– Что это? – спросила Вайолет, подходя к стопке.

– Они принадлежали членам Церкви Четверки Богов. Августа конфисковала их после того, как стерла фанатикам память, – это все, что удалось раздобыть о воскрешении их культа. Время встреч, ритуалы, записи об их делишках и тому подобное.

– И она отдала их тебе?

– Не-а. Я украл их из хранилища улик в участке.

Сердцебиение Вайолет участилось.

– Черт возьми! А это действительно может оказаться полезным.

– Ва-а-ау, – протянул Айзек. – Я на восемьдесят процентов уверен, что это был комплимент.

Вайолет подняла бровь.

– Будешь уверен на сто процентов, если Церковь написала, как схватить Зверя.

– Я нарушил закон ради тебя, и это вся твоя благодарность?

– Ты работаешь на Августу, – возразила Вайолет, открывая первый блокнот. На внутренней стороне обложки был вытеснен до боли знакомый символ: круг с пересекающими его четырьмя линиями, тянущимися к центру. – По сути, ты сам – закон.

– Я не сторожевой пес Готорнов, – голос Айзека прозвучал низко и пылко. – Ты же это понимаешь?

Вайолет подняла на него взгляд. Айзек смотрел на нее слишком пристально, и хоть она пошутила, по его виду было ясно, что ему важно, чтобы она так не думала.

– Да, разумеется.

Его челюсти расслабились, и он коротко кивнул.

– Хорошо.

В последнее время с Айзеком творилось что-то неладное – новый слой поверх других слоев проблем, который, как убеждала себя Вайолет, ее не касался. Кроме того, если не задавать вопросов, то она могла по-прежнему поддерживать иллюзию, что ей не было любопытно, как он получил шрам на шее, – или что на самом деле произошло с его семьей.

– В общем, – слишком быстро сменил тему Айзек, – я уже просмотрел архив Церкви. Можешь сама его изучить, если хочешь, но все самое интересное собрано здесь.

Он достал блокнот из стопки и, открыв его, постучал по имени на титульной странице. Морис Карлайл.

– Он принадлежал отцу Харпер.

Айзек кивнул.

– Честно говоря, я не знал, как Харпер воспримет то, что мы роемся в его вещах. Но ты сказала, что хочешь убить Зверя… и я сомневаюсь, что мы разгадаем тайну, которая мучила этот город полтора века, играя по правилам.

– Знаю, – тихо ответила Вайолет. – Мне все равно. Он испортил жизнь моей семье. Я хочу, чтобы он умер.

– Как и я.

– Ты уже прочел эти записи и наверняка что-то нашел, иначе не стал бы тратить мое время.

Айзек встретился с ней взглядом, и Вайолет поняла, что не ошиблась.

– Вот, – просто сказал он, открывая блокнот на заложенной странице. – Тут описан ритуал Церкви Четверки Богов, который они пытались провернуть с твоей мамой, чтобы сделать ее сосудом для Зверя.

Вайолет посмотрела на страницу. Текст был написан неразборчивым почерком.

«Зверь предупредил нас, что не выживет в Четверке Дорог в материальной форме без носителя. Если он покинет Серость на долгий период времени, то начнет чахнуть и умрет… Мы не можем позволить этому случиться. Нельзя запирать врата до того, как завершится перемещение его души».

У Вайолет пересохло во рту. Именно это они и искали: слабое место.

– Значит, если мы выманим Зверя, – медленно начала она, – так же, как Церковь, но отрежем ему путь в Серость…

– Он умрет, – закончил Айзек.

– Но как нам закрыть проход?

Он поднял руки в воздух.

– Моя сила распространяется на Серость, помнишь? Я могу уничтожить любой портал.

Вайолет сморщилась, вспоминая, чего стоило Айзеку противостоять Серости, но кивнула.

– Ладно. Но это не отвечает на вопрос, как нам его выманить. Нам понадобится кто-то, кто связан с ним. Кто-то… о…

Внезапно она будто вернулась в ночь ритуала и вновь смотрела на безжизненное тело своей матери в круге из костей. Смотрела на Роузи в своей спальне, в Серости, в башне.

Она не могла снова через это пройти. Не добровольно. Не тогда, когда ей потребовались все силы, просто чтобы сбежать оттуда живой.

– Вот уж нет! – Вайолет захлопнула блокнот. – Я отказываюсь быть приманкой для монстра.

– Ты сама согласилась, что мы не можем играть по правилам, – грубовато возразил Айзек. – И однажды тебе уже удалось выкинуть его из своей головы. Я знаю, что ты сможешь сделать это еще раз.

– Тогда все было по-другому, – прошептала Вайолет, думая о том, как Зверь заставил ее смотреть на медленно разлагавшуюся сестру, как с ее лица слезала кожа. – Да, в тот раз я его победила. Но если он вернется, то уже не даст мне так легко уйти. И мы даже не знаем, сработает ли это. Рискнуть всем ради теории… это безрассудно.

– Возможно, – согласился Айзек. – Но если ты действительно желаешь его смерти, то, скорее всего, это наша лучшая возможность.

– Мне нужно все обдумать. – Вайолет спрятала блокнот в сумку. – Просто дай мне немного времени, ладно?

Лицо Айзека смягчилось. Вайолет оценила, что он не попытался забрать у нее блокнот.

– Хорошо. Но знай, в Четверке Дорог еще никто не добивался перемен, действуя вполсилы. Мы платим за каждую победу.

Взгляд Вайолет метнулся к основателям на стене: таким серьезным, прекрасным и мертвым.

– Знаю, – сказала она, а затем развернулась и вышла за дверь.

Большинство жителей Четверки Дорог не заходили в чащу леса, особенно ночью. Но именно эта часть города нравилась Мэй больше всего. Откинув назад голову, она подвигала плечами, чтобы избавиться от напряжения, и прислушалась к чириканью птиц среди деревьев. Над ней висел желтый полумесяц – растущая луна, окруженная морем рассеянных звезд.

– Кажется, я подвернул лодыжку, – проворчал голос рядом с ней. – Теперь я точно не смогу участвовать в марафоне на следующей неделе.

Напряжение тут же вернулось. Она перевела взгляд с неба на темный силуэт справа – Джастина Готорна, старшего брата, золотого мальчика Четверки Дорог, терзаемого чувством вины, и бесспорного любимчика их матери.

– Ничего, переживешь, – сухо ответила Мэй. – Хватит ныть. И так повезло, что тебя снова взяли в патруль.

– Ага, на испытательный срок.

Мэй с горечью подумала, что это больше, чем Джастин заслуживал, учитывая, в какое дерьмо вляпалась их семья из-за него. Он предал их мать, а она все равно дала ему то, чего он хотел.

Джастин казался невосприимчивым к любым неприятностям – сколько ни сбивай его с ног, он всегда поднимался. Тем временем Мэй порой чувствовала, что разобьется на крошечные осколки, если ей придется разбираться с еще одной катастрофой.

– Давай просто сосредоточимся на завершении маршрута, – сказала она. Брат портил атмосферу ночного леса и напоминал о том, кем она не могла быть. – Нужно оставаться начеку. Мы не знаем, как или когда вернется отец.

Упоминание отца было дешевым трюком, но он сработал – Джастин тоже напрягся.

– Ты точно уверена, что видела его возвращение? – не в первый раз уточнил он.

В семье Готорн не говорили об Эзре Бишопе. Никто не устанавливал это правило намеренно, но Мэй все равно ему следовала – это негласная правда в море другой негласной правды, и Мэй наловчилась уклоняться от всего, что могло нарушить и без того хлипкий баланс между ней, мамой и Джастином.

Но сейчас этого было не избежать. И в глубине души она чувствовала признательность.

Августа ненавидела отца Мэй, а значит, само собой, его ненавидел и Джастин. Но Мэй скучала по нему. Он был единственным человеком, который всегда предпочитал ее Джастину. Который всегда внушал ей веру в то, что она особенная. Да, он не был идеальным, но то же можно сказать и об Августе.

– Уверена. Мама делает вид, что этого не произойдет, но карты не лгут.

Однако они изменились – ради нее. Но Джастин этого не знал. Никто не знал. И хоть Августа отреагировала на новость о возвращении в город своего бывшего примерно так же, как на возвращение своей бывшей – то есть твердо отказывалась это обсуждать, – Мэй знала, что выбранное ею будущее свершится.