Белая кошка спрыгивает с подушки рядом с ней и трется о мою ногу, но все мое внимание приковано к женщине, которую я с уверенностью могу назвать мамой Джоэля. Есть в ней что-то такое — что-то красивое, что Джоэль унаследовал от нее, но это точно не светлые волосы и голубые глаза. У нее бледно-коричневый цвет волос, неаккуратная слоеная стрижка с посеченными концами и мутно-карие глаза. Она вытянулась на встроенном диване, на ее коленях лежит пепельница. Дарлин довольно похожа на рубин, потрепанный годами пренебрежения. Это та же женщина, что продавала подарки, которые дарили ее сыну, та же женщина, о которой Джоэль не может говорить до наступления ночи.

— Ты кто такая? — шипит она на меня, и я ловлю ее взгляд на себе.

— Это наша подруга, — кивает в мою сторону Адам, пока я снимаю солнцезащитные очки.

— Где Джоэль?

Дарлин переводит взгляд обратно на Адама, словно она и вовсе забыла, что он стоит там.

— В его спальне.

Адам тут же отправляется по коридорчику в спальню, пока мы с Майком и Шоном неловко топчемся на ободранном ковре. В доме пахнет ванильным освежителем воздуха, и мне страшно представить, как бы здесь пахло без него. Каждая доступная поверхность чем-то завалена: бутылками алкоголя, пивными банками, переполненными пепельницами, пустыми сигаретными пачками, журналами, использованными бумажными тарелками, пачками из-под чипсов.

Дарлин хмурит густые брови, глядя вслед Адаму, а затем переводит свое внимание на парней, стоящих рядом со мной.

— Кто вас впустил?

У нее прокуренный голос и терпение пьяного человека, раздражение так и сквозит в ее голосе.

— Дверь была открыта, — лжет Майк, и Дарлин раздраженно вздыхает. Она пытается опустить подставку для ног, но в конце концов сдается. Сомневаюсь, что она смогла бы пройти по прямой линии, даже приставь я к ее голове пистолет, от чего бы я сейчас не отказалась.

Я отвожу от нее взгляд, чтобы посмотреть на картины на стенах: ангелы, Иисус, деревянный крест. Рядом с ними висят фотографии Джоэля, на которых он невинно улыбается. Я стою перед одной, на которой он изображен на голубом фоне улыбающимся, с копной колючих светлых волос и в ярко-оранжевой футболке. Затем я перехожу к следующему снимку, потом еще к одному, и впитываю их, осознавая, что ему на всех этих фото не больше восьми-девяти лет. Возможно, их развесила его бабушка до того, как с ней случился инсульт, или кто-то из бывших матери, о которых рассказывал Джоэль. Может это даже тот, кто потрудился подарить ему Hot Wheels трек и гитару.

Я возвращаю взгляд к Дарлин и замечаю, как она следит за мной, сузив глаза. Не знаю, почему не нравлюсь ей, но определенно знаю, почему она не нравится мне.

— Как, говоришь, тебя зовут? — спрашивает она заплетающимся языком.

Не заморачиваюсь тем, чтобы ответить ей, когда Джоэль выскакивает из комнаты. Он замирает в коридоре, на нем нет футболки и обуви, а волосы грязные и смятые, словно он только проснулся. Его кожа бледная, а глаза красные от похмелья.

— Ты, блять, шутишь.

— Он говорит, что не поедет, — обращается Адам к Шону, стоя позади Джоэля, но Джоэль так и не сводит с меня глаз.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — спрашивает он, его голос ни на йоту не похож на голос парня, который неделю назад признавался мне в любви.

— Я пришла, чтобы убедиться, что ты вернешься домой, — грустно отвечаю я, но Джоэль лишь смеется и хватается руками за голову.

— Давай-ка проясним, — произносит он, — ты сказала мне отправиться домой, но, когда я возвращаюсь домой, оказывается, что мне нельзя там оставаться? Так куда, блять, мне идти, Ди?

— Это она? — рычит его мать. Ей наконец-то удается опустить ногу и выпрямиться, тыча в меня пальцем. — Тебе хватило наглости прийти в мой дом?!

— Я не уйду без Джоэля, — спокойно заявляю я, отдавая себе отчет, что говорю на полном серьезе. Ему здесь не место, не рядом с этой эгоистичной женщиной, укравшей его детство. Он должен быть рядом с друзьями, с людьми, которые любят его.

— Ты сделаешь то, что я тебе скажу, тупая маленькая сучка! — тычет в меня пальцем его мать.

— Мама! — рявкает Джоэль, заставляя нас замолчать. От крика кошка цепляется когтями за ковер и проносится по коридору в комнату Джоэля.

Мать Джоэля переводит взгляд с него на меня.

— Ты разбиваешь моему сыну сердце и считаешь, что можешь просто прийти в мой дом и забрать его у меня?

Мне хочется сказать ей, что кто-то давным-давно должен был это сделать. Тогда, когда он был достаточно мал, чтобы это имело значение, но это между Джоэлем и его мамой. Я не вправе вмешиваться. Мне приходится сжать руки и прикусить язык, чтобы быть уверенной, что из моего рта ничего не вырвется, как только я его открою. Затем я перевожу взгляд на Джоэля и молю его:

— Джоэль, пожалуйста.

Он смотрит на меня так, словно обдумывает то, чтобы поехать со мной, когда его мать произносит:

— Не такая уж она и красивая.

— Мама, — предупреждающе произносит он, но Дарлин не останавливается.

Она смотрит мне прямиков в глаза и огрызается:

— Я была красивее тебя.

— И посмотри на себя сейчас, — парирую я, ярко-красный румянец вспыхивает на ее щеках. Женщина пытается встать, и будь она трезвой, я не сомневаюсь, она бы уже была в процессе выдергивания моих волос. Но диванная подушка прогибается под ее ладонью и Дарлин с усилием пытается найти опору.

— СЧИТАЕШЬ, ЧТО ТЫ ЛУЧШЕ МЕНЯ? — кричит она, опасно балансируя. — ТЫ НИКЧЕМНАЯ, ТУПАЯ, ГРЕБАННАЯ…

— СЯДЬ, МАТЬ ТВОЮ! — рявкает Джоэль, и его мама буквально падает на диван.

Какое-то время она изумленно пялится на него, после чего уродливая маска гнева вновь появляется на ее лице. Шон и Майк, которые все это время медленно приближались к дивану, чтобы защитить меня, просто застыли на месте, словно не были уверены, что им делать дальше. Адам кладет руку на плечо Джоэля, но он, кажется, даже не замечает этого.

— Ты собираешься встать на сторону этой шлюхи? — спрашивает мать Джоэля.

— Она не шлюха, — огрызается он.

— Она не заботится о тебе.

Джоэль смеется. Сначала тихо, а потом громче и громче.

— В моей комнате есть деньги, — произносит он. — Оставь себе. Представь, что я здесь. Мы оба знаем, что это единственная чертова причина, по которой ты хотела меня здесь видеть.

— Как ты смеешь разговаривать так со мной в моем собственном доме! — кричит его мать.

— Я ЗАПЛАТИЛ ЗА ЭТОТ ЧЕРТОВ ДОМ, — гремит он. — Так что да, я буду делать все, что захочу!

Джоэль и его мама смотрят друг на друга, а затем она начинает плакать, на что он закатывает глаза.

— Я ухожу отсюда, — произносит он, хватает связку ключей со столешницы и практически выталкивает меня за дверь. Остальные ребята следуют за нами. Я слышу, как кричит его мама, извиняется и умоляет остаться, но он игнорирует ее. Положив руку мне на спину, Джоэль провожает меня по лестнице, а затем отходит, словно я несу что-то заразное. Он подходит к своей машине, открывает дверь и…

Он колеблется.

Когда он разворачивается, мир перестает вращаться, и наступает один из таких моментов, которые могут изменить все. Перепутье. Переломный момент, после которого ты уже не будешь прежним.

— Зачем ты приехала?

Я даю ему самый простой ответ, информативный и краткий одновременно.

— Чтобы убедиться, что ты отправишься домой вместе с Адамом.

— Зачем?

Если и существует правильный ответ, то это явно не то, что я собираюсь произнести. И все же я отвечаю именно так, потому что это кажется самым безопасным вариантом.

— Ты бы сделал то же самое для меня. Я задолжала тебе.

— Ты задолжала мне?

Когда я ничего не отвечаю, он опускает взгляд на землю под его босыми ногами и отворачивается от меня. Джоэль садится в машину, ждет, когда Майк займет пассажирское сидение, и они уезжают.

На дрожащих ногах, все еще вибрирующих из-за бурлящего адреналина от «почти» схватки с матерью Джоэля и ослабленных от созерцания его отъезда, я решаюсь сесть на заднее сидение машины Адама. Он неторопливо поджигает сигарету, после чего заводит Camaro, и мы отправляемся домой.