Литмир - Электронная Библиотека

Мимо барной террасы прошла молодая женщина, и он узнал в ней Маэ. Она шла с полными пакетами – по-видимому, из супермаркета. Он увидел, как она остановилась, поставила пакеты на тротуар и, вынув из кармана дождевика салфетку, вытерла рот. Ее явно беспокоила травмированная при анестезии десна. Как ни странно, этот обычный жест чрезвычайно тронул Алана, и он провожал ее взглядом, пока она не исчезла окончательно. Ее решительный, почти властный вид совершенно не вязался с его недавними впечатлениями о ней. Сейчас он понял, что она красива, хотя почти не обратил на нее внимания у себя в кабинете. Впрочем, он никогда не видел в своих пациентках женщин – это было его незыблемым правилом, которому он не собирался изменять. И все-таки ему пришлось признать, что она прелестна… Он не знал, чем она занимается – они об этом не говорили, но, конечно, он успеет спросить об этом в следующий раз.

Алан положил деньги на столик, решив, что пора вернуться домой и проведать свою кобылу, а кроме того, послушать новый диск с записью моцартовского «Дон Жуана», который должны были уже доставить с почты.

* * *

Эрван дожидался возвращения Маэ, не находя себе места от скуки и раздражения. К чему столько визитов к стоматологу? У нее безупречные зубы, улыбка, как у кинозвезды, что ей еще надо? Он давно заметил, что дочь стала кокеткой. Она так часто меняла одежду, что он не успевал к ней привыкнуть. Где она ее покупала? Он мог бы поспорить, что не в Эрки. Но поскольку дочь никогда не сообщала, куда идет… Конечно, она хорошо управляла компаний – в этом он не мог ее упрекнуть, однако дом был запущен, в нем уже не было такого порядка, как при Анник. И что это за манера – ходить с приклеенным к уху телефоном? И уж конечно, не для того, чтобы звонить отцу!

Эрван не любил оставаться один. В свои лучшие годы он возвращался в дом, где у плиты хлопотала жена, стол был накрыт, а их маленькая дочка уже мирно спала в обнимку с плюшевым медведем. Он стал вдовцом очень рано и до сих пор не оправился от потери. Даже воспитание дочери было ему не по силам. Как понять, что в голове у подростка тринадцати лет? Жены рыбаков по очереди присматривали за девочкой, когда Эрван выходил в море, но, возвращаясь, он никогда не знал, о чем с ней говорить. И тогда он стал рассказывать ей о кораблях, о том, как ловят рыбу, и дочка прекрасно усваивала эти уроки. В шестнадцать лет она уже ловко управлялась со штурвалом траулера! Позже, когда Маэ влюбилась в Ивона, Эрван снова воспрянул духом. Ивон был отличным моряком, обо всем судил здраво и не боялся высказывать свое мнение. Эрван подумывал, что он станет хорошим зятем, способным со временем возглавить семейное дело. Его радовали приготовления к свадьбе, но потом… После того ужасного случая ему каждую ночь снились кошмары. Его преследовали воспоминания о шторме, о человеке, смытом за борт, о его отчаянных усилиях удержать судно на плаву, о возвращении в порт… Как он мог после этого смотреть в лицо Маэ? В тот день все изменилось. Ему больше не доставляло никакой радости общение с рыбаками, и нечего стало рассказывать дочери. Когда с ним случился инсульт, он почувствовал почти облегчение от того, что больше не нужно бороться с собой. Он бы с удовольствием понежился в больнице еще несколько недель. Но скоро к нему пришло осознание того, что он уже не восстановится окончательно. Его речь была вязкой, каждое слово давалось с трудом, а при вставании кружилась голова. Врачи сказали прямо: последствия инсульта останутся на всю оставшуюся жизнь. Он думал о самоубийстве, но ему не хватило мужества. Как и для того, чтобы похоронить себя заживо в доме для престарелых. Но у него была Маэ – и, будучи хорошей дочерью, она безропотно взвалила на себя эту ношу. Эрван осознавал, что должен испытывать к ней благодарность, но ее не было. И не могло быть. Теперь, когда он лишился своего рыболовного бизнеса и не мог без посторонней помощи подняться на палубу, он злился на весь белый свет. Ненавидя самого себя – во всяком случае, таким, каким он стал – он больше не мог любить никого вокруг.

– А, ну наконец-то! – воскликнул он, услышав скрип отворяемой двери.

Маэ, не сочтя нужным ответить, натянуто улыбнулась и пошла с полными пакетами прямо на кухню.

– Что мы будем есть? – ворчливо спросил отец.

– Придется немного подождать, папа.

– Ты не купила гребешков? Теперь, когда начался сезон, мне не терпится их поесть!

– Завтра куплю. А сейчас приготовлю что-нибудь на скорую руку.

– Как всегда… Не надо есть наспех, Маэ, это очень вредно для здоровья.

Зазвенел звонок, и Маэ поспешно пошла открывать, чтобы избежать очередного бесполезного спора о правильном питании. Увидев на пороге Жана-Мари, она благодарно улыбнулась ему.

– Я подумал, что вы с отцом еще не успели их попробовать…

Молодой человек протянул ей пакет с морскими гребешками, и она расхохоталась.

– Вот это совпадение! Мы как раз сейчас о них говорили.

– Надеюсь, со дна еще не все растащили, – пробурчал подошедший Эрван.

Это была избитая шутка, которой он постоянно потчевал рыбаков. Он взял пакет и придирчиво изучил его содержимое, одобрительно хмыкая. Но, передавая пакет Маэ, он чуть не перевернул его и застыл в замешательстве. Жан-Мари сделал вид, что ничего не заметил.

– Ну я пойду, приятного аппетита!

– Не хочешь остаться выпить что-нибудь?

После минутного колебания он отклонил приглашение и исчез.

Маэ закрыла за ним дверь и задумалась. Жан-Мари был ее лучшим капитаном, она без тени сомнений доверила ему «Жабадао», с удовольствием болтала с ним после работы – и, однако, ничего не знала о его личной жизни. Скромный, пунктуальный, серьезный, он больше десяти лет работал на семью Ландрие, но никогда не откровенничал ни с отцом, ни с дочерью.

– Он все-таки очень славный, наш Жан-Мари, – сказала она отцу.

– Да, хороший парень, – вяло отозвался Эрван.

Маэ внимательно посмотрела на отца, пытаясь понять, что вызвало его недовольство. Отвернувшись, он потащился на кухню, неуверенно переставляя ноги. Он получил свои гребешки, мог бы, по крайней мере, улыбнуться! Она устала от его замечаний, хандры и язвительного тона. Чтобы не злиться на отца, Маэ прибегала к действенному средству: мысленно возвращалась к своей подростковой поре. Он действительно сделал все от него зависящее, чтобы ее жизнь была приятной, несмотря на смерть матери. При всей своей беспомощности он был любящим и ответственным родителем. Не имея представления о нуждах молодой девушки, он на каждую просьбу дочери отвечал утвердительным кивком головы, и в то время Маэ это очень трогало. Расписываясь в ее школьном дневнике, он всегда старался высказать что-нибудь дельное, конкретное, но ему не удавалось скрыть свое почти полное равнодушие к ее учебе. Сам он плохо учился, но это не помешало ему преуспеть в жизни, о чем он всегда во всеуслышание заявлял.

Только когда дочь начала интересоваться рыбалкой и кораблями, он почувствовал себя счастливым.

– Я приготовлю их, как ты любишь, – сказала Маэ, – чуть-чуть отварю и сделаю соус из сидра.

Он с удовлетворенным видом сел за стол, словно собирался начать есть через пару минут.

– Как твои зубы, все в порядке? Для молодой женщины красивая улыбка очень важна. В мое время на это не так обращали внимание, а сейчас все должно быть идеально! Достаточно посмотреть женские журналы: измените то, переделайте это…

– Ты читаешь женские журналы? – прыснула Маэ.

– Я листаю твои, когда мне скучно.

– Ты скучаешь, папа?

– Мне нечего делать с утра до вечера.

– Проведай друзей, гуляй больше.

– Я плохо хожу, доченька, и быстро устаю. Что касается друзей… Некоторые из них еще довольно активны, а я уже давно вне игры. Мне нечего им рассказать, в моей жизни ничего не происходит. Теперь дело в твоих руках, и я не хочу вмешиваться, да ты и не просишь моих советов. Даже наши матросы смотрят на меня с жалостью, и это жутко раздражает.

7
{"b":"694869","o":1}