Мне подумалось, что у следствия по делу о гибели Алины Маркизовой, если оно вообще было, к всезнающему гуру возникли бы вопросы.

Но ток-шоу – это не судебное заседание, хотя Антон Халатов и любит говорить, будто в спорах, которые ведутся в его студии, рождается истина. Ничего такого там никогда не рождается. Кроме разве что зависти к богатым и знаменитым со стороны бедных и незначительных.

У зрителей в студии были очень выразительные лица, когда соседка Маркизовой вдохновенно и горделиво описывала планировку и обстановку квартиры Алины в элитном доме в центре Москвы. Больше ста квадратов жилой площади, четырехметровые потолки, вид на Кремль, дубовый паркет, антиварная мебель, богатая библиотека, коллекция картин и курительных трубок – Алине Маркизовой жилось совсем неплохо.

Тетки в студии, через одну одетые в китайские кофты с развалов вещевого рынка, искренне недоумевали, чего еще той Алине не хватало. Обиженный экс-любовник Маркизовой подсыпал соли, с редкой дотошностью перечислив все то, чем обладала его бывшая подруга (и чем она не захотела с ним делиться, наотрез отказавшись развить необременительные отношения и вступить в законный брак): две квартиры в столице, две машины, старая прадедова дача в ближнем Подмосковье и новенькая вилла в курортном местечке Болье-Сюр-Мер на Лазурном Берегу прекрасной Франции.

В этот момент камера близко проехалась по зрителям в студии – простодушные тетки и бабки, еще недавно дружно ахавшие и охавшие над судьбой несчастной сиротки, сделались поразительно похожи на злых бульдогов. Была бы та зажравшаяся Алина еще жива – разорвали бы!

Поймав себя на том, что я тоже все меньше сочувствую погибшей, я выключила телевизор. Определенно, в больших дозах то, что льется с наших голубых экранов, принимать не стоит. Я прямо почувствовала, что сама превращаюсь в бульдожистую тетку со злобным взглядом исподлобья. Специально сбегала к зеркалу, чтобы убедиться, что не слишком переменилась в лице.

Зеркало в очередной раз не порадовало, показав усталую физиономию, чей цвет и общие очертания были изрядно далеки от идеала. А идеальную женщину бальзаковского возраста я сегодня видела…

Мысленно я вернулась к утренней встрече с бывшей одногруппницей.

Почему Полина, которая в молодости была дурнушкой, теперь красавица, тогда как у меня дела обстоят с точностью до наоборот? Нет, я еще не страшила, но явно к тому иду. Как сказала Сашка, следую прямым путем на свалку истории.

Возможно, причина в том, что я не знаю того, что известно Полине? Может, она принимает волшебные пилюли от старости, знает какое-то средство Макропулоса?

Это и я бы могла, мне только дайте таблеточку. Я даже готова за нее заплатить, понятно же, что настолько хорошее бесплатным не бывает.

В этот момент проснулась моя совесть.

«Таблеточку тебе? – с укором спросила она. – За денежку купить, проглотить и ничего больше не делать, да? Ах, какая ты умная!»

Я пристыженно вздохнула. Что уж врать самой себе, я лентяйка. Лень – она ведь всем нам матушка, а мне, Лене, считай, еще и тезка.

Шучу. Нет, обязательную программу, включающую добросовестную работу и заботы о воспитании потомства, я всегда выполняла честно, но отдыхать от праведных трудов предпочитала пассивно. В идеале – лежа в кровати с книжкой или сидя на диване у телевизора. А эти приятные занятия значительно расширяют не только кругозор, но и объем талии и бедер.

Вот почему я села с рюмочкой к телевизору вместо того, чтобы посетить онлайн-конференцию, на которую меня настойчиво приглашала Полина?

Тут я поймала себя на том, что за размышлениями с оттенком похвального самоедства как-то незаметно переместилась с дивана у телевизора на кухню, закипятила чайник, достала варенье, печенье и даже отрезала себе кусок мясного пирога, который купила по дороге домой к ужину и сразу по приходу успела уже ополовинить.

С пирогом в руке меня и застала вернувшаяся Сашка.

Мигом оценив ситуацию – я, пирог, печенье, варенье, половина десятого вечера, – дочь сурово сдвинула брови и сказала:

– Даже не думай! Какой плотный ужин в такое время?

– Ты говорила, можно три основных приема пищи и два перекуса. Вот это у меня как раз он – второй перекус. – Вспомнив те лекции о здоровом питании, которые Сашка читает мне регулярно, как «Отче наш», я попыталась вывернуться, но не преуспела.

– Перекус – это фрукты, овощи и орехи! – Дочь подошла, отняла у меня пирог, критически его осмотрела. На лице ее явственно отразилось малодушное желание тяпнуть кусочек, но она мужественно сдержалась, сглотнула слюнки и вернула неправильную еду на тарелку. – Я принесла гранолу и кокосовое молоко, но это на завтрак. Сейчас можешь съесть рукколу, это фермерский органический продукт.

Я с тоской посмотрела на растрепанный зеленый пучок, извлеченный Сашкой из холщовой сумки. Что сумка, что травка выглядели совсем неинтересно.

– А чем плохо органическое мясо? – Я все же потянулась к пирогу, но была нещадно бита рукколой по рукам.

– Как будто ты знаешь, кем то мясо было при жизни! Откуда пирог, опять из осетинской пекарни?

Тяжко вздохнув, я выдернула из пучка малость зелени, вымыла ее под краном, сунула в рот и, демонстративно жуя, ушла к себе.

Нет, волшебную таблетку явно никто еще не придумал, а жаль, очень жаль.

Утро началось с эсэмэски от Полины.

«Тебя не нужно подвезти?» – написала мне она.

«Спасибо, сегодня я сама», – ответила я получасом позже, убедившись, что моя старушка «хонда» сменила гнев на милость и соизволила завестись.

«Завтра установочное занятие, ты же будешь?» – спросила еще Полина.

«Постараюсь», – уклончиво ответила я, и она прислала мне адрес.

Я не знала, хочу ли вступать на путь преображения, потому как предполагала, что он будет тернист и многотруден, а усложнять себе жизнь мне откровенно не хотелось. С другой стороны, мне надоели упреки дочери, обидное сочувствие Натки и собственное отражение в зеркале.

В нем я все чаще напарывалась на тоскливый, как у побитой собаки, взгляд и улыбку столь кислую, что ею можно было квасить капусту. Такой я не нравилась даже самой себе, что уж говорить об окружающих.

Положим, на работе, в стенах родного Таганского райсуда, такой унылый вид был более или менее уместен – сходил за серьезность, но из цветных картинок повседневной жизни моя скорбная фигура грубо выламывалась.

Я отчетливо поняла это, когда в кафе, куда я забежала на обед, вокруг меня образовалась зона отчуждения. Ближайшие ко мне столики пустовали до последнего и заполнились только тогда, когда все места подальше от меня оказались заняты.

Осознав, что по периметру кафе приятные люди оживленно беседуют, смеются и со вкусом обедают, а я в центре сижу зловещая и мрачная, как паучиха Черная Вдова, я подумала, что так совсем не годится. Одно дело – естественная убыль женской привлекательности, ее можно списать на возраст, который никого (кроме Полины Васильевой) не красит, и совсем другое – вот такое отталкивающее впечатление на массы.

Для начала я распрямила плечи, подняла повыше нос, нацепила на лицо улыбку и сделала вид, будто с большим удовольствием вкушаю свой нехитрый обед, состоящий из котлетки с пюре и компота.

В этот момент, словно почувствовав, что я созрела для решительных действий, мне не хватает только легкого побудительного пинка в правильном направлении, позвонила Полина.

– Ты вчера пропустила онлайн-конференцию, – напомнила она. И, поскольку я как раз жевала с набитым ртом и могла ответить только невнятным мычанием, вежливо добавила: – Приятного аппетита.

– Спасибо. – Я прожевала и пояснила очевидное: – Как раз обедаю.

– Чем?

– Да ничего особенного: котлетка, пюре…

– Картошка?! – В голосе моей собеседницы послышался священный ужас, как будто я сказала, что трапезничаю бледными поганками в подливке из яда кураре. – Ты что, не знаешь, что картофель содержит токсичный соланин, который уменьшает запасы кальция в организме и жестко бьет по суставам?