Рыжеволосая хрупкая девушка с бездонными зелеными глазами и миловидным личиком, усеянным веснушками, двигалась по направлению к ним.

— Мне тоже трудно пока признать, что его с нами нет, Мейз, — кивнула она, обойдясь без приветственных речей.

Даниэль опустил голову, понимая, что она не удостоила его своим вниманием. По крайней мере, не так явно, как ему бы этого хотелось. Он хотел, чтобы она заметила, как он измотан, как много сил тратит на то, чтобы обеспечить безопасность группе. Хотел, чтобы она сказала об этом, ведь это бы значило, что она прощает его недосмотр в Дарне. В конце концов, Жюскин сам нарвался на неприятности в игорном доме Аргонса! Он должен был быть осмотрительнее, он подставлял своим легкомысленным поведением всю группу, но совершенно об этом не задумывался. Разве мог Даниэль за всем уследить? Цая должна была признать, что не мог. Признать, что его вины здесь нет.

Но Цая молчала.

— Я говорила с Эндри. Вы идете на разведку?

Голос, напоминающий перезвон нежных колокольчиков. Даниэль был готов убить за то, чтобы изгнать из этого голоса печаль.

— Да, — строго проговорил он, не дав Мейзнеру ответить первым. — Собираемся прямо сейчас.

— Я тоже пойду.

Это была сухая констатация, не просьба. А ведь, по мнению всей группы, у Даниэля был непререкаемый авторитет. Однако Цая Дзеро частенько забывала об этом. Она не бросала вызов — вовсе нет! Ей удивительным образом удавалось выглядеть совершенно невинной, когда она перечила кому-либо. Ни угрожающий облик бандита Аргонса в Дарне, ни строгий назидательный взгляд Даниэля Милса — ничто не имело над ней настоящей власти. Она словно испарялась из любой, даже самой жесткой хватки. О том, что кому-то может просто не хватать сил ее удержать, Даниэль старался не думать.

— Это опасно, — напомнил он, подавляя внутреннее желание пресечь ее вольное поведение. Если она, как и всегда, просто не заметит его попыток передавить ее силой воли, для него это станет настоящим провалом. Не только в собственных глазах, но и в глазах группы.

— Это опасно для всех. Однако вы же идете, — справедливо заметила Цая.

— Даниэль прав, тебе лучше не… — начал Мейзнер и тут же замолчал, натолкнувшись на обжигающий взгляд девушки.

— Я понимаю, о чем ты думаешь, — мягко сказала она. — Но я знаю, что должна быть там с вами. Пожалуйста, позвольте мне пойти. — Она встретилась взглядом с Даниэлем и теперь выглядела почти умоляющей. Сердца Даниэля сжались и застучали неровно. Он знал, что она все равно пойдет с ними. Отговаривать ее не было смысла.

— Хорошо, — вздохнул он. — Зови Эндри. Выдвигаемся прямо сейчас. Мейзнер, дай ей свой кинжал. — Столкнувшись с изумленным взглядом друга, Даниэль кивнул. — На всякий случай. И, дадут боги, он не понадобится.

***

Оказавшись в перелеске, данталли разделились. Цая направилась на северо-запад, к основному тракту на Леддер. Когда она высказала мысль, что нужно разделиться и проверить несколько участков, Даниэль не стал возражать, но и поддержки эта идея у него явно не встретила. Он сказал лишь, что надеется на благоприятный исход разведки, потому что в случае неблагоприятного группе придется сниматься с места и искать другое укрытие, несмотря на то, что Деллиг не успел оправиться от болезни.

Цая углубилась в перелесок и, держась за деревьями, чтобы не попадаться на глаза возможным путникам, приготовилась в случае чего дать условный сигнал. Она прислушивалась к редкому птичьему пересвисту и искала птиц глазами, чтобы при необходимости как можно быстрее взять нескольких под контроль, заставить их взмыть высоко в небо и описать три круга. Такова была ее идея. Этот сигнал распознают ее друзья, но не поймет никто другой. Мейзнер был в восторге от этой хитрости. Даниэль…

Даниэля, похоже, после ухода из Дарна вообще ничего не радовало.

Цая не винила его в том, какая судьба постигла Жюскина. Гусь был игроком и разыгрывал партию с Тарт всю свою жизнь. В какой-то момент богиня удачи должна была от него отвернуться. В Дарне это произошло. Цая знала, что к такому невозможно подготовиться, и все же, когда это произошло, она не испытала настоящего горя. Она сама толком не понимала, что испытывала: чувств было слишком много и одновременно словно не было никаких. Чувства как таковые вообще всегда казались Цае Дзеро слишком сложными.

Отвлекая молодую данталли от раздумий, где-то вдали послышался шум. Мужские голоса. И много. Явно больше десятка.

Цая спряталась за стволом дерева и издала мелодичный свист, похожий на птичью перекличку. Какая-то птица почти сразу отозвалась ей. Цая повернулась на звук и уловила взмах серых крыльев.

— Помоги мне, — шепнула она, сосредотачиваясь.

Черная нить, видимая лишь глазу данталли, вырвалась из ее руки, связавшись с маленькой марионеткой.

— Где твои друзья? — так же шепотом спросила Цая. Она не знала, зачем разговаривает с птицей, но это помогало ей усилить концентрацию. Сознание животных отличалось от людского. Контролировать примитивный разум, руководствующийся только инстинктами, было сложнее: о многом приходилось забыть. Стать птицей. Чувствовать, как птица.

Марионетка послушно склонила голову, выискивая сородичей.

Один. Другой. Третий.

Миг спустя набралась небольшая стая. Нити Цаи связались с каждой птицей, после чего она заставила их взмыть высоко вверх и закружить над кронами деревьев с громким пересвистом.

Пожалуйста, пусть они заметят, — взмолилась девушка богам Арреды.

Она подержала нити несколько минут, а затем отпустила. Предварительно она позаботилась о том, чтобы хорошо укрыться за соснами. Совсем скоро на нее накатит боль и режущая тошнота. Некоторое время она будет совершенно беспомощной, и только милость Тарт защитит ее.

***

Даниэля привлек странный шум. Птицы начали петь громче прежнего, и он невольно поднял глаза к небу.

Небольшая стайка описывала над деревьями круг — похоже, уже не первый. Это была стая, ведомая нитями, тянущаяся от направления, в котором ушла…

— Цая! — выдохнул Даниэль и очертя голову побежал на зов. Позволить себе потерять еще и ее он просто не мог.

***

Генерал Эллард Томс уже который день проводил в пути. Рерих Анкордский в последний миг перед отправкой дополнительных людей на малагорскую операцию сказал, что может довериться только ему, а это значило, что впереди генерала Томпса ждало изнурительное морское путешествие к берегам Обители Солнца.

Томпс был крайне недоволен сложившимися обстоятельствами. Мало того, что вместо солдат его нынешняя военная сила по большей части состояла из каторжников, которым анкордский монарх пообещал свободу, почести и земли, если они успешно вернутся с операции, так еще и работать предстояло не с кем-нибудь, а с Бенедиктом Колером. Томпс ненавидел Колера еще со времен окончания Войны Королевств. Когда этот напыщенный индюк явился в Анкорду после разоблачения Мальстена Ормонта при дэ’Вере, он вел себя так, будто это он здесь король. Даже Рерих невольно испытывал перед ним трепет — как по мнению Томпса, совершенно незаслуженный. Можно было только представить, что Колер возомнит о себе сейчас, когда ему предстоит командовать операцией, которую поддержал почти весь Совет Восемнадцати. А ведь он даже не военный! Что он может знать о стратегии и тактике? По сути, он охотник с минимальными задатками политика и неплохой оратор. Хватит ли этого, чтобы грамотно провести такую сложную военную кампанию? Томпс надеялся хотя бы на то, что у Бенедикта Колера хватит ума слушаться советов умных людей…

Отряд генерала передвигался на нескольких повозках. Сорок человек, тридцать из которых были каторжниками, не производили впечатления грозного войска.

Позор, да и только, — подумал Томпс, окидывая их взглядом. Военное прошлое было, дадут боги, у трети его бандитского отряда. Если бы не десяток военных, включая его самого, которые следили за дисциплиной, многие из них наверняка бы давно совершили побег, и до Леддера добрались бы лишь единицы.