– И всё же пять тысяч золотых его задобрят, – усмехнулся Влад.

– Должно быть, ты надеешься снова получить от султана войско?

– Скажешь, я глупец?

– Султан не даст тебе войско. Господин, подумай. Мурат только что воевал. Он ещё не скоро накопит денег для следующей большой войны. А вдруг он захочет сначала пойти в Азию и воевать с тамошними беями и эмирами?

– Я подожду. – Теперь юный румынский князь сделался угрюмым.

– Ты будешь ждать пять лет… или десять.

– Лучше ждать десять лет, чем разделить судьбу моего отца и старшего брата. Или я должен встать на колени перед Гуньяди и молить о милости?! – Влад, до этого сидевший в седле вполне спокойно, вскинулся, из-за чего конь решил, что хозяин сейчас пошлёт его в галоп.

Пришлось успокаивать коня, а Войко меж тем твердил своё:

– Господин, ты знаешь, что султан в гневе не менее опасен, чем Гуньяди. Подумай, ведь ты будешь полностью во власти султана. Когда станет ясно, что Владислав снова на троне, тебе придётся просить султана об убежище. И Мурат непременно спросит: неужели ты не предвидел, что в твоё отсутствие твой трон окажется занят? И что ты скажешь? Признаешься, что сбежал от Яноша? Или притворишься дураком и скажешь, что ничего не предвидел? А вдруг султана разгневает твой страх перед Яношем? Или разгневает твоя глупость? Или то, что глупость притворная? Знаешь, как говорят у меня на родине? Голова – не вербное дерево, и если её срубят, из пня уже ничего не вырастет.

Сербская поговорка произвела на юного румынского князя весьма сильное впечатление, и всё же он возразил:

– Это моя голова. Так позволь мне рискнуть ею.

– Господин, прошу тебя – доверься мне. – Войко чуть склонился в сторону господина и положил ему руку на отворот рукава, давая понять, что хочет сказать что-то важное.

Влад остановил коня, а серб продолжал вполголоса:

– Доверься мне, и я найду тебе хорошее убежище в моих родных землях. Пусть я давно не был там, но я знаю эти места. Там есть горные деревни, где ты сможешь пожить вдали от любой власти, будь то власть местных правителей, власть Яноша Гуньяди или султана. А тем временем я съезжу в Молдавию и всё разведаю. Господин, подумай. Ведь в моих краях ты не будешь зависеть от воли султана. Ты сможешь сам определять свою судьбу. Разве тебе этого не хочется?

Влад задумался и решил, что Войко прав, но всё же господин не стал сообщать своё решение слуге немедленно.

День выдался холодным. Декабрьское небо по цвету напоминало блестящий клинок. Холодный воздух тоже заставлял думать о металле. Если резко вдохнуть полной грудью, то казалось, что в лёгкие вонзаются тысячи мелких игл.

Холодам предшествовала оттепель. Недавно выпавший снег растаял, дорогу развезло, а теперь она замёрзла, сделалась твёрдой, но вместе с тем оставалась неровной, с застывшими на ней следами лошадиных копыт и колеями от повозок. Кони – всё те же трое вороных, подаренные султаном, – с трудом находили, куда ступить, и шли будто не по дороге, а по каменистой горной тропе, так что лишь иногда удавалось перейти в рысь.

– Может, поедем полем? – предложил Влад. – Там земля должна быть мягче.

Войко, ехавший справа, оглянулся по сторонам. Вокруг были лишь серо-жёлтые равнины – ни одного селения поблизости, и ни души вокруг. Впереди высился тёмный лес.

– Господин, давай всё же въедем в лес по дороге, – сказал серб. – На поле свежие следы будут видны, а нам лучше следов не оставлять, ведь мы в этом лесу заночуем.

Нае, ехавший слева, подал голос:

– В самом деле, господин. Так будет лучше.

Пусть Нае за прошедший месяц сумел заслужить доверие Влада, но сейчас господину было как-то не по себе. В самой глубине сердца мерзкий голос не уставал повторять: «Вот сейчас твои слуги заманят тебя в лес и убьют там, чтобы завладеть твоими деньгами».

Куш возможным убийцам достался бы большой. Обе перемётные сумы Владова коня были туго набиты мешочками с золотыми и серебряными монетами – княжеской казной, которую Влад взял с собой, когда покинул Тырговиште, спасаясь от венгров.

Венгры, узнав, что турецкое войско уходит, двинулись в Румынию со всей возможной поспешностью, но Влад сейчас почему-то опасался не венгров.

«Почему Войко не хотел, чтобы ты ехал в Турцию? – продолжал мерзкий внутренний голос. – Войко знал, что если ты поедешь в Турцию, то казна достанется султану. Ведь в твоих перемётных сумах те самые пять тысяч золотом, которые ты собирался вручить Мурату как дань. Войко потому уговорил тебя довериться, что решил забрать золото себе».

Сейчас Влад был закутан в длинный тёмный плащ и выглядел обычным путником, но слуги-то знали, что под плащом скрывается кольчуга, надетая поверх кафтана. На боку, разумеется, висел меч и всё же господин почему-то опасался своих слуг, не имевших доспеха, а вооружённых только для вида – ни Войко и Нае не умели толком пользоваться мечами.

«Пусть Войко крупнее меня, но если бы он вздумал напасть на меня, я бы его победил, – мысленно спорил Влад со своим недостойным страхом, угнездившимся в сердце. – Нае так вообще хлипкий. Одного удара хватит. Да и не собираются они на меня нападать. И убивать тем более не собираются».

«А вдруг, когда ты упражнялся в битве на мечах, Войко нарочно поддавался тебе? – продолжал шептать мерзкий голос. – Вот сейчас окажется, что он владеет мечом гораздо лучше, чем ты думал. И ты умрёшь. И твой труп будет брошен на растерзание лесным зверям, а неприкаянный дух останется бродить меж деревьями вплоть до конца времён. А значит, твоя месть Яношу и Владиславу останется неосуществлённой».

«Замолчи! – мысленно приказал Влад. – Рядом со мной не просто слуги, а лучшие слуги. Этим людям я верю. Я не стану подозревать их в измене как раз потому, что хочу осуществить свою месть. Ни одно большое дело не делается в одиночку. Если я перестану верить всем вокруг, то не смогу отомстить. А если не смогу отомстить, то мне и жить незачем. Пусть будет что будет, а веру в людей я не утрачу».

В лесу путешественники довольно скоро съехали с дороги и углубились в чащу. Коням стало идти проще, несмотря на то что им приходилось грудью проламывать лесные заросли. Наконец обнаружилась небольшая поляна, удобная для стоянки. Деревья, окружавшие её, ещё не вполне облетели. Кроны задерживали снег и дождь, поэтому под ними было сухо – пожухлая трава даже не заиндевела. Иней виднелся лишь на стеблях высокого бурьяна, разросшегося на середине поляны, но этот бурьян всё равно мог послужить хорошей разжишкой для костра.

Все спешились, но Владу только и оставалось наблюдать, как его слуги ловко и быстро рассёдлывают лошадей, достают припасы, разводят костерок. Усевшись на одно из сложенных на землю сёдел, Влад только-только протянул ладони к огню, чтобы погреть, а Войко, кланяясь, уже подал господину на жестяном блюде кусок холодного жареного мяса и пресную лепёшку, ещё не зачерствевшую, ведь они находились в пути всего третий день:

– Лучший способ согреться, это поесть, господин.

Вслед за господином принялись за еду и слуги. На костерке тем временем подогревался горшочек с разбавленным вином, а привязанные кони нашли себе пищу сами, объедая ту траву, которая ещё не успела пожухнуть окончательно.

– Если дозволишь, господин, то я, не дожидаясь завтра, отправлюсь посмотреть, добрались ли остальные до места, – сказал Войко, доедая свой кусок мяса, а лепёшку пряча за пазуху.

Он имел в виду остальных слуг Влада, которые вместе со всем хозяйским скарбом – на телегах, запряжённых волами, – должны были добраться до селения, которое находилось отсюда довольно далеко – в нескольких часах пути.

Ещё в Тырговиште было решено, что путешествовать так будет безопаснее: слуги на телегах отправятся из города по главной дороге, ни от кого не таясь, а Влад, Войко и Нае, взяв с собой самое ценное, поедут на конях кружным путём. Соединиться всем предстояло в деревне Былтэнь, но не той Былтэнь, что возле Тыргу-Жиу, где отец Влада два года назад встретил свою смерть, а другой – возле города Слатины.