную турбазу, во время пешего перехода с несколькими запланированными подъёмами, спусками и короткими привалами.

Они выделялись среди остальных участников похода – бросавшейся в глаза спортивной формой, горными ботинками импортного производства. Кицис с чудным ровным загаром на лице был в ярко-алой штормовке и вязаной тирольской шапочке, с биноклем на шее.

На одном из привалов, когда она обходила закусывавших с аппетитом туристов, парочка предложила ей горячего кофе из термоса.

Она присела рядом.

– Посмотрите, какая красота! – протянул ей бинокль Кицис показывая на маячивший вдали, выветрившийся от времени горный кряж. – Замок графа Монте-Кристо.

Из вежливости она посмотрела.

– Да, очень красиво, – вернула бинокль. – Спасибо за кофе!

Алла в разговор не вмешивалась. Сидела на скальном выступе подставив лицо солнцу с закрытыми глазами. В неброском ее облике, вновь отметила про себя Ксения, был неуловимый шарм.

Всю оставшуюся часть пути Кицис крутился неподалеку. Похвалил за качество её спортивный костюм.

– По-моему, фирменный «Адидас». Я не ошибся?

Изумился, узнав, что костюм пошили для сборной команды спортсменов университета где-то, кажется, в Вологде.

– Вологда, это в Южной Америке?

– В штате Техас, – отзывалась она.

Кицис распустил хвост, откровенно флиртовал. Слушая его, что-то наобум отвечая она спрашивала себя: чем влюбил в себя голубоглазый доцент кучу университетских дур? Женечку? (А теперь еще, как говорили, преподавательницу английского Голенпольскую). Неужели только внешностью? Что так властно держит возле него неуловимо отмеченную качеством породы одарённую молчаливую Аллу? Несмотря ни на что?

Алла не обращала внимания, как ведет себя любовник. Рвала по дороге цветы, садилась в окружении дурачившихся парней на придорожный валун, ждала смеясь, пока очередной фотограф щёлкнет затвором камеры. Позволила Кицису, когда на обратном пути похолодало, накинуть на плечи шерстяной плед. Казалось, она нисколько его не ревнует, зная чего-то, чего не знают другие. Или ей было всё равно.

Дальнейшего знакомства с ними не последовало. Вежливо здоровались при встрече, могли перекинуться парой слов, и не больше. А жизнь тем временем бежала дальше, плела свою нить созидая неумолимо Ксенину судьбу. Подошло время выпускных экзаменов, она получила диплом библиотечного работника. А перед этим умерла мама, внезапно, во сне. Отчим ловил треску где-то в Атлантике, прилетел спустя три дня после похорон, все заботы легли на неё. Каменно отрешённая, в тёмной косынке по самые глаза заказывала гроб, оформляла бумаги, закупала продукты и водку для поминок. Так было легче, чем сидеть в гостиной у обеденного стола, на котором лежала в гробу со сложенными на груди руками восковолицая женщина с маминым лицом…

Большая часть выпускников библиотечного факультета избрала местом будущей работы районы Сибири и Дальнего Востока разумно посчитав, что, один чёрт, госкомиссия по распределению лучшего региона всё равно не предложит, а так хоть по праву добровольцев можно получить от государства небольшую дотацию на первичное обустройство, бесплатный билет до пункта назначения, суточные.

Ксению распределение не волновало: куда пошлют, туда пошлют. А вышло так, что она осталась в Южном. За неё горой встало местное спортивное руководство не желавшее отпускать на сторону перспективную спортсменку побеждавшую под флагами республики на престижных соревнованиях. Так она получила место заведующей отделом редких рукописей Государственной публичной библиотеки. Не желая того, по блату…

Разъезжались кто куда выпускники. Уезжала к месту новой работы, свободной и незамужней, дипломированный инженер-геолог Женечка. Все её мечтания и фантазии, попытки культурно и нравственно возвыситься до любимого человека пошли прахом. Кицис год уже как был женат на Алле, у них был ребёнок, с Женечкой он больше не встречался.

Накануне её отъезда они решили посидеть где-нибудь вдвоём. Выбрали любимый студентами недорогой ресторанчик неподалёку от университета, заказали бутылку шампанского, котлеты по-киевски, фирменное мороженое – кутить, так кутить!