— Ну, Бога ради, Дуглесс! — взмолился он, протягивая к ней руки.
— Не прикасайся ко мне! Сбереги объятия для твоей очаровательной Летиции! Скажи только: неужели красота ее стоит того, чтобы весь род Стеффордов прекратил свое существование? Чтобы умерли ты и твоя мать?
Руки у Николаса как-то бессильно повисли, и он сказал:
— Да если я сообщу всему нашему семейству и дому Калпинов, что решил нарушить клятву, не жениться, потому что некая женщина из будущего утверждает, будто моя невеста может потом прикончить всех Стэффордов, меня сочтут просто глупцом; а с тобой… с тобой обойдутся не слишком-то хорошо!
— Значит, ты жизнью готов пожертвовать, только бы о тебе дурно не говорили, да?
Сжав руки в кулаки, Николас мучительно искал способ растолковать ей, к чему может привести его отказ жениться.
— Разве у вас там, в вашем веке, вы не заключаете контрактов? — спросил он. — Ну, таких законных сделок на бумаге?
— Разумеется, заключаем, — отозвалась она. — Мы заключаем договоры и контракты на все на свете, в том числе и брачные контракты подписываем, но при этом в брак следует вступать по любви, а не…
— Но мы не вступаем в брак по любви, мы не можем этого себе позволить! — воскликнул он. — Погляди вокруг. Ты видела, сколько всякого добра в этом доме? И это лишь один из домов, которыми владеет мое семейство! И богатства эти появились у нас, потому что предки мои женились и выходили замуж ради поместий, а не по любви! Мой дед, например, женился на сущей мегере, но она принесла с собой в приданое три дома и полным-полно посуды!
— Да, Николас, эти рассуждения я понимаю, но брак… брак — это нечто такое интимное! Это не то, что заключить контракт на какую-нибудь работу: брак предполагает любовь и детей, и еще — дом, и чувство защищенности, и приобретение друга! — возразила Дуглесс.
— Стало быть, можно жить в нищете, зато с тем, кого любишь! — парировал Николас. — А что, эта самая «любовь» будет кормить тебя, одевать, поддерживать тепло в доме зимой?! Брак-то и подразумевает куда большее, чем то, о чем ты говоришь! Но ты бедна, и поэтому понять этого не способна!
— К твоему сведению, я вовсе не бедна! — воскликнула Дуглесс, и глаза ее засверкали от гнева. — Совсем даже не бедна! Наша семья очень богата, и денег у нас полно. Но это вовсе не означает, что я не хочу любви и готова продаться за высокую цену!
— Каким же образом твое семейство приобрело свои богатства? — тихо спросил Николас.
— Я толком не знаю, — ответила она. — У нас они как-то всегда были… Мой отец говорил, что наши предки вступали в брак… — Тут она запнулась и посмотрела на него.
— Так на ком женились твои предки? — спросил он.
— Ой, ни на ком! Это была просто шутка! Он ничего особенного не хотел этим сказать!
— На ком все-таки?! — настаивал Николас.
— На богатых женщинах! — сердито ответила она. — Да, он говорил, что наши предки весьма преуспели в выборе богатых невест!
На это сообщение Николас никак не отреагировал — просто стоял и смотрел на нее.
Гнев ее тотчас улетучился, и, приблизившись к нему, она обняла его и крепко-крепко к нему прижалась.
— Ладно, — воскликнула она, — женись на деньгах! Возьми в жены самую богатую в мире женщину, но Бога ради, только не Летицию! Она — дрянь! Она причинит тебе зло, причинит зло всем вам!
Николас отстранил ее от себя, чтобы поглядеть ей в глаза, потом сказал:
— Летиция Калпин — самое большее, на что я могу рассчитывать. Я же младший сын в семье, самый обычный рыцарь, и у меня ничего нет, все принадлежит Киту! И мне повезло, что брат столь щедр и позволяет мне жить за его счет. Те земли, что принесет в нашу семью Летиция, будут во благо всем нам. Как же я могу отплатить черной неблагодарностью брату, который дал мне столь много?
— Летиция — вовсе не самое большее, на что ты можешь рассчитывать! — возразила Дуглесс. — Ты нравишься женщинам и можешь найти другую. Если тебе суждено жениться на деньгах, мы поищем другую невесту, богатую, но не столь амбициозную, как Летиция!
Снисходительно улыбаясь, Николас ответил:
— Но спать с женщиной — вовсе не то же самое, что вступать с ней в брак! И тут ты должна мне верить: Летиция для меня — хорошая партия. И не чадо хмурить брови! Я буду в полной безопасности, разве ты сама этого не понимаешь?! Ведь Летиция была опасна, пока я ничего не знал о ее планах, но теперь знаю все и вполне смогу постоять и за себя, и за свою семью!
— Ты что, всякий раз, садясь на лошадь, станешь проверять, не подрезал ли кто подпруги, да? А как насчет подсыпанного в пищу яда? А как быть, скажем, с проволокой, натянутой поперек лестницы?! А если она наймет подонков, которые забьют тебя до смерти?! А как насчет того, что тебя утопят? Или сожгут?!
Все с той же снисходительной усмешкой Николас ответил тоном, каким обычно говорят с детьми:
— Я рад, что тебя это так волнует! Вот ты и поможешь мне следить за тем, чтобы ничего не случилось!
— Кто?! Я?! — воскликнула она, отпрянув от него, — Я, да?!
— Ну да, ты! — ответил он. — Ты останешься со мной. — И, бросив на нее свой особый взгляд из-под ресниц, добавил:
— Станешь прислуживать моей жене.
Дуглесс понадобилось некоторое время, чтобы отреагировать на это его предложение.
— Ага, значит, прислуживать твоей жене?! — с деланным спокойствием спросила она. — То есть ты хочешь сказать, что я буду помогать ей одеваться, проверять, не слишком ли горяча вода в лохани для ее купания, и делать другие подобные же вещи, да?!
Однако ее интонация не могла обмануть его. — Ну, Дуглесс же, — воскликнул он, — любимая моя, дорогая, единственная! Это будет не так уж плохо: мы сможем большую часть времени быть вместе!
— И что, это самое «время вместе» будем проводить с письменного разрешения твоей жены? Так, да?!
— Послушай, Дуглесс! — взмолился он.
— И ты еще можешь спрашивать, согласна ли я на это, после того, что ты наговорил по поводу моей жизни с Робертом?! Да, по крайней мере, живя с Робертом, я была для него единственной женщиной! А ты… ты просишь меня прислуживать этой… этой убийце! А что, по-твоему, я стала бы делать по ночам, пока ты будешь заделывать ей твоего наследника, а?!
Выражение лица у Николаса стало напряженным, и он ответил:
— Но ты не вправе требовать от меня соблюдения целибата! Ты же сама говоришь, что не можешь спать со мною, потому что боишься, что тебя вернут в будущее!
— А, ну, конечно! Понимаю: значит, только я могу соблюдать целибат, и это — замечательно! А тебе, господин жеребчик Махо, нужно, видите ли, еженощно спать с новыми и новыми женщинами! А что, интересно, ты станешь делать в те ночи, когда Летиция скажет тебе «нет!», а?! За горничными будешь гоняться и зазывать их в беседку, что ли?!
— Ну, в таком тоне тебе непозволительно со мной разговаривать! — воскликнул Николас, и глаза его потемнели от гнева.
— Да?! Непозволительно, значит?! — вскричала она. — Но если один человек проделывает путь длиной в четыре сотни лет исключительно для того, чтобы предупредить об опасности другого, а этот другой единственно из-за своего тщеславия и слушать его не желает, то в этом случае позволительно высказать все, что хочется, черт тебя побери! Валяй, женись на своей Летиции, и сам увидишь, трогает это меня или нет! Давай, убивай Кита, убивай свою мать! Теряй свои поместья, которые ты, дьявол тебя побери, считаешь столь ценными! И теряй свою башку!
Выкрикнув последнюю фразу; она кинулась бегом по лабиринту, не соображая куда бежит, глаза ее застилали слезы.
Буквально через три минуты она сбилась с пути и просто плакала, остановившись на какой-то дорожке. А может, все-таки никому не дано изменить ход истории? — думала она. — Может, просто судьбой предназначено, чтобы Кит умер, а Николасу отрубили голову? Может, вообще никогда и не предполагалось, что хоть кто-то из семейства Стэффорд выживет? Может, никто на свете неспособен изменить то, что должно произойти?!
