Отличительной чертой настоящего отечественного боевого эколога является ненависть к экологической политике: в первую очередь, своего собственного государства, во вторую – союзников своего государства и лишь в третью, угаснув до простого неодобрения, – к экологической политике противников своей страны, причем этим противникам боевые экологи всегда пытаются найти оправдание (тут же обнаруживая понимание их причин, мотивов и исторических обстоятельств, которое начисто смывается экологическим пафосом, когда они начинают судить собственное государство). Причины такой странной солидарности вполне очевидны. Противники своей страны (любые) действительно рассматриваются боевыми экологами как «свои» – ведь сами они противостоят тому же государству. В «экологическом сообществе» не принято стесняться зарубежного финансирования – оно воспринимается как нечто само собой разумеющееся[14].

Боевые экологи «любят повторять, что им “стыдно” за действия своего государства – однако в данном случае речь, безусловно, идет не о стыде. Стыд есть чувство глубоко дискомфортное, в то время как “стыд за свое государство”» экологов явно воодушевляет. «Если говорить прямо, – поясняет Мараховский, – то их “стыд” – всего лишь злорадство, исполняемое на благородных щах»[15].

15 марта 2019 года вошел в историю благополучной и зажиточной Новой Зеландии как один из самых темных дней.

Во время пятничной молитвы в 13:40 по местному времени в мечети Аль-Нур в тихом городке Крайстчерч раздались выстрелы. В прихожан стрелял 28-летний неонацист, австралиец Брентон Таррант, который вел трансляцию происходящего на «Фейсбуке». Спустя двадцать минут он продолжил расстрел в Линвудском мусульманском центре. Всего в результате кровавой бойни погиб пятьдесят один человек, было ранено сорок девять.

За несколько минут до своего преступления Таррант разослал «манифест», в котором признавал себя «экофашистом». «Окружающую среду разрушает перенаселение. Не мы, европейцы, перенаселяем мир, а захватчики. Убивайте захватчиков, боритесь с перенаселением и тем самым спасайте окружающую среду», – писал «крайстчерчский стрелок».

Издание Vice[16] объясняет: «Экофашизм» – это идеология, которая переживает возрождение в крайне правых кругах и возлагает вину за разрушение окружающей среды на перенаселение, иммиграцию и развитие промышленности[17].

Украинский перевод «манифеста» Брентона Тарранта, в котором заметное место уделяется экологизму (источник фото намеренно не указан во избежание пропаганды идей нацизма)

Многим может показаться странным само сочетание экологии и фашизма в одном слове, ведь с фашизмом связаны самые темные страницы новейшей истории человечества, а вот экология воспринимается как что-то светлое и жизнеутверждающее.

На самом деле эти два явления очень тесно связаны. У фашизма и экологии общие идейные корни и отцы-основатели. В развитых странах с момента своего появления на протяжении многих лет экология была побочным детищем самых реакционных идей – социального дарвинизма, евгеники и мальтузианства. Охрана природы для основателей экологии подразумевала прежде всего ее защиту от «варварского использования» неарийскими расами. По мнению первых западных экологов, в защите нуждалась и сама белая раса.

Даже в самых примитивных обществах существовали ограничения и запреты, связанные с использованием природных ресурсов. Святые места, рощи, урочища, озера, родники охранялись как участки подлинной заповедности в разных районах нашей планеты. И сейчас коренные и малочисленные народы стремятся сохранять такие места.

Заповедные участки имели не только культовое, но и самое непосредственное практическое значение (зачастую охотхозяйственное). Североамериканские индейцы создавали подобия сезонных заказников для бизонов, некоторые африканские племена – для антилоп или слонов, австралийские аборигены – для кенгуру, северные народы – для тюленей; на острове Вайгач[18] рядом со святилищами «дикие ненцы» запрещали охотиться и даже срывать цветы, и так далее.

По мере развития общественных отношений менялось и отношение к охране природы. Как в Западной Европе, так и в Киевской Руси, Московском княжестве, царской России создавались территории, предназначенные для охоты: государевы займища, потешные луга, потешные острова. Возле Москвы такими были Кунцевская местность, Сокольники, Измайловский зверинец, Лосиный остров, в окрестностях Петербурга – Заячий ремиз, Гатчинская охота и другие.

Еще одной причиной, по которой люди охраняли природу, была забота о лесе. Задолго до промышленной революции древесина стала одним из важнейших ресурсов развития, особенно для морских государств. Герой английских баллад Робин Гуд был браконьером в королевском Шервудском лесу (который англичане позднее вырубили под корень), а известная местная футбольная команда называется в его честь «Ноттингемский лес» (Nottingham Forest). И в России именно лесозащита была поставлена ранее других природозащитных практик. Еще в 1701 году Петр Первый подписал первый лесоохранный указ, запрещающий расчистку лесов на расстоянии 30 верст от сплавных рек с целью сохранения строевого леса для кораблестроения.

В европейской культуре фактически с начала эпохи германского романтизма (с конца XVIII века) прослеживаются истоки природозащитных идей в виде преклонения перед первозданной природой – им, к примеру, пронизана вся немецкая культура этого времени: от вносившего в понимание природы идеи развития, самодвижения, взаимодействия, продуктивности, полярности и восхождения[19] Гете, Новалиса, считавшего, что «поэт постигает природу лучше, нежели разум ученого»[20], и Малера, чья программная Третья симфония говорила «об устройстве мира, единении природы, человека и божественного духа»[21], – до философов Гердера и Шеллинга. Романтики восхищались самоценностью и красотой природы, не подвергшейся воздействию человека.

Американские индейцы подносят дары природы. Даже в примитивных обществах существовали запреты, связанные с использованием природных ресурсов

Переселившийся в Париж, ублажающий буржуазную и аристократическую Францию времен Луи-Филиппа и пропагандирующий их классовые интересы Винченцо Беллини в знаменитой каватине «Casta Diva» в опере «Норма» вкладывает в уста главной героини – античной друидской жрицы – благоговение перед «древними священными деревьями»[22].

«Культурно-образовательные и туристические походы и лагеря в сельской местности, – пишет видный шведский эколог Торд Бьорк, – широко охватили многие классы, и с начала XX столетия развилась молодежная контркультура, которая объединяет опыт природы с культурным самовыражением, как в движении “Вандерфогель” (Wandervogel, “Перелетная птица”) в Германии»[23].

Об ущербе, нанесенном природе в результате промышленной революции, сожалели по всей Европе. Благоговейное отношение к природе, к примеру, отобразил в своих работах шотландский историк, писатель и философ Томас Карлейль, утверждавший, что «природу не обманешь»[24]. Романтическому натурализму Карлейля присущ космизм – стремление объединить микрокосм «являющейся» природы со вселенской природой и вечностью, тождественными духу[25]. В изобразительном искусстве Британии возникло целое художественное движение прерафаэлитов, основанное на стремлении вернуться в доиндустриальную эпоху.