Ночью мне приснился сон. Я посещаю Патриарха от политики и приношу ему в подарок новые книги. Но у него на рабочем столе показно красуется огромный фолиант по магии. Я из чувства такта ничего не говорю, но украдкой бросаю жадный взгляд на колдовскую книгу. Мне очень хочется ее полистать. Словно, угадав мое желание, Андрей Александрович, указывая на книгу, шепчет мне: – Будем учиться всякие пакости делать, – будто я подмастерье мага-колдуна и являюсь его единомышленником. Мое девственное нутро не выдерживает этого насилия, и я робко спрашиваю, зачем нужно эти пакости вообще делать? – Из лучших побуждений, – отвечает Патриарх. – Если не делать пакостей, русский народ всей душой отдастся Власти. А это не хорошо. Пакости нужно делать для того, что бы люди смогли сохранить свою индивидуальность, – просвещает меня Андрей Александрович. – Тебе еще многому предстоит научиться. Его рассуждения мне кажутся логичными. Я уже готов согласиться с ним и стать соучастником его игр. Тут сон мой прервался и я проснулся с ощущением недовыговоренного.
Мне иногда казалось, что общение с праведными людьми для Короля Кривых Зеркал не так интересно и граничит с некоторой обыденностью. Куда интереснее было открыть в человеке его темное начало. Мой Визави был специалистом по «трудным орешкам». Казалось, он умел найти доступ к душе каждой нестандартной личности, а, в итоге, оседлать ее норов. Странно, но этот путь лежал через Милосердие. Провоцируя в человеке бунт его темного начала, весьма привлекательно было выступить Хранителем Закона. Праведник, как правило, ждет и требует даров, а не милосердия. Тогда мне открылось, что Власть даров никому не раздает. Ей предпочтительнее проявить милосердие. Как знать, возможно, провоцируя в душе человека бунт, Власть давала ему возможность проявить себя. Самоутвердиться его личности. В этом, помимо прочего, и заключалась школа жизни, которую проходили представители политического бомонда эпохи лихолетия у моего Короля.
В моих аналитических записках, которые готовились для патриарха, я начал высказывать все более и более нестандартные мысли, не вписывающиеся в устоявшийся канон. Мои записки, порой, шокиравали и меня самого. Я, конечно же, не ханжа. Но все же… Я чувствовал, что только в этом случае аналитические записки будут востребованы. Мой расчет оказался верным. Во время одной из встреч Андрей Александрович невзначай заметил, что хранит все мои тезисы у себя в письменном столе. То не был дешевый комплимент. Не того поля был этот человек.
Ночью мне приснился сон. Я нахожусь в городе Париже в районе площади Вогезов. Площадь по всему периметру окружают средневековые здания из красного кирпича. В центре площади разбит парк. Кругом снуют парижане в ермолках, будто речь идет о польском местечке. Многие из них приветствуют меня восклицанием «шалом» как добрые знакомые. В парке старухи, одетые в наряд бедуинок, примостились у детской песочницы и песком чистят кастрюли. Надо же, грязью грязь вымарывают, – подумалось мне в том сне. Мне встречается старьевщик. Странно, что в современном городе востребована эта профессия. Я захожу в небольшой магазинчик. Хозяева магазина, почему то повесили огромный еврейский календарь. Купив минералки, при выходе, я имел неосторожность бросить незначительный комплимент, касающийся «шедевра» полиграфического искусства, висящего на стене. Этот опрометчивый поступок позволил хозяину забегаловки разглядеть родственную душу. Поэтому, он прощаясь чуть ли не на всю площадь громогласно восклицает: «Шалом» и машет мне рукой. Я готов провалиться сквозь землю, ибо все окружающие начинают с любопытством пялиться на новоиспеченного «еврея». – Осталось только ермолку надеть, – думаю я. Мои переживания прерываются нескладными звуками духового оркестра. Они становились все громче и громче. Площадь заполонил табор цыган. Это они выдували медь. Может среди них скрывается «Волшебник Волшебного Города»? – подумал я. Вряд ли. На Волшебнике Парижа лежит огромная ответственность, не только за свой «волшебный» город, но и за нечто большее.
ГОРОД ЧЕТЫРЕХ ВРАТ
Гадание по китайской Книге Перемен: «Обладателю Правды – препятствие. С трепетом блюди середину. Крайность – к несчастью. (Гексограмма Сунн)».
Очередным волшебным городом, куда я попал, был Неаполь. И хотя никакого стража там я не встретил, этот город помог понять суть перемен, которые происходили в моей стране. Новизна впечатлений была какой то странной. Она помогала заглянуть в себя. Внешний мир проявил мир внутренний. Помог увидеть те энергетические бури, которые были запрятаны в глубине души.
Поражала бешеная энергетика города, в котором бурлила жизнь. Эта энергетика разворошила бы любое болото, любую таежную заводь. Кажется, что весь город только тем и занимается, что беспрерывно спаривается. Спариваются огромные океанские лайнеры с причалом; спариваются в подсобках тесных пиццерий бесчисленные посетители; тут же, в печи, спаривается с поленом огонь; спаривается продавец с покупателем на шумных рынках; жарким взглядом спаривается полицейский-постовой с бурлящей толпой; спаривается закон с беззаконием; спариваются бесчисленные туристы с руинами Помпей; спаривается жизнь со смертью; спаривается почти нагая молодежь, возвращающаяся в переполненных электричках с пляжей города – друг с другом и с другими пассажирами; спаривается острое слово неаполитанца с ухом случайного прохожего; спаривается тугой транспортный поток с магистралью; спаривается огненная земля с морем и заставляет его кипеть; спаривается Везувий с Небом. Да и сам Неаполь, кажется, непрерывно спаривается с остальной Италией. Он дает ей импульс. Он дает ей жизнь.
В Неаполе дал знать о себе Змей. Говорят, что это его энергия, скрытая в недрах кипящей Земли, питает город. В Неаполе стерты рамки приличий и устоявшихся догм, где животная энергия ничем не ограничена. Мне кажется, что моему Патриарху понравилось бы здесь. Свобода Духа в нем проявлялась в непосредственности поведения. Устоявшимся правилам и догмам предпочитал свободное странствие в беспредельном. Тесно ему было среди коммунистов. Выискивал себе соразмерников в иных измерениях, в иных странах. Вверху странствовал с тем, что творит вещи. Внизу – с тем, что было за пределами жизни и смерти. Говорят, что где то здесь, в Неаполе, припрятан заветный вход в преисподнюю.
Впечатлений и переживаний было так много, что знакомство со всякими «волшебными стражами» было бы излишним. Помимо этого мне кажется, что я не встретил стража Неаполя потому, что этих стражей очень много и им было, откровенно говоря, не до меня. Они до сих пор обитают в многочисленных святилищах, разбросанных в окрестностях этого Волшебного города. Поражает не только сохранность этих святилищ, но и их ухоженность. Невольно рождается мысль о том, что где то здесь находятся и сами жрицы. Скорее всего, так оно и есть. Может они скрываются под обликом неаполитанских старух, непрерывно играющих в лото, жонглируя прихотями судьбы и небесных предначертаний. В этих святилищах творилась и творится до сих пор мировая история. Будь то Спрерлонга или святилище Кум, где помогли восстать из небытия поверженному троянцу Энею. Молитвами неаполитанских сивилл просуществовал Рим пол тысячелетия. Греку Одиссею неаполитанские сирены, которые водились в изобилии в Сорренто, желали напомнить о божественном измерении. Одна из них, чудачка, все плыла за его кораблем, пока не утонула в заливе.
Неаполь напоминает о том, что есть иные измерения и миры. В археологическом музее города масоны с гордостью показывают артефакты их символики, обнаруженной в Помпеях. Что по идее должно наводить на мысль негласного первенства не столько в непрерывном состязании городов, сколько в состязании идей и мировоззренческих концепций. По иронии судьбы этот город называют Неаполем, то есть Новым Городом, хотя правильнее было бы его назвать Альтерполем, то есть городом другим. Тем, кто является alter ego Рима.
