Ему только хвоста виляющего не хватало, зверем смотрел на меня. Ждала, что огрызнётся, гадость скажет, Но он только смотрел, прожигая тяжёлым взглядом из-под бровей.

Он мне никто. Он моё наказание, и беда всего учебного процесса. Но почему же мне было в этот момент стыдно? Я ведь ничего не сделала, а его взгляд, как ремень по попе.

– Пойдёшь к нему на день рождения? – прошипел он.

– Тебе-то какая разница? – хмыкнула я, высматривая пути отхода.

В полутьме стояла Анечка, вцепившись в свою сумку. Паникёрша уже высматривала, кого бы на помощь позвать.

– Катя.

 Я аж вздрогнула.

Трэш меня никогда по имени не называл. Это было, как приказ внимательно слушать. Он сейчас серьёзный и будет говорить что-то важное.

– Он изуродует тебя, как Соньку.

Соньку? Так Сонька с Максом была связавшись. И, наверно, это было давно.

– Я взрослая. И мне решать, куда и с кем.

Он угрожающе начал приближаться, а я отступать.

– Можешь орать, Белая плесень, – кинул Савинов Анечке и та, как по приказу рванула в сторону, вереща противным голосом, что тут убивают.

Трэш кинулся на меня. Я отбивалась от него сумкой. Но парень сильный, протащил меня в самый тёмный угол коридора и припёр к стене. Я пыталась коленкой ему между ног залепить, не получилось. Тут ничего не поможет, только Анькина сирена.

Зажимал меня Савинов не как в прошлый раз. Теперь он всем своим весом навалился на меня и попытался поцеловать. Я мотала головой, не отдаваясь. Зря волосы распустила. Его цепкие пальцы прихватили мои локоны и постарались голову зафиксировать.

– Говори! – кричала я. – Говори, что тебе надо от меня!

Он ослабил хватку. Дышал, как разъярённый бык, через нос, плотно сжав губы.

– Давай, Трэш, – я тоже задыхалась. Схватка была хоть и недолгой, но выматывающей. – Честно признайся.

– Как и всем, трахнуть тебя.

На меня такая обида навалилась. Так мне стало плохо. Разочарование пыл охладило и ледяными иглами впилось в сердце. Я же навеселе была, что за мной парень бегает, потому что влюбился. А ту, прямо, как моя мама говорит: «Только одно и надо».  Только этого?! Трэш… Я ведь уже нафантазировала, что ты Никита Савинов. А ты… Полный отстой.

А на лице его отразился лёгкий испуг. Видимо, весь мой вид выражал неудовлетворённость и утрату веры.

– Слабак, – прошептала я, когда он от меня отпрянул.

Даже не нашёл в себе силы правду сказать. Это ведь не было правдой. Не было! Я не верю! Кому надо только это, тот подлизывается, как Котов. А здесь целый набор непонятных животных ухаживаний. Незнание, как себя вести.

– Это я слабак ? А по попе тапкам, киска? – зарычал он.

 Злился. Похоже, на самого себя. Потому что проигрывал этот бой. Потому что действительно сил в себе не нашёл правду мне сказать. Малолетка, тупорылая! Ненавидела его! Привязался, а с какой целью, даже сформулировать не смог.

– Ненавижу тебя, – чуть не стеная, выдохнула я. – Ненавижу.

Он меня разозлил, и я опять полезла в драку. Но теперь, как в инструкции – не лёгкие шлепки, а нормальный удар, чтобы запомнил, что он мне не нужен, что бы понял, что я против таких отношений!

Я ударила кулаком в его лицо. Рука, которую я потянула на волейболе, легко скользнула по его скуле, не причинив почти никакого вреда.

Резкая боль в запястье заставила меня выдать горловой скулёж. Перед глазами всё поплыло, и ноги стали подкашиваться. Я падала. И должна была удариться головой об пол. Но Трэш метнулся ко мне и выловил к себе на руки.

Мир вокруг закружило, я продолжала подвывать.

Качало. Трэш спешил по коридорам школы, матерясь. Его маты неслись вперёд, освобождая для нас дорогу. От Трэша, как от огня, в стороны разбегался народ.

Я боялась, что он меня уронит. Хотя и руки его были крепкими, и держал он меня высоко у своей груди, что я не съезжала.

Но мне всё время казалось, что надо обвить его шею, чтобы не упасть, когда этот долбанный шутник уронит меня на пол. И тут было два пути. Обнять Трэша, чтобы себя обезопасить, либо так и болтаться в его руках, полностью доверившись.

– Опусти, я сама пойду, – получилось очень тонко и жалобно. В глазах продолжало темнеть, а запястье невыносимо болело.

– Сейчас кину, – рычал он, с ноги открывая дверь в медицинский кабинет. – Раз, два, три.

Он швырнул меня на кушетку рядом с медицинским столом, за которым сидела толстая медсестра.  Я от такой грубости тупо распласталась на койке и опять тихо застонала.

Следом за нами в кабинет влетела Анечка. Она подобрала мою сумку и следила, что Трэш со мной делает, куда несёт.

– На физре, повредила руку, – объяснял Савинов таким деловым низким голосом, что я его просто не узнавала. – Теперь в обморок падает.

Я отвернулась к стене и закрыла глаза. Щёки мои пылали, а глаза жгло горючими слезами.

Я знала, что Трэш на меня пялится.

Смотрел на слабую и беззащитную, которая за себя постоять не смогла, даже ударить не в силах. Делай что хочешь, пинай, оскорбляй, зажимай во всех тёмных углах.

– Я выпишу направление на рентген, – сказала медсестра, сделав тугую повязку на моём запястье. Давай, сначала сядем, потом попробуем встать. Она потянула меня и усадила, как куклу.

Безвольную куклу.

Права Сонька, надо либо баллончик, либо шокер с собой носить. Потому что с таким громилой, как Трэш, физически не справиться.

Анечка убрала мои волосы с лица. С полным сочувствием заглянула в глаза.

– Голова кружится? – поинтересовалась медсестра и сунула мне под нос ватку с нашатырным спиртом, который густым, едким запахом ударился в ноздри, приводя меня в чувства.

– Нет, я пойду, – прошептала я.

Опираясь на Анечку, я поднялась и забрала у неё свою сумку. Мы медленно пошли из кабинета.

Уже прозвенел звонок, и мы опаздывали на урок физики. Шли по лестнице на третий этаж.

– Погоди, Кис, – окликнул Трэш. – Тебе в больницу надо.

– После школы пойду, – посмотрела на него зло. А он махал моим направлением на рентген, как веером. – Бумагу отдай.

– Со мной пойдёшь, – строго заявил он.

– Придурок, – фыркнула я и продолжила путь наверх.

*****

Физичка что-то шепелявила первым партам. Там сидели те, кому нужна физика для поступления.

 Весь остальной класс был зоной отчуждения.

 Сонька красилась, Ложка фоткалась. Парни с девчонками на поцелуи играли в карты, при этом карточных столов было несколько.

Васин спал.

Анечка хмурилась, кривила брови, пытаясь въехать в тему. Чутко прислушивалась к гундосой физичке, которая не напрягалась в нашем классе. На последней парте не получится что-то усвоить из материала.

Я перевязанной правой рукой пыталась научиться писать. Получалось, но почерк стал корявым. Подняла взгляд на Трэша, который сидел на другом ряду и перочинным ножиком вырезал что-то прямо на парте. Парты были из массива, ДСП он бы портить не стал. А так его опять заставит парту зачистить и покрасить. Вот таким вот дебильным образом, дебил Никита находил себе внеурочные занятия.

В класс вошла директриса. Карты, телефоны, ножи были в момент спрятаны под столы.

У директора очень широкая задница, просто необъятная, как у латиносов, только круче. И она всегда носит начёс из волос цвета баклажана, с «кубышкой» на макушке. Большая голова и большая попа, поэтому её прозвали Жопа-Голова.

Жопа-Голова сразу устремила взгляд на Трэша. Он её наказание.

Как я её понимала!

– Обстругать и покрасить, сегодня же, – велела она парню, тот кивнул в знак согласия. Она посмотрела на класс и достала свой блокнот, – Из краевой больницы приехали врачи. На медосмотр в нашу поликлинику идут: Тугарина, Лядина, Ложкина, Верещягина, Савинов, Васин и новенькая Куго.  Сейчас тихо выходите, возвращаетесь после медосмотра.

Мы с Анечкой поднялись и вместе с «больными на всю голову» отправились на выход. Проходя мимо парты, где сидел Трэш, я глянула на его «творчество». Было написано «Тугарин Змей» и нарисован женский профиль. Всего несколько чёрточек, а я узнала себя.